Для Юлии же Нелли Лоренц открыла новый мир. Впервые девочка увидела человека, который с ней считался. Хотя у Нелли был Ян, кровное родство много значило в ее понимании, поэтому однажды она сказала Юлии, что хочет сделать ее своей наследницей. И Юлия изменилась, Карл-Эрик заметил это сразу. Она стала боготворить Нелли, как до того – Алекс.
Все это пронеслось в голове Карла-Эрика, как только он увидел в дверях гостиной Юлию со скрещенными на груди руками и освещенную со спины льющимся из кухни мягким светом. Самое печальное было, что они с Биргит любили Юлию, несмотря на то, что сама Юлия ни за что не поверила бы в это, – вот самое печальное. Просто она была гадким утенком, чужим птенцом в их гнезде, и рядом с ней они слишком остро ощущали свою беспомощность. Теперь же стало ясно, что они потеряли ее навсегда, даже если физически Юлия все еще оставалась в их доме.
Хенрик выглядел так, словно ему не хватало воздуха. Он опустил голову к коленям и закрыл глаза. На какое-то мгновение Карл-Эрик засомневался, стоило ли приглашать его сюда. Он сделал это, потому что Хенрик, как член семьи, имел право знать правду. И тоже любил Алекс.
– Юлия…
Биргит протянула руки в неловком умоляющем жесте, но та уже повернулась к ней спиной. По лестнице застучали шаги.
– Мне жаль, что так получилось. Я чувствовал, что здесь что-то не так, но никогда не думал… Не знаю, что и сказать. – Патрик беспомощно развел руками.
– Мы и сами не знали, что должны говорить… во всяком случае, друг другу. – Карл-Эрик испытующе посмотрел на жену.
– Как долго Нильс Лоренц преследовал ее?
– Этого мы точно не знаем. Алекс отказывалась говорить на эту тему. Может, несколько месяцев, а может, и год… – Карл-Эрик смутился. – И здесь ответ на ваш следующий вопрос.
– Какой?
– О связи между Алекс и Андерсом. Андерс Нильсон тоже был его жертвой. За день до переезда мы нашли записку, которую Алекс написала Андерсу. Из нее следовало, что он стал жертвой насилия со стороны Нильса. Похоже, они как-то почувствовали или узнали друг в друге товарищей по несчастью – я понятия не имею как – и стали искать друг у друга поддержки. Я взял эту записку и отправился к Вере Нильсон. Рассказал ей, что случилось с Алекс и, возможно, с ее Андерсом тоже. Это далось мне нелегко. Андерс – единственное, что у нее было. В глубине души я надеялся, что Вера сделает то, на что у нас не хватило духу, – заявит на Нильса в полицию и призовет его к ответу. Но она, похоже, оказалась так же слаба, как и мы.
Тут Карл-Эрик, словно инстинктивно, принялся массировать грудь. Боль все усиливалась, и теперь под пальцами буквально бушевал огонь.
– И вы действительно не знаете, где сейчас Нильс?
– Не имею ни малейшего понятия. Надеюсь, он страдает, где бы он ни был.
В груди будто что-то накалялось. Пальцы онемели, и Карл-Эрик понял, что это серьезно. Перед глазами начало темнеть. Он еще различал контуры предметов и движущиеся рты говорящих, но звуки лились ему в уши словно при ускоренной перемотке. На мгновение во взгляде Биргит угасла злоба, и он почувствовал некоторое облегчение, но когда ее глаза округлились в ужасе, понял, что что-то пошло не так. А потом все поглотила темнота.
После сумасшедшей гонки в Сальгренскую больницу Патрик сидел в машине и пытался взять себя в руки. Он следовал за «Скорой» на своей машине, а потом оставался с Биргит и Хенриком до получения известия о том, что Карл-Эрик благополучно пережил критическую стадию сердечного приступа.
Для Патрика это был особенный день. Он многое повидал за время службы в полиции, но история Карлгренов потрясла его до глубины души. Хедстрём не сомневался в ее правдивости и все-таки не мог взять в толк то, что услышал. Как можно «идти дальше», пережив то, что выпало на долю Алекс? Ее не просто изнасиловали и лишили детства, но и заставили весь остаток жизни иметь перед глазами живое напоминание о пережитом ужасе. Как ни старался Патрик, он не находил никаких оправданий тому, что сделали ее родители. И не мог представить себе, как это – дать уйти от ответственности тому, кто сломал жизнь твоему ребенку. Не говоря о том, чтобы пытаться все это замолчать. Неужели незапятнанность фасада важнее жизни и здоровья родной дочери? У Патрика не хватало сил это понять.
Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на подголовник. Сгущались сумерки, и пора было возвращаться домой, но Патрик не чувствовал в себе ни желания, ни сил. Даже мысли об Эрике не могли заставить его завести машину. Его мир рухнул в одночасье, словно из-под него выбили некую несущую основу.
С другой стороны, ужасная история помогла собрать воедино разрозненные до того кусочки пазла. Поэтому полицейский в Патрике был удовлетворен, в чем он признавался себе не без чувства вины. Так много вопросов разрешила эта беседа… Но ощущение собственной беспомощности лишь усилилось, потому что убийство Алекс и Андерса все еще оставалось тайной, покрытой мраком. Похоже, мотивы все-таки лежали в прошлом. Патрику трудно было допустить, что это не так. И это единственная явная связь между Алекс и Андерсом.
С другой стороны, зачем кому-то понадобилось убивать жертвы давнишнего насилия? Почему именно сейчас? Что такое поднялось из глубин прошлого, что могло развязать эту кровавую бойню? Патрик не представлял себе, с какой стороны браться за дело, и это приводило его в отчаяние.
Беседа в доме Карлгренов наметила большой прорыв в расследовании и тут же завела его в тупик. Патрик прокручивал в уме увиденное и услышанное за день, пока ему вдруг не пришло в голову, что путеводная нить находится при нем, в этой машине. Он совсем забыл о ней за всеми потрясениями и суматохой. Когда же понял, что имеет уникальную возможность обследовать эту улику более основательно, и вовсе воспрял духом. Немного удачи – вот и все, что ему для этого требовалось.
Патрик включил телефон, проигнорировав три пропущенных голосовых сообщения, и набрал в поисковике Сальгренскую больницу. Выбрал номер коммутатора и нажал кнопку вызова.
– Сальгренская больница.
– Мое имя Патрик Хедстрём. Меня интересует, работает ли у вас Роберт Эк? Отделение судмедэкспертизы…
– Одну минуту…
Патрик затаил дыхание. Роберт был его однокурсником по полицейской школе, выбравшим специализацию по судмедэкспертизе. Они много общались в студенческие годы, но потом связь оборвалась. Краем уха Патрик слышал, что Роберт устроился в Сальгренскую больницу, и теперь скрестил пальцы, чтобы это оказалось правдой.
– Вот, теперь вижу, – сказал голос в трубке. – У нас действительно работает Роберт Эк. Вас соединить?
Хоть какая-то радость в этот ужасный день.
– Да, пожалуйста.
Еще пара сигналов – и Патрик услышал хорошо знакомый голос Роберта.
– Роберт Эк, отделение судмедэкспертизы.
– Привет, старина. Узнал?
Нависла пауза. Патрик было решил, что за столько лет Роберт успел забыть его голос и уже хотел прийти на помощь другу молодости, когда тот снова заговорил:
– Патрик Хедстрём, это ты, старый негодник? Черт меня подери, сколько лет… Как так вышло, что ты вдруг вспомнил об однокашнике? Должно быть, произошло что-то и в самом деле из ряда вон выходящее…
Голос Роберта показался Патрику раздраженным, и он застыдился. Хедстрём и без того знал, что не слишком жалует старых приятелей своим вниманием. В отличие от Роберта, который одно время напоминал о себе, но потом перестал, так и не дождавшись ответной активности со стороны Патрика.
– Прости, я знаю, что виноват. Так уж вышло, что сейчас я оказался на парковке возле Сальгренской больницы. Вспомнил, что ты будто когда-то здесь работал, и вот решил набрать наудачу…
– Черт… Ну, это же здорово, заходи.
– Как мне тебя там найти?
– Мы сидим в подвале. Пройди через главный вход, спустись на лифте – и направо до конца коридора. Там будет дверь. Позвонишь – я открою.
– Отлично. Буду через пару минут.
Патрика, конечно, смущало, что он вспомнил о старом друге не раньше, чем возникла необходимость воспользоваться его услугами. С другой стороны, Роберт тоже кое-чем ему обязан. В студенческие годы он был помолвлен с девушкой по имени Сюзанна. Они уже жили вместе, когда Роберту вздумалось вдруг закрутить параллельный роман с однокурсницей по полицейской школе Марией. За два года такой жизни Патрику не раз приходилось выручать друга из затруднительных ситуаций. Но по части придумывания алиби его фантазия была неистощима, особенно когда Сюзанна спрашивала по телефону, куда запропастился Роберт.
Теперь, много лет спустя, Патрик осознавал, что помогал Роберту в недостойном деле. Но тогда оба были молоды и, по незрелости, не слишком щепетильны в вопросах морали. Патрик даже завидовал приятелю, умудрявшемуся кружить голову одновременно двум девицам. Конечно, в конце концов все открылось, и Роберт остался не только без подруги, но и без квартиры. Правда, благодаря все тому же неистощимому шарму ему не пришлось долго ночевать на диване у Патрика. Вскоре у него появилась новая девушка, и он переехал к ней.
Патрик слышал, что с некоторых пор Роберт стал отцом семейства, что казалось совершенно невероятным. Теперь у него появилась возможность проверить, как обстоят дела на самом деле.
Хотя поначалу все оказалось не так просто, как выходило со слов Роберта. Патрик долго плутал по бесконечным больничным коридорам, прежде чем нашел нужный кабинет и позвонил в дверь.
– Патрик! Дружище!
Они обнялись и отступили на шаг, чтобы посмотреть, что с ними сотворило время. По отношению к Роберту оно, во всяком случае, было милосердно. Патрик надеялся, что насчет него друг сделает такой же вывод, – и для верности втянул живот и выпятил грудь.
– Входи же…
Роберт провел приятеля в кабинет, представлявший собой тесную каморку, где места едва хватало для одного, не говоря уж о двоих. Патрик присел на стул напротив однокашника и внимательнее вгляделся в его лицо. Светлые волосы Роберта были тщательно причесаны, как и в годы молодости, а медицинский костюм опрятен и выглажен. Патрику всегда казалось, что аккуратностью в одежде Роберт старается компенсировать полный хаос в личной жизни.