– Поверите ли, но, кажется, я кое-что понял. – Ян подался вперед и помахал в воздухе сигарой. – Кто-то звонил нам на автоответчик и молчал. Мы слышали только дыхание в записи. То же происходило несколько раз, когда я брал трубку. Должно быть, это и был Андерс… Знать бы еще, откуда у него наш номер.
– Почему он звонил вам?
– Не имею ни малейшего понятия, – Ян развел руками. – Зависть… Наши деньги многим колют глаза. Такие, как Андерс, часто винят в своих несчастьях других, особенно тех, кому удалось кое-что сделать в своей жизни.
Объяснение прозвучало неубедительно, притом что возразить на него что-либо было трудно.
– Полагаю, вы стерли эти записи на автоответчике? – спросил Патрик.
– Да, к сожалению. – Ян наморщил лоб, демонстрируя свое сожаление. – Нам ведь многие звонят, рад бы помочь, но… Обещаю, что сохраню запись, как только Андерс объявится в следующий раз.
– Он больше не объявится, – Патрик покачал головой.
– Почему?
Невозможно было определить, насколько искренним было его удивление.
– Потому что Андерс найден убитым.
Сигарета зависла в воздухе. Ян уронил пепел себе на брюки.
– Андерс убит?
– Да, его тело обнаружили сегодня утром.
Патрик внимательно наблюдал за Лоренцем. Видеть бы, что творилось в голове Яна в эту минуту… Если это была актерская игра, то невероятно талантливая.
– Это тот же, кто убил Алекс?
– Об этом рано говорить. – Патрик не должен был допустить, чтобы он сорвался с крючка. – Итак, вы уверены, что не были знакомы ни с Андерсом Нильсоном, ни с Александрой Вийкнер?
– Я целиком и полностью отдаю себе отчет, с кем я знаком, а с кем – нет. Я знаю, как они выглядят, но не более того. – Ян Лоренц снова улыбался и выглядел спокойным.
Патрик решил опробовать другое направление.
– В доме Александры Вийкнер найдена вырезка из газеты «Бохусленинген» с заметкой об исчезновении вашего брата. Не догадываетесь, чем ее могла так заинтересовать эта статья?
И снова Ян развел руками и выпучил глаза, изображая полное недоумение.
– Исчезновение моего брата в свое время потрясло многих. Возможно, Александра сохранила газету просто как память о том событии.
– Возможно. А что вы сами об этом думаете? Есть несколько версий…
– Думаю, что Нильс до сих пор живет в какой-нибудь теплой стране. Хотя мать уверена, что он стал жертвой несчастного случая.
– Вы были близки?
– Нет, не могу этого утверждать. Нильс был намного старше меня, не говоря уже о том, что не желал делить родительскую любовь с каким-то там воспитанником. Но мы не были врагами, скажем так. Скорее, оставались равнодушны друг к другу.
– Это ведь после его исчезновения Нелли вас усыновила, так?
– Совершенно верно, спустя год или около того.
– И вы получили полкоролевства в придачу?
– Ну, можно сказать и так.
От сигары остался жалкий окурок. Рискуя обжечь пальцы, Лоренц затушил его в дорогой пепельнице.
– Несмотря на печальные обстоятельства, я отработал то, что получил, даже с лихвой. Когда я принял консервную фабрику, производство шло на спад. Я реконструировал всю структуру, начиная от самых основ, и теперь мы экспортируем рыбу и морепродукты по всему миру, включая США, Австралию и Южную Америку.
– Почему Нильс сбежал за границу, как вы считаете?
– Наверное, мне не следовало бы этого говорить, но как раз перед этим с фабрики исчезла крупная сумма денег. Пропало кое-что из одежды, сумка, паспорт…
– Почему не заявили в полицию?
– Мать не захотела. Она все твердила, что здесь какая-то ошибка, что Нильс не мог так поступить… Матери, знаете ли. Думать хорошо о детях, можно сказать, их обязанность.
Он зажег еще одну сигару. В тесной комнатке, пожалуй, было и без того слишком накурено, но Патрик не возражал.
– Не желаете? – спросил Лоренц, протягивая коробку. – Кубинские, скручены вручную.
– Нет, спасибо. Я не курю.
– Жаль. Вы не знаете, какого удовольствия себя лишаете.
Ян покрутил в руке свою сигару. Патрик решил поднять новую тему.
– В нашем архиве есть материалы о пожаре, в котором погибли ваши родители. Должно быть, это тяжело – пережить такое… Сколько лет вам тогда было? Девять? Десять?
– Десять. Вы правы, это было тяжело. Но мне повезло. Немногие сироты удостаиваются таких опекунов, как Лоренцы.
Патрик подумал, что говорить в таком контексте о везении несколько неуместно.
– Насколько я понял, подозревали поджог. У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
– Нет, вы же читали рапорты. Полиция так ни на кого и не вышла. Отец имел привычку курить в постели и мог уснуть… – Впервые за время беседы Ян Лоренц стал проявлять признаки нетерпения. – Могу я спросить, какое отношение это имеет к убийству? Я почти не помню родителей и, честно говоря, не совсем понимаю, при чем здесь мое тяжелое детство?
– Наша задача – заглянуть под каждый камень. Из квартиры Андерса был сделан звонок в ваш дом, и я должен все выяснить. Хотя, похоже, этот след и в самом деле никуда не ведет. Прошу прощения, если злоупотребил вашим драгоценным временем.
Патрик поднялся и протянул руку. Ян протянул свою только после того, как отложил сигару.
– Ничего страшного, не волнуйтесь. Было приятно побеседовать.
Теперь он играл заметно хуже – возможно, просто устал.
Ян пошел впереди, Патрик следовал за ним по пятам по лестнице. Контраст между интерьером подвального помещения и первого этажа был разительным. Жаль, что Нелли не поделилась с невесткой телефоном своего дизайнера.
Патрик покидал дом Лоренцев со странным чувством. Во-первых, потому, что все-таки успел заметить в этом роскошном интерьере нечто подозрительное – так, мелочь, совсем незначительную деталь, которая тем не менее привлекла внимание Хедстрёма как указание на нечто куда более важное. И потом, что-то с этим парнем и в самом деле было не так. Тут Патрик вернулся к своему первому о нем впечатлению – слишком совершенен.
Уже ближе к семи вечера, когда снегопад усилился, Хедстрём стоял у нее на пороге. Эрика так обрадовалась его появлению, что сама себе удивилась. Броситься ему на шею оказалось самой естественной вещью на свете. Он поставил на пол прихожей два пакета с логотипом «ИСА» и заключил ее в объятия.
– Я скучал по тебе.
– Я тоже.
Они поцеловались. Желудок так громко заурчал, что Патрик воспринял это как призыв отнести наконец пакеты на кухню. Похоже, он накупил слишком много еды, но Эрика прибрала все в холодильник. Словно по молчаливому соглашению, за время готовки они ни слова не сказали о том, как прошел день. И только когда сели за стол друг напротив друга, Патрик завел разговор о том, что произошло.
– Андерс Нильсон мертв. Обнаружен в своей квартире сегодня утром.
– Это ты его обнаружил, когда приехал туда от меня?
– Нет, его нашли немногим раньше.
– И что с ним случилось?
Патрик ответил не сразу:
– Его повесили.
– Повесили? То есть ты хочешь сказать, что его убили? – Эрика не могла скрыть своего волнения. – Это тот же, кто убил Алекс, да?
Патрик задался вопросом, сколько раз уже слышал сегодня эту фразу. Но у Эрики она действительно вырвалась сама собой.
– Есть основания так полагать, – ответил он.
– Вы уже прорабатываете какие-нибудь версии? Есть свидетели? Вы нашли что-нибудь конкретное, что связывает оба убийства?
– Спокойно, спокойно, не всё сразу, – Патрик выставил ладонь, останавливая поток вопросов. – Большего я пока сказать не могу. Поговорим о чем-нибудь более приятном. Как прошел твой день, например.
Эрика криво улыбнулась. Она совсем не была уверена в том, что ее день – более приятная тема. Да и рассказывать об этом должен был Дан, а не она.
– Я поздно проснулась и бо́льшую часть дня писала. Как видишь, все намного скучнее, чем у тебя.
Их руки соединились над столом, пальцы сплелись. Так приятно было сидеть вместе посреди темноты, плотно охватившей дом снаружи… Огромные хлопья, как звезды, падали с ночного неба.
– И еще я много думала об Анне и продаже дома, – продолжала Эрика. – Я бросила трубку, когда она говорила, и до сих пор жалею об этом. Кажется, я повела себя как эгоистка. Я думала только о том, как продажа дома отразится на мне и моей жизни. Но ведь Анне приходится совсем нелегко, и она пытается всеми доступными ей способами выправить ситуацию. Даже если она что-то делает не так, это не со зла. Конечно, иногда она бывает наивна и отказывается думать своей головой, но ведь она отвечает за семью. А я в последнее время вымещаю на ней свое отчаяние. Быть может, дом и в самом деле лучше продать. С такими деньгами я смогу купить себе другой, пусть и меньше. Похоже, я действительно слишком сентиментальна. Нужно идти дальше, а не жалеть о том, что ушло в прошлое.
Патрик понял, что Эрика имеет в виду не только дом.
– Как это было? – спросил он. – Я имею в виду ту аварию… если, конечно, ты можешь об этом говорить.
– Нет, всё в порядке, – успокоила его Эрика и глубоко вздохнула. – Они гостили у моей тети в Стрёмстаде. Домой возвращались затемно. Шел дождь, было холодно. На дороге лежала ледяная корка. Папа всегда был осторожным водителем, но там как будто на дорогу выскочил какой-то зверь. Папа резко притормозил, машину занесло, и она врезалась в дерево на обочине дороги. Они умерли мгновенно. Так, по крайней мере, сказали нам с Анной. Как было на самом деле, конечно, никто не знает.
Одинокая слеза скатилась по щеке Эрики, а Патрик, перегнувшись через стол, утер ее рукой. Он взял Эрику за подбородок и заставил смотреть ему прямо в глаза.
– Вам так не сказали бы, если б это не было правдой. Уверен, что они умерли без мучений.
Эрика молча кивнула. Она доверяла Патрику, поэтому после этих слов у нее словно гора с плеч свалилась. Машина сгорела, и Эрика много бессонных ночей мучилась мыслью, что родители могли успеть почувствовать охватившее их со всех сторон пламя. Только сейчас она впервые поверила, что это было не так. Горе осталось, но отчаяние ушло прочь. Патрик продолжал вытирать катившиеся из ее глаз слезы.