– Нет пока. Она как будто мало похожа на Алекс, я слышал?
– Совершенно не похожа. Они скорее полная противоположность друг другу – во всяком случае, внешне. Обе одинаково замкнуты, но в Юлии чувствуется озлобленность, а Алекс была… как бы это сказать… скорее равнодушной, что ли. Такой вывод я сделала – по крайней мере, из бесед с ее знакомыми. Юлия как вулкан, в ней кипит ненависть… Я выражаюсь сумбурно?
– Нет, мне так не кажется. Писатели вообще знатоки человеческой природы. Кому, как не вам, видеть людей насквозь?
– Ради бога, перестань называть меня писателем. Я пока не заслужила этот титул.
– После четырех опубликованных книг ты не считаешь себя писателем?
Лицо Патрика отразило искреннее недоумение, и Эрика была вынуждена объясниться:
– Да, четыре биографии, пятая в работе. И я не умаляю их достоинств. Но писатель, по-моему, это тот, кто пишет из глубины собственного сердца, а не просто пересказывает чужие жизни. В тот день, когда я наконец напишу что-нибудь свое, я стану писателем.
Эрике вдруг подумалось, что она не открыла Патрику всей правды. Внешне принципиальной разницы между книгами о Сельме Лагерлёф и об Алекс не существовало – и то и другое было биографией. Но биография Алекс задевала в ее душе особые струны и должна была – по замыслу, во всяком случае – выразить личность автора. Эрика имела возможность, оставаясь в заданных событийных рамках, управлять душой книги. Но она не могла объяснить этого Хедстрёму. До сих пор никто не знал, что она собралась писать такую книгу.
– То есть Юлия интересовалась тобой и Алекс, – повторил Патрик. – А у тебя была возможность расспросить о ее отношениях с Нелли Лоренц?
Подумав, Эрика решила, что не вправе и дальше скрывать от него эту информацию. Быть может, он сумеет сделать из нее полезные выводы, что у самой Эрики не получилось… Это и был тот маленький кусочек пазла, который она утаила от него в прошлый раз, когда ужинала у него дома. С тех пор Эрика не слишком далеко продвинулась в своем расследовании, поэтому молчать дальше не имело смысла. Но для начала нужно было выставить на стол горячее.
Эрика наклонилась, забирая у Патрика тарелку, и задержалась в таком положении чуть дольше, чем нужно. Она хотела ввести в игру все свои козыри, – и на этот раз, судя по выражению лица Патрика, зашла с туза. Бюстгальтер «Вандербра» стоимостью пятьсот крон оправдал все ожидания.
– Позволь забрать у тебя это…
Патрик взял тарелку Эрики и пошел на кухню. Эрика сняла с огня кастрюлю, слила воду и поручила Патрику истолочь картофель в пюре. Сама попробовала соус, плеснула в него портвейна и добавила хорошую ложку сливочного масла. Достаточно – и никаких сливок. Осталось вытащить из духовки филе и нарезать ломтиками. Прелесть – Эрика поневоле залюбовалась. Мясо было слегка розоватым, но без красной жидкости внутри, свидетельствующей о том, что оно не готово. В качестве овощной приправы Эрика выбрала вареную свеклу, которую выложила в то же блюдо от «Рёрстранд», что и картофельное пюре.
Патрик помог отнести все это в столовую. Эрика подождала, пока он наберет себе в тарелку горячего, и только потом ошарашила главным:
– Юлия – единственная наследница состояния Нелли Лоренц.
Как видно, вино попало Хедстрёму не в то горло, потому что он закашлялся и ударил себя в грудь.
– Прости, что ты сказала? – выдавил Патрик сквозь слезы.
– Я сказала, что Юлия – единственная наследница состояния Лоренцев, – повторила Эрика, наливая ему воды в стакан. – Я видела завещание Нелли.
– Могу я спросить, где ты его видела?
– Заглянула в мусорную корзину, когда была у нее в гостях.
Подавив приступ кашля, Патрик с непониманием уставился на Эрику. Та продолжала, пока он одним долгим глотком осушал стакан воды:
– Копия завещания лежала в мусорной корзине. Там черным по белому было сказано, что Юлия Карлгрен объявляется единственной наследницей состояния Нелли Лоренц. Разумеется, Ян получит свою законную долю, но все остальное – Юлия.
– И Ян знает об этом?
– Не думаю. – Эрика говорила, наполняя свою тарелку. – Я спрашивала Юлию, откуда она так хорошо знает Нелли Лоренц. Разумеется, она ничего не объяснила толком. Только что-то насчет работы на консервной фабрике в летние каникулы. Не сомневаюсь, что в этом она не солгала, но это в лучшем случае малая часть правды. Заметно ее нежелание говорить на эту тему.
Некоторое время Патрик молчал. Затем произнес:
– А ты не думала о том, что в этой истории замешаны две очень странные пары? До неправдоподобия странные, я бы сказал. Первая – Алекс и Андерс, вторая – Юлия и Нелли. Что, если между ними существует нечто общее? Некое связующее звено, которое и есть ключ к разгадке?
– Алекс, – подала идею Эрика. – Что, если Алекс и есть связующее звено?
– Нет, – Патрик покачал головой. – Думаю, это было бы слишком просто. Здесь есть кто-то или что-то еще. Некто, кого мы не видим, или нечто, чего мы не замечаем.
Он помахал вилкой с кусочком филе.
– Есть еще Нильс Лоренц. Вернее, история его исчезновения. Помнишь ее? Ты ведь жила тогда во Фьельбаке.
– Я была маленькой, детям обычно многого не рассказывают. Но мне запомнилось, что по поводу этого случая было много шушуканий.
– Шушуканий?
– Да. Это когда все замолкают, стоит тебе только войти в комнату. «Тсс… только не при ребенке…» Ну и тому подобные реплики. Другими словами, мне нечего сказать по этому поводу, кроме того, что вокруг истории исчезновения Нильса Лоренца ходило много слухов. Я была ребенком и не могла этого знать.
– Гмм… что ж, тогда мне придется копнуть глубже. Нильс Лоренц стоит в списке моих планов на завтра. Ну а сегодня я ужинаю с женщиной, которая не только красива, но и прекрасно готовит. За здоровье хозяйки!
Патрик поднял бокал, и Эрика почувствовала, что у нее загорелись щеки. И не комплимент по поводу кулинарных способностей вогнал ее в краску. Патрик назвал ее красивой. Подумать только, насколько стала бы проще жизнь, если б люди могли читать мысли друг друга! Вся эта игра потеряла бы смысл. И Эрике не нужно было бы гадать, насколько она интересна Патрику и интересна ли вообще. Но так бывает разве у подростков. С годами сердца черствеют, и люди отгораживаются друг от друга все более непроницаемыми стенами.
После того как Патрик управился с третьей порцией, они оставили тему убийства и переместились на террасу, чтобы дать желудкам немного отдохнуть перед десертом. Сидели каждый в своем углу на диване и смаковали вино. Заканчивалась вторая бутылка, когда оба в полной мере ощутили его действие. Тело вдруг стало тяжелым и теплым, а голову словно набили ватой. Ночь снаружи стояла беспросветная, беззвездная, и это создавало ощущение окутывающего их черного кокона.
Сейчас они были единственными людьми во вселенной. Эрика не могла припомнить, когда еще чувствовала в себе такое умиротворение. Она подняла руку с бокалом и обвела вокруг себя.
– И Анна хочет это продать, представляешь? Это ведь не только самый красивый дом на земле, у него своя история. Не только наша с Анной, но и тех, кто жил здесь до нас. Знаешь ли ты, что этот дом построил один морской капитан для своей семьи в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году? Его звали Вильгельм Янсон, и рассказ о нем будет печален, как и большинство рассказов о том времени. Итак, эти стены Вильгельм Янсон возвел для себя и своей молодой жены Иды. Здесь они и жили с пятью детьми разных возрастов, а на шестом ребенке Ида умерла при родах. В те времена не существовало понятия «отец-одиночка», поэтому в дом въехала незамужняя старшая сестра капитана, которая взялась присматривать за детьми, пока брат был в море. Но Хильда – так ее звали – оказалась не лучшей приемной матерью. Это была самая богобоязненная женщина в округе, что говорит о многом, если принять во внимание религиозность остальных. Дети шагу ступить не могли без напоминания о грехах и посмертном за них воздаянии. Прижизненным же воздаянием была розга и твердая рука Хильды. Сегодня ее посчитали бы садисткой, но в то время подобные методы воспитания считались делом обычным. Капитан Янсон не так часто бывал дома, поэтому не сразу учуял неладное. Он-то полагал, что заниматься детьми – женское дело, а его, отцовское, – обеспечить им крышу над головой да хлеб на столе. Но как-то он заметил, что младшая дочь, Мэрта, вот уже неделю ходит со сломанной рукой. Тут-то Хильда была немедленно изгнана с позором, а капитан, не привыкший тратить времени попусту, стал подыскивать другую приемную мать для детей среди местных незамужних женщин. На этот раз его выбор оказался удачным. Он женился на Лине Монсдоттер – настоящей крестьянской девушке, которая полюбила его малышей как своих собственных. Их следы в этом доме повсюду, стоит только приглядеться – выбоины, зарубки на стенах и тому подобное.
– И как получилось, что этот дом купил твой отец?
– Со временем дети капитана Янсона рассеялись по миру кто куда. Сам капитан и его жена Лина, вдоволь получив друг от друга, оставили этот мир. В доме остался их старший, Аллан. Он никогда не был женат, и под старость, когда стало тяжело управляться с домом, решил его продать. В то время папа как раз только женился на маме, и они подыскивали себе жилье. Папа влюбился в этот дом с первого взгляда, так он рассказывал. Он не сомневался ни секунды.
Вместе с ключами от дома Аллан передал папе эту историю. Для него было важно, чтобы папа хоть немного знал о тех, кто топтал до него эти половицы, так он сказал. Кроме того, оставил бумаги. Множество писем, которые посылал капитан Янсон своей Иде, а затем и Лине из самых разных уголков земного шара. Сохранились даже розги, которыми Хильда наказывала детей. Они до сих пор висят в подвале. Мы с Анной часто спускались туда, когда были маленькими, посмотреть на них и пожалеть несчастных малышей.
Эрика подняла глаза на Патрика и продолжила:
– Теперь ты понимаешь, почему одна мысль о продаже так разрывает мое сердце? Если мы продадим этот дом, то потеряем его навсегда. Его просто не станет. Представить себе только, что какой-то толстосум из Стокгольма снимет эти полы и заменит обои на новые, с ракушками… Не говоря уже о панорамных окнах, которые появятся на террасе быстрее, чем я успею произнести слово «безвкусно». Что станет с чернильными ростовыми метками на внутренней стороне двери в кладовую? Они сделаны рукой Лины. Может, этот стокгольмец заинтересуется письмами, в которых капитан пытался описать южные моря своим женам, в жизни не бывавшим нигде за пределами родного прихода? Их история за