Толпа тихо переговаривается, и Барнабас им не мешает.
– Однако, – говорит он после паузы, – в протоколе также указано, что имелось и второе, противоположное мнение о причине смерти, также высказанное профессиональным медиком, и это мнение состояло в том, что произошло убийство. А именно повешение. Я, как судебный пристав, с учетом того, что господин Бёрджес один из двух обвиняемых в серьезном преступлении, считаю, что это необходимо расследовать. В том числе потому, – вид у него становится слегка виноватый, – что в ходе того же слушания один человек был обвинен в убийстве мистера Бёрджеса.
– Кто же? – спрашивает Вуд.
– Преподобный Айзек Фостер, сэр.
Глупый мальчишка, думаю я; Барнабас смотрит на меня и явно читает эту мысль у меня на лице. Он встревоженно хмурится и поворачивается к Вуду.
– Мистер Норт, – спрашивает Вуд, – были ли вашему суду представлены какие-нибудь доказательства?
Норт встает, и я вижу, что он тщательно подбирает слова.
– Молодая женщина, работавшая на Фостеров, утверждает, что слышала, как мистрис Фостер сказала, что ее муж убил Бёрджеса. Но ее утверждение также было оспорено в моем суде, и я дал секретарю указания занести обвинение в протокол, но не предпринял никаких действий, поскольку это явно задача для другого суда. – Норт криво улыбается. – С учетом обстоятельств.
– Ну, по крайней мере на этот счет мы согласны. – Вуд хмыкает, потом ударяет по столу молотком. – Секретарь укажет в протоколе, что по вопросу о причине смерти Джошуа Бёрджеса решения принято не будет, оно откладывается до следующего заседания. Как и любые вопросы о том, замешан ли тут преподобный Фостер или кто-либо еще. Перейдем к существу дела. Дело против Джозефа Норта, обвиняемого в нанесении телесных повреждений мистрис Фостер. Все стороны прошу выйти вперед.
Ребекка выходит вперед, сцепив руки перед собой и высоко держа голову. Рядом становится Айзек, заботливо положив руку ей на талию. Вдруг он отодвигается и подходит к судейскому столу, а Ребекка бросает на него встревоженный взгляд.
– Перед тем, как мы начнем, у меня есть требование, – говорит он.
Вуд смотрит на Ребекку, потом на Айзека.
– Я так понимаю, вы мистер Фостер?
– Да.
– Не беспокойтесь, мистер Фостер, суд сегодня не будет рассматривать обвинения, выдвинутые против вас.
– Я не об этом хотел высказаться. Хотя, учитывая, что в прошлом месяце в суде у судьи Норта не было ни меня, ни моей жены и у нас не было возможности защитить свою репутацию, прошу официально занести в протокол, что я отвергаю обвинение. Я не виновен в смерти этого человека.
– Хорошо, секретарь внесет ваше заявление в протокол.
Айзеку Фостеру едва за тридцать, у него непримечательная простоватая внешность, но его хорошо поставленный голос разносится по всей комнате.
– В тот же день, когда против меня были выдвинуты эти лживые обвинения, Джозеф Норт зарегистрировал обвинение в распутстве относительно моей жены. Я бы хотел, чтобы оно было снято.
– Это весьма необычно, – говорит Вуд. – Почему было выдвинуто такое обвинение?
Айзек открывает рот, собираясь ответить, но его перебивает явно нервничающий Норт.
– Это обвинение выдвинула молодая экономка госпожи Фостер, а не я. Она заявляет, что госпожа Фостер беременна не от своего мужа.
– Это та же самая молодая женщина, больше на нее не работающая, которая обвинила ее мужа в убийстве? – спрашивает Вуд.
– М-м… – Норт прокашливается. – Да, она самая.
Голос Обадии Вуда становится ледяным.
– И вы сочли уместным зарегистрировать подобное обвинение по делу, в котором сами являетесь обвиняемым?
В зале суда тишина, все слушают диалог судьи и Норта – неожиданный поворот событий полностью захватил внимание собравшихся.
Норт выпячивает подбородок.
– Я выполнял свой долг.
– В данном случае вы зашли слишком далеко. Я приказываю немедленно снять обвинение в распутстве против Ребекки Фостер. – Он поворачивается к секретарю: – В качестве объяснения укажите конфликт интересов.
В мировом суде один судья, и у него большая свобода в принятии решений, в гражданском же суде решает большинство, и я рада, что сегодня дело слушает один человек, а не трое.
– Могу я продолжить? Или вы хотите сообщить нам еще о каких-нибудь нарушениях? – Обадия Вуд складывает руки на столе и смотрит в упор на Норта.
– Нет-нет, давайте с этим разберемся, – отвечает ему Норт.
Я бросаю осторожный взгляд на Лидию. Она не сводит глаз с мужа и, кажется, крайне возбуждена, но ей хватает здравого смысла держать свои чувства при себе и помалкивать.
Вуд снова изучает список дел, потом поднимает взгляд на собравшуюся толпу.
– В обвинении сказано, что в ночь на десятое августа Джозеф Норт и Джошуа Бёрджес вломились в дом Айзека Фостера и нанесли телесные повреждения жене вышеупомянутого мистера Фостера. – Он смотрит на Ребекку. – Эти обвинения вы выдвигаете перед судом?
Стоя перед судейским столом, Ребекка твердым голосом говорит:
– Нет, не эти.
Тут ахаю не я одна. Господи, да что она делает?
Обадия Вуд смотрит в документы, потом снова на Ребекку.
– У меня указаны телесные повреждения. Если дело не в них, каковы ваши обвинения?
– Телесные повреждения имели место, – говорит она, и тут, на последнем слоге, я слышу, что голос у нее все же слегка дрожит. – Но они были вызваны изнасилованием. Именно таково мое обвинение, ваша честь. В ночь на десятое августа эти мужчины вломились в мой дом и, – она прокашливается и сглатывает, – они меня изнасиловали.
Вуд хмурится.
– Это очень серьезное обвинение. У вас есть доказательства?
– Они оставили мне достаточно доказательств. – Ребекка подносит дрожащую руку к животу и натягивает ткань так, чтобы маленький круглый выступ был очевиден.
– Вы также заявляете, что беременны в результате этого нападения?
– Да.
После паузы Вуд поворачивается к Норту.
– Что вы ответите на эти обвинения?
Бахвальства в его голосе больше не слышно.
– Я отрицаю все, что сказала эта женщина. Я не был в ее доме тем вечером и не делал того, в чем она меня обвиняет.
– Тогда где же вы были? – спрашивает Вуд.
– Я ужинал у себя дома с майором Генри Уорреном из бостонского ополчения. Его полк сейчас в Форт-Галифаксе, но когда появится возможность, он охотно это подтвердит. После ужина он уехал, и мы с женой отправились в постель.
– Мистрис Норт?
Она встает и говорит слабым голосом:
– Все так, как он сказал. Мой муж в тот вечер был дома.
Норт не смотрит на Ребекку, но голос его становится мягче.
– Я не буду оспаривать, что кто-то напал на мистрис Фостер, но ни в чем из того, о чем она говорит, нет моей вины. Меня оболгали.
– Возможно, на вас было совершено серьезное нападение, мистрис Фостер, – Вуд грозит пальцем Норту, который опять собирается его перебить, – но я в сложном положении, поскольку не в состоянии подтвердить ваши слова. Без свидетеля нападения мы не можем доказать, что оно случилось. А обвинить человека в преступлении, караемом смертной казнью, без каких-то доказательств – дело трудное.
Айзека Фостера пробирает дрожь. Сначала у него срывается голос, а вскоре начинает трястись рука, которой он тычет в Норта. Никогда не видела, чтобы он настолько вышел из себя. Он в гневе. Весь взмок. Очки у него сползают с носа, и он рывком поправляет их.
– Он! Был! Свидетелем! Он это сделал!
Вуд с явно расстроенным видом напоминает Айзеку, что Норт обвиняемый, не свидетель и что в любом случае он отрицает все обвинения.
– Извините. – Ребекка подходит поближе к судье. – У меня есть свидетельница. Она в этом зале. Она может подтвердить, что я говорю правду.
Я чувствую, как у меня сосет под ложечкой, а сердце начинает отчаянно колотиться.
– Я протестую против этой свидетельницы! – заявляет Норт, снова выступая вперед. – Она не…
– Сейчас не ваша очередь выступать, мистер Норт. – Обадия Вуд говорит громко, четко выговаривая каждый слог. Он явно теряет терпение. – У вас будет такая возможность. Вернитесь на место.
Норт делает, как велено, но я вижу, как в нем растет раздражение, как оно выплескивается в каждом его вдохе и выдохе. Он привык полностью контролировать то, что происходит в зале суда.
– И кто этот свидетель? – спрашивает Вуд.
– Это я, – говорю я, вставая с места. Весь зал разворачивается ко мне. – Я могу подтвердить все, что Ребекка Фостер только что сказала суду.
– Пожалуйста, пройдите вперед, мистрис…
– Баллард.
Судья Вуд жестом подзывает меня к своему столу.
– Я возражаю! – заявляет Джозеф Норт, отбросив всякое чувство приличия. – Закон о статусе замужней женщины запрещает любой женщине, даже такой уважаемой, как мистрис Баллард, давать показания в суде без присутствия отца или мужа.
– А каким образом это вас касается, полковник?
– Таким, что это вопрос закона! Закон четко ограничивает то, какие показания она может давать.
Я пробираюсь через толпу, держа в руке сумку, и, не обращая внимания на Норта, обращаюсь прямо к Вуду:
– Я повитуха, и законы Массачусетса и округа Мэн позволяют мне давать показания в суде без отца или мужа. Я это делаю в суде у Джозефа Норта по многу раз в год, и он ни разу не возражал.
Норт качает головой, поднимает руку, для большей выразительности еще и пальцем тыча, а потом и сам подходит к столу.
– Законы Массачусетса гласят, что повитуха может давать показания по вопросам отцовства. В слушаниях по таким вопросам, как сегодняшний, у нее подобного права нет.
– Можно сказать, что сейчас тоже речь идет о вопросе отцовства, – говорю я.
– Это обвинение доказать невозможно!
Впервые за сегодняшний день Обадия Вуд выглядит неуверенно. Он смотрит на Норта, потом на меня, но ничего не говорит и не комментирует возражения Норта. Молчание затягивается, и Норт держится все увереннее.
Я крепче сжимаю сумку.