Обадия Вуд уже приехал, а с ним и его коллеги, судьи Джеймс Паркер и Джон Хаббард. В качестве судебного пристава их сопровождает Барнабас Ламбард. Таверна плотно набита людьми, все места заняты. Соседи и друзья пришли посмотреть, как против одного из местных выдвигают серьезные обвинения. Для Ребекки так только хуже, конечно. Знакомые лица. Шепоток и осуждение. Одно дело давать показания в Вассалборо, перед незнакомыми людьми, а совсем другое – перед теми, с кем обмениваешься молоком и яйцами.
Воздух искрится от напряжения; я чувствую взгляды соседей, и они, похоже, ждут очередного зрелища. Еще одной вспышки с моей стороны. Половины в прошлый раз не было в суде, и они не видели, как меня обвинили в неуважении к суду. Любопытство этих зевак меня злит.
Мы приехали в таверну час назад, Эфраим посмотрел на небо и нахмурился.
– Надвигается непогода, – сказал он.
Я проследила за его взглядом и увидела, что с Атлантического океана на востоке катятся темные сердитые тучи.
– Хуже обычного?
– Да. – Он размял пальцы левой руки. – Я это в костях чувствую.
– Скоро?
– Через пару часов, если нам повезет.
На самом деле снежная буря налетела даже быстрее, чем предсказывал Эфраим. Ветер усилился, а небеса разверзлись, как раз когда прибыли судьи. И теперь хлопья мокрого снега бьются в окна. Под дверь пробирается сквозняк, кружа вокруг наших ног. Я плотнее укутываю лодыжки юбкой. Эймос Поллард разжег камин до ревущего пламени, но прогнать ползучий холод, который пригнал к нам буран, это не особенно помогает. Эфраим опускает руку мне на плечо.
Джонатан и Сайрес выбрали места в дальнем ряду, подальше от любопытных взглядов. Не знаю, нас они пришли поддержать или явились из любопытства, но оба настояли на том, чтобы прийти.
Норт сидит сбоку, а Генри Сьюалл, как обычно, спереди, исполняет свои обязанности секретаря. Они с Джозефом Нортом не встречаются взглядами.
Мы с Ребеккой в переднем ряду, мужья наши по бокам от нас. Когда Обадия Вуд стучит своим молотком, она практически подпрыгивает от неожиданности. Эти судебные заседания ее измотали, думаю я. Ребекка надеялась, что обвинения выдвинут в Вассалборо, а рассматривать их будут судьи в Пауналборо. Надеялась, что ей не придется излагать все подробности пережитых ею испытаний перед нашими снедаемыми любопытством соседями. Но Обадия Вуд положил конец этим надеждам, а потом судьи приняли совместное решение перенести слушания в наш городок. Хотя я подозреваю, что причина этого решения – не только Джозеф Норт, но и Джошуа Бёрджес.
– Это специальное заседание суда рассматривает только два вопроса и никаких других дел касаться не будет, – объявляет Обадия Вуд. – Если вы ждете решения по какому-то делу, ранее установленная дата судебного заседания остается в силе.
Похоже, ни судье Паркеру, ни судье Хаббарду не особенно нравится в Крюке, а Хаббард еще и поглядывает все время в окно, на приближающиеся темные тучи. Наверняка им придется снять на эту ночь комнаты в таверне. По такой погоде обратно в Вассалборо ехать нельзя.
– Суд рассмотрит сегодня два дела – обвинение в изнасиловании, выдвинутое против полковника Норта, и расследование смерти Джошуа Бёрджеса, также обвиняемого по первому делу. Поскольку эти дела связаны, мы решили заслушать их вместе.
Краем глаза я вижу, как напрягся Айзек Фостер. Эфраим сжимает мне руку.
– Я прошу отложить слушание, – говорит Норт, выходя вперед, – поскольку у меня не было времени на то, чтобы найти подходящего адвоката.
Судья Джеймс Паркер, немолодой мужчина с седеющими темными волосами и нависшими веками, подается вперед.
– Отказано. У вас был месяц. И в любом случае это слушание, не суд. Сегодня не принимается решение о виновности или невиновности. Мы собрались здесь по представлению суда низшей инстанции, – он раздраженно бросает взгляд на судью Вуда, – чтобы определить, выдвигать ли обвинения.
Джон Хаббард откашливается. Поправляет воротник. Он похож на сову в зарослях плюща, парик у него встрепан и сидит слегка криво.
– Перейдем к первому вопросу – смерти Джошуа Бёрджеса, – говорит он. – Несколько недель назад нам стало известно, что тело покойного хранится в этом городе, потому что его невозможно похоронить до того, как земля оттает. По прибытии мы осмотрели тело, но хотим допросить тех, кто осмотрел его первыми, – Марту Баллард, повитуху, и доктора Бенджамина Пейджа. Прошу вас выйти вперед.
Я делаю, как велено, держась прямо и сложив руки у талии. На доктора Пейджа, который становится рядом со мной, я не смотрю.
– Кто осматривал тело первым? – спрашивает Хаббард.
Я поднимаю руку.
– Я, ваша честь.
Он смотрит в свои записи.
– И вы заявили, что причина смерти – убийство путем повешения?
– Да.
– Как вы пришли к такому выводу?
Я стараюсь описывать факты, а не ощущения.
– Все повреждения на шее капитана Бёрджеса соответствуют повешению. Чистый перелом и заметные потертости от веревки. Но повреждения на остальном его теле соответствовали побоям. Много ссадин и синяков, а также сломанные кости.
– А вы когда-нибудь видели повешение? – спрашивает он. Я чувствую в его тоне снисходительность, и мне это не нравится.
– Да. – Одно слово без всяких пояснений, но я надеюсь, что уверенность в этом слове показывает – я знаю, о чем говорю.
– Понятно. А вы нашли на нем веревку?
– Нет.
– И вам не показалось это странным?
– Нет. Это только подкрепило мою уверенность в том, что его убили. Если бы Бёрджес повесился, то его бы нашли не в реке, а висящим на дереве, и веревка была бы на месте.
Хаббард что-то записывает в своем журнале.
– Благодарю вас, мистрис Баллард. – Он поднимает голову. – Доктор Пейдж?
– Да?
– Пожалуйста, объясните свою исходную оценку.
– Во время учебы на медицинском факультете Гарварда я не раз производил вскрытие людей, найденных мертвыми в гавани. Вода может очень сильно повредить человеческое тело. А поскольку на покойном не было веревки, я счел, что повреждения, скорее всего, были нанесены после смерти.
– Вы смогли установить, сколько времени Бёрджес был мертв до того, как попал в реку?
– Я предположил смерть при утоплении, сэр.
– А в легких была вода?
– Я не производил вскрытия этого человека, так что…
– Он мог быть уже мертв к тому моменту, как попал в реку?
– В тот момент я так не думал.
Хаббард смотрит на меня.
– Мистрис Баллард?
– Да?
– Как по-вашему, долго он был мертв к тому моменту, как попал в воду?
– Скорее всего, пару минут, – говорю я.
– Почему?
– Синяки. У него были десятки синяков, и все свежие. В основном розовые и вспухшие, некоторые лиловые. Но не было ни одного зелено-коричневого, какими бывают заживающие синяки, – говорю я суду, потом осторожно добавляю: – Я три десятилетия лечу людей, и за все это время ни разу не видела, чтобы у мертвеца возникали синяки. Кровь после смерти стекает вниз, ваша честь. Она не притекает к поверхности кожи.
Он смотрит на Пейджа. Приподнимает бровь.
– Это верно, доктор?
– Да, но…
– Вы когда-нибудь видели повешение, доктор Пейдж?
– Я не раз выполнял вскрытие таких…
– Я вас спрашиваю не о том, видели ли вы повешенного, а о том, видели ли вы, как человека вешают. Видели?
– Нет.
– Спасибо. Можете оба сесть.
– Разрешите, ваша честь? – Пейдж делает шаг вперед.
– Да?
– Вы попросили меня пояснить мою исходную оценку. Но я хотел бы сообщить суду, что она с тех пор изменилась.
– И почему же это? – спрашивает Хаббард.
– Во время первоначального осмотра от меня скрыли относящуюся к делу информацию.
– Объясните.
– Мне стало известно, что за несколько часов до того, как тело жертвы было найдено, он участвовал в ожесточенной стычке. Если бы я это знал, то учел бы это в своей оценке.
Меня иногда изумляет то, как мне удается сохранять неподвижность, когда мое сердце отчаянно колотится. Да как Пейдж смеет?
Теперь вопросы начал задавать Джеймс Паркер.
– Вы знаете, с кем Бёрджес дрался той ночью?
Пейдж задирает подбородок. Осмеливается бросить на меня взгляд искоса.
– Да, знаю. Он дрался со старшим сыном мистрис Баллард, Сайресом.
Гул голосов такой, будто кто-то разворошил улей. Однако эти судьи не так быстро теряют контроль за залом, как Норт, и Вуд немедленно наводит порядок тремя резкими ударами судейского молотка.
Реагируя на этот сигнал, доктор Пейдж возвращается на свое место. Я смотрю, как он идет через зал и усаживается за длинный стол рядом с красивой молодой женщиной. Она из тех девушек, которые в любом возрасте будут похожи на ребенка. Маленькая, тоненькая, с тонкими костями, хотя она, как недавно сказал мне Сэмюэл Коулман, беременна на большом сроке. Мистрис Пейдж кладет руку на свой раздувшийся живот и смотрит на мужа так, будто он только-только спустился с горы Олимп.
– Мистрис Баллард?
Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к судьям.
– Вы раньше знали об этой стычке?
– Когда осматривала тело, не знала, ваша честь. Я узнала об этом позже в тот же день.
– От кого?
Я откашливаюсь.
– От членов моей семьи.
– И была ли эта информация изложена в форме признания? – спрашивает он.
– Нет. Ничего подобного! Мои дочери тем вечером ходили на бал со своими братьями. Бёрджес там тоже был. И когда он пытался силой принудить мою старшую дочь потанцевать с ним, Сайрес его остановил. В этом помещении сейчас как минимум десять человек, которые видели их стычку и могут подтвердить эти факты. Все они видели, как Бёрджес ушел с танцев живым и здоровым, а Сайрес за ним не пошел. Но я не думаю, что это как-то относится к расследованию.
– Это ваше профессиональное мнение? Или личное? – спрашивает судья.
– И то, и другое.
– А после танцев? Куда пошел ваш сын?
– Он проводил сестер домой и пошел спать.
– Кто-нибудь может подтвердить, где он находился посреди ночи?