Эрика поворчала, но послушно упала на диван. Когда подошел Патрик, приоткрыла один глаз.
– Надеюсь, ты не намерен раздевать меня донага?
– Нет-нет… ничего такого… у меня и в мыслях не было ничего подобного… – быстро заговорил он и покраснел.
– Успокойся, я пошутила, – она рассмеялась. – Ну, давай, убивай.
Он стащил ее с дивана на пол, предварительно отодвинул журнальный столик. Поначалу пытался ухватить ее за запястья, но это, по-видимому, оказалось не слишком удобно, поэтому Патрик взял Эрику под мышки и поволок к ванной. Она тут же в полной мере ощутила свой вес. Должно быть, Хедстрёму казалось, что она весит не меньше полутонны. Эрика попыталась помогать ему, отталкиваясь ногой от пола, но Патрик быстро призвал ее к порядку. В последние недели ей следовало бы строже придерживаться диеты от «Виктвэктар», которую она, честно говоря, совсем забросила. И вот результат. Вдобавок ко всему на животе задрался пуловер, так что ключи от машины едва не вывалились из кармана. Эрика попыталась втянуть живот, для чего глубоко вдохнула. Но в следующий момент ей все равно пришлось выдохнуть.
Кафель в ванной оказался таким холодным для ее голой спины, что Эрика вздрогнула. Патрик осторожно опустил ее на пол.
– Да, это вполне реально. Тяжело, конечно, но возможно. Да и Алекс весит чуть меньше, чем ты.
«Спасибо», – мысленно ответила Эрика, пытаясь незаметно для Патрика опустить пуловер на животе.
– Теперь злоумышленнику остается только поднять тело в ванну.
Патрик шумно вдохнул и взял Эрику за лодыжки. Но в этот момент она вырвалась, вскочила на ноги и отряхнулась.
– А вот с этим у тебя ничего не выйдет. Синяков для одного раза более чем достаточно. И потом, у тебя все равно не получится положить меня в ванне так, как лежала Алекс.
Патрик не стал настаивать и снова вышел в гостиную.
– Поместив бесчувственное тело в ванну, убийца включил воду и перерезал жертве вены на руках и ногах, той самой бритвой, которую нашли на месте преступления. После чего ему оставалось замести следы – ополоснуть бокалы и стереть отпечатки пальцев. И пока он это делал, Алекс умирала в ванне, истекая кровью. Поразительное хладнокровие.
– А отопление? Оно было выключено к тому времени, как Алекс вернулась во Фьельбаку?
– Да, похоже на то, и это нам на руку. Собрать улики с тела, неделю пролежавшего при комнатной температуре, было бы затруднительно. Отпечатков Андерса на нем точно не осталось бы.
Эрика поежилась при одной мысли об отпечатках на мертвом теле.
Они продолжили обход дома. Эрика решила повнимательней приглядеться к спальне Алекс и Хенрика, осмотр которой в прошлый раз был так внезапно прерван, но не увидела ничего необычного. Чувство, что чего-то не хватает, осталось, и раздражало еще сильней оттого, что Эрика никак не могла понять его причины. Она поделилась этим с Патриком, и он тоже пришел в отчаяние. И окончательно смутился, когда Эрика рассказала ему о вторжении в дом какого-то человека, которого она так и не видела и от которого пряталась в гардеробе.
Патрик вздохнул, опускаясь на край кровати с балдахином, и попытался помочь Эрике вспомнить, чего же такого не хватает в комнате.
– Оно большое или маленькое?
– Не знаю, Патрик; наверное, маленькое. Иначе я сразу поняла бы, что это, ведь так? Вот, например, если б эта кровать с балдахином исчезла, я заметила бы это наверняка.
Она улыбнулась, присаживаясь рядом с ним.
– Но где именно оно должно было быть? На столе? Возле кровати? У двери?
Патрик взял с прикроватного столика небольшой кусочек кожи. Это выглядело как клубная бирка, с выжженной посреди надписью детским почерком: «ТМ, 1976». На обратной стороне были странные отпечатки, похожие на пятна высохшей крови. Патрик спросил Эрику, что бы это могло значить.
– Не знаю, – ответила она. – Если б я знала, наверное, не сидела бы здесь так и не рвала бы на себе волосы.
Скосила на него глаза. В профиль у Патрика были длинные, черные ресницы и идеальная щетина на подбородке. Достаточно отросшая, чтобы ощущаться как не слишком жесткая наждачная бумага, и не настолько длинная, чтобы царапать кожу.
– Что такое? – Патрик заметил ее внимание. – У меня что-нибудь с лицом?
Он испуганно промокнул рот. Эрика быстро отвернулась.
– Ничего. Было немного шоколадной крошки на щеке, но теперь все чисто.
Оба замолчали.
– Мы как будто не особенно здесь продвинулись, да? – осторожно спросила Эрика.
– Нет, похоже. Позвони мне, когда вспомнишь, что именно здесь пропало. Это ведь очень важно, что кто-то приходил сюда; он вполне мог это взять.
Они тщательно заперли входную дверь, и Эрика снова положила ключ под коврик.
– Тебя подвезти?
– Спасибо, Патрик, я, пожалуй, прогуляюсь.
– Тогда увидимся завтра вечером.
Хедстрём переминался с ноги на ногу, снова чувствуя себя неловким четырнадцатилетним подростком.
– До завтра, встретимся в восемь вечера, – подтвердила Эрика. – Приходи голодный.
– Я постараюсь, но не могу обещать. Кажется, наелся на всю жизнь.
Патрик, смеясь, похлопал себя по животу и кивнул через улицу, в сторону дома Дагмар Петрен.
Эрика улыбнулась и помахала рукой Патрику, отъезжавшему в своей «Вольво». Он уже ждал завтрашнего вечера со смешанным чувством неуверенности и почти панического страха.
Эрика направилась домой, но не прошла и нескольких метров, как остановилась. Ей вдруг пришла идея, которую непременно следовало проверить. Она уверенно повернула к дому Алекс, взяла ключи из-под коврика и вошла в прихожую, основательно потоптавшись на пороге, чтобы стряхнуть снег.
Что делает женщина, если мужчина, которого она ждет к романтическому ужину, запаздывает? Звонит ему, конечно! Оставалось надеяться, что телефон у Алекс современный, а не модная нынче «Кобра» или бакелитовый антиквариат. И здесь Эрике повезло. На кухонной стене висел новенький «Доро». Эрика дрожащим пальцем нажала кнопку последнего исходящего вызова. Если после смерти Алекс аппаратом никто не пользовался, то…
Пошли сигналы. После седьмого Эрика хотела было положить трубу, когда наконец послышался голос. Не дождавшись конца сообщения, бледная как смерть Эрика осторожно повесила трубку. В голове будто что-то щелкнуло. Она вдруг поняла, чего не хватало в спальне на втором этаже.
Мелльберг кипел от ярости. Он носился по участку, как взбешенная фурия. Лучшее, что мог сделать в такой ситуации каждый из его подчиненных, – залезть под стол и переждать бурю там. Но у здоровых взрослых людей не принято прятаться друг от друга под столами. Поэтому приходилось терпеть и проклятия, и ругань, и самые изощренные оскорбления.
Первый удар приняла на себя Анника. За месяцы работы под руководством Мелльберга она успела обрасти слоновьей кожей, но и на ее глазах впервые появились слезы. К четырем часам Анника решила, что с нее довольно. Она ушла с работы, купила мороженого в «Консуме» и заела свое горе перед телевизором, переключенным на канал «Гламур».
Мелльберга довело до бешенства то, что он был вынужден отпустить Андерса Нильсона. Комиссар нутром чуял, что тот и есть убийца Александры Вийкнер. Еще пара часов беседы наедине – и признание было бы у него в кармане. Но вместо этого появилась эта сопливая свидетельница, которая якобы видела, как Нильсон возвращался домой как раз перед началом очередной серии «Разделенных миров». Получалось, что бывший подозреваемый около семи вошел в свою квартиру, а в четверть восьмого Биргит говорила по телефону с Алекс. Мир встал с ног на голову.
Но и это не всё. Был еще Хедстрём, со своими дурацкими идеями и предчувствиями. Слава богу, Мелльберг в полиции не первый день. Если чему его и научил долгий опыт, то это тому, что на самом деле все просто. Не существует ни скрытых мотивов, ни всемирного заговора. Только отморозки, осложняющие жизнь честным гражданам. Поймаешь отморозка – поймаешь преступника, таково основное правило жизни.
Комиссар достал мобильник и выбрал номер Патрика Хедстрёма.
– Где вы, черт вас дери? – Тут было не до приветствий. – Ковыряетесь в носу?.. А мы здесь, представьте, работаем… Да, сверхурочно… Не знаю, знакомо ли вам это слово… Если нет, я позабочусь о том, чтобы вы больше не утруждали себя подобными вещами… В Танумсхеде, во всяком случае.
Сразу полегчало. Молодых выскочек надо держать на коротком поводке, пока не распоясались.
– Немедленно поезжайте к свидетельнице, которая видела Нильсона дома в семь вечера. Надавите на нее, выкрутите ей руки… добейтесь от нее правды, наконец… Да, немедленно, черт возьми…
Мелльберг бросил трубку. Стоило поручить кому-нибудь грязную работу – и жизнь сразу стала более сносной. Комиссар откинулся на спинку стула, открыл верхний ящик письменного стола и похожими на сосиски пальцами выудил оттуда упаковку шоколадных шариков. Тому, кто много работает, требуется хорошая подзарядка.
Когда позвонил комиссар, Патрик уже направлялся к Танумсхеде со стороны Греббестада. Он развернулся возле гольф-клуба во Фьельбаке и тяжело вздохнул. Время далеко за полдень, а дел в участке невпроворот. Сам виноват, не нужно было задерживаться во Фьельбаке. С другой стороны, он не мог не заехать к Эрике. Она для него как магнит; он не властен над собой, оказавшись в поле ее притяжения. Патрик вздохнул еще раз. Это не может кончиться ничем хорошим. Он едва оправился после Карин – и вот уже на скорости сто двадцать километров в час мчится навстречу новым потрясениям… Просто мазохизм какой-то. После развода год ходил сам не свой. Днями напролет пялился на экран – на всех этих «Уокеров», с их «невыполнимыми миссиями» и «техасскими бензопилами». Да уж, лучше «ТВ-шоп», чем ворочаться с боку на бок одному в двуспальной кровати, когда перед глазами только Карин с другим мужчиной, – худший из сериалов.
Но с Эрикой все гораздо серьезнее, сложнее, безумнее и головокружительнее, чем с Карин. Значит, как подсказывала Патрику логика, и падение должно быть глубже и болезненней – вот и вся разница.