По залу пробежало оживление, и все внимание Эрики переключилось на дверь, где несколько шокированная публика встречала новую группу гостей. Когда на пороге появилась Нелли Лоренц, на мгновение все затаили дыхание. Эрика тут же вспомнила статью, которую отыскала в спальне. Голова сразу разбухла от мыслей.
С конца 1950-х благосостояние Фьельбаки было связано с консервной фабрикой Лоренцев. Там работала почти половина трудоспособного населения, и Лоренцы считались чем-то вроде королевской семьи в маленьком поселке. Но возможностей для развития светской жизни здесь не имелось, поэтому клан держался особняком и с высоты холма, на котором стояла их огромная вилла, смотрел на Фьельбаку как на свои владения.
Фабрику основал Фабиан Лоренц в 1952 году. Выходец из рыбацкого рода, он должен был продолжить дело отца и деда. Но рыбные ресурсы истощались, и это заставило умного и амбициозного молодого человека ступить на другой путь.
Он начинал с нуля, а после его смерти в конце семидесятых вдова Нелли Лоренц получила не только безупречно функционирующее предприятие, но и значительное состояние. В отличие от супруга, которого в поселке любили, Нелли пользовалась репутацией бесчувственной и высокомерной особы. Она редко бывала на людях и общалась лишь с немногими, во время истинно королевских аудиенций, которые назначала сама.
Именно поэтому появление Нелли Лоренц в доме Биргит и Карла-Эрика произвело такой ошеломляющий эффект и дало пищу сплетням и пересудам на много месяцев вперед. В нависшей тишине был бы слышен стук упавшей булавки. Нелли милостиво позволила Хенрику снять с нее меха и под руку с ним вошла в гостиную. Устраиваясь в кресле между Биргит и Карлом-Эриком – очень выборочно, – раздавала приветствия. Когда фру Лоренц погрузилась в светскую беседу с родителями Алекс, публика навострила уши.
Одной из тех, кто удостоился кивка местной королевы, была Эрика. Она считалась ближайшей соседкой Лоренцев и незадолго после смерти родителей тоже удостоилась приглашения на чашку чая, которое вежливо отклонила, объяснив это тем, что еще не оправилась от потрясения.
Сейчас Эрика наблюдала за Нелли, расточавшей Биргит и Карлу-Эрику свои сдержанные чувства, если таковые вообще могли быть в этом высохшем теле, во что верилось с трудом. Худая, костлявая Нелли глянцевым остовом торчала из дорогого платья. Похоже, она всю жизнь морила себя голодом, чтобы поддерживать презентабельный вид. Но то, что скрашивается естественной свежестью в молодости, в старости выглядит иначе. Правда, на лице Нелли с заострившимися чертами не было и следов морщин, но это лишь наводило на мысль о скальпеле, пришедшем на помощь природе.
Главное ее достоинство составляли волосы. Пышные, серебристо-седые, они были уложены в элегантную прическу и так туго стянуты на затылке, что кожа на лбу натянулась, придав лицу Нелли несколько удивленное выражение. По оценке Эрики, фру Лоренц было чуть за восемьдесят. Поговаривали, что в молодости она работала танцовщицей в одном из сомнительных заведений в Гётеборге, где ее и отыскал Фабиан. Это подтверждала вышколенная грация, сквозившая в каждом ее движении. Хотя, согласно официальной версии, Нелли никогда близко не подходила к танцевальным заведениям и была дочерью какого-то консула из Стокгольма.
Утешив скорбящих родителей, Нелли вышла на веранду и подсела к Юлии. Публика не подала виду, из последних сил сдерживая нарастающее удивление. Разговоры продолжались, но все внимание было устремлено на странную пару.
Эрика наблюдала за Нелли и Юлией из своего угла, куда удалилась после того, как от нее отошла Франсин. Впервые за сегодняшний день она видела улыбку на лице Юлии. Девушка спрыгнула с подоконника и села на ротанговый диванчик рядом с Нелли, где они долго шептались, прижавшись друг к другу.
Что могло быть общего у этих столь разных женщин? Эрика покосилась в сторону Биргит. На лице матери Алекс высохли слезы, она смотрела на Юлию округлившимися от ужаса глазами. Интерес к Нелли сразу принял другой оборот. Теперь Эрика думала о том, что, возможно, ей и стоило бы посидеть с фру Лоренц за чашкой чая.
Покинув дом на холме, Эрика почувствовала облегчение и полной грудью вдохнула свежий зимний воздух.
Патрик волновался. Давненько он не готовил ужин для женщины, тем более той, которая ему нравилась. Все должно было быть в лучшем виде.
Мурлыча под нос песню, Патрик нарезал огурцы для салата. После долгих и мучительных размышлений он остановил выбор на говяжьем филе, которое сейчас томилось в духовке на последней стадии готовности. Соус пузырился на огне сверху, и у Патрика заурчало в желудке.
День выдался тяжелый. Уйти с работы пораньше не получилось, поэтому прибираться пришлось в срочном порядке. Патрик и не подозревал, в какой упадок пришел дом с тех пор, как ушла Карин.
Но Эрика не должна была все это видеть. Было бы обидно подпасть под стереотип молодого холостяка с вечным бардаком в квартире и пустым холодильником. Выходит, Карин в одиночку тащила весь этот немалый воз, а он принимал домашний уют как должное. Он вообще многое принимал как должное, не задумываясь о том, скольких усилий это требует…
Когда в дверь позвонили, Патрик снял передник и в последний раз оглядел себя в зеркале. Волосы, несмотря на пенку, торчали в разные стороны.
Эрика, как всегда, выглядела фантастически. Щеки раскраснелись от мороза, пышные светлые локоны падали на воротник пуховой куртки. Патрик слегка приобнял гостью, вдохнув запах парфюма, и впустил ее в тепло.
Накрытый стол ждал. Пока разогревалось мясо, можно было заняться салатом. Патрик исподтишка наблюдал, как Эрика расправляется с половинкой фаршированного креветками авокадо. Он хотел угадать ее реакцию.
– Вот уж не думала, что ты способен сообразить обед из трех блюд, – сказала Эрика, жуя авокадо.
– Для меня самого это стало неожиданностью, – признался Патрик. – Ну… будем! – Он поднял бокал. – И добро пожаловать в ресторан «Хедстрём».
Они сомкнули бокалы, пригубили холодное белое вино и занялись едой.
– Как ты? – Патрик посмотрел на Эрику из-под нависшей челки.
– Ничего, в последнее время стало легче.
– Как ты вообще оказалась на допросе? Сколько лет прошло с тех пор, как ты общалась с Алекс и ее семьей?
– Двадцать пять, не меньше. Честно говоря, сама не знаю. Я как будто попала в смерч и теперь не могу или не хочу из него выбираться. Думаю, Биргит я нужна как напоминание о лучших временах. Но в общем и целом я далека от всего этого, поэтому мое присутствие на допросе совершенно не важно… – Она вздохнула. – Как расследование? Выяснили что-нибудь?
– Извини, но я не могу обсуждать эту тему.
– Понимаю. Прости, я не подумала.
– Ничего страшного. Я даже рассчитываю на твою помощь. Ты ведь знала эту семью раньше и общаешься с ними сейчас. Можешь поделиться своими впечатлениями о людях, которые окружали Алекс?
Эрика отложила приборы и задумалась, как бы понятнее изложить свои ощущения. Патрик внимательно слушал, по ходу подавая горячее. Задавал вопросы. Его удивляло, как у Эрики получилось собрать столько информации за такой короткий срок. Женщина, которая до сих пор была для Патрика безликой жертвой убийства, на глазах обретала плоть и кровь.
– Понимаю, что ты не можешь об этом говорить, но… может, у вас уже есть какие-нибудь версии? Кто ее убил?
– Нет. Признаюсь, в расследовании мы не особенно продвинулись. Любая наводка будет как нельзя кстати.
Патрик вздохнул, провел пальцем по краю бокала. Эрика думала.
– У меня есть еще кое-что, что, возможно, будет тебе интересно.
Она потянулась за сумочкой и вытащила на стол сложенную бумажку. Патрик развернул газету и вопросительно поднял брови.
– И при чем здесь Александра?
– Я задаю себе тот же вопрос. Эту газету я нашла в ворохе нижнего белья Алекс, в ящике ее письменного стола.
– Нашла? – еще больше удивился он. – И когда же ты успела заглянуть в ее письменный стол?
По тому, как покраснела Эрика, Патрик понял, что она от него что-то скрывает.
– Ну… как-то вечером я вошла в ее дом и порылась там немножко…
– Ты… что сделала?
– Знаю, знаю, молчи. Это была чудовищная глупость с моей стороны. Со мной так всегда: сначала делаю, потом думаю… – Эрика продолжала говорить, только чтобы не дать Патрику вставить слово. – Так или иначе, вышло так, что эта газета из ящика Алекс попала ко мне.
Хедстрём не стал уточнять, как же это так «вышло», благоразумно рассудив, что этого ему лучше не знать.
– Как ты думаешь, что бы это значило? – продолжала Эрика. – История двадцатипятилетней давности. Как она может быть связана с Алекс?
– Что ты вообще об этом знаешь? – спросил Патрик.
– Не больше, чем здесь написано. Нильс Лоренц, сын Нелли и Фабиана Лоренц, бесследно пропал в семьдесят седьмом году. Тело так и не нашли, хотя версий было много. Одни полагали, что он утонул в море, другие – что сбежал за границу, прихватив отцовские денежки. Судя по тому, что я о нем слышала, Нильс Лоренц не был симпатичным парнем, поэтому многим больше пришлась по душе вторая версия. Думаю, Нелли просто избаловала своего единственного сына. После его исчезновения она была безутешна, а Фабиан и вовсе не оправился. Умер от сердечного приступа годом позже. И теперь единственный наследник их состояния – приемный сын, которого они взяли за год или около того до исчезновения Нильса. Официально Нелли усыновила его только через два года после смерти мужа… Это лишь малая часть того, что говорили об этом в поселке, и я все еще не понимаю, при чем здесь Алекс. Их семьи связаны как будто только тем, что одно время Карл-Эрик работал в конторе при лоренцевской фабрике. Еще до того, как они переехали в Гётеборг; мы с Алекс тогда были маленькие. То есть с тех пор прошло больше двадцати пяти лет.
Тут Эрика вспомнила недавний вечер в доме Карла-Эрика и Биргит и рассказала Патрику о появлении там Нелли и о том, что она почти все время говорила с одной Юлией.