– Вы примете этого ребенка? Я не стану звать доктора Пейджа. И им не стоило.
Я притягиваю Рейчел к себе и обнимаю.
– Конечно. С радостью. И мне очень жаль насчет Клариссы и Пегги. Если б они позвали меня, я бы пришла.
– Я знаю. – Рейчел отодвигается и откашливается. – Мне нравится Сара. Надеюсь, она не будет против, если я еще зайду.
– Мне она тоже нравится. Думаю, она будет тебе хорошей подругой.
Рейчел прощается, и я слежу за тем, как она исчезает за углом на Уинтроп-стрит.
Я снова поворачиваюсь к двери и стучу. Мне недолго приходится ждать – дверь распахивает невысокого роста женщина с седеющими волосами, убранными в тугой пучок.
– Марта!
– Мистрис Уайт. – Я киваю в знак приветствия.
– Заходите. – Она вытирает руки о фартук и приглашает меня внутрь. – Давно не виделись. Рада, что вы решили зайти.
– Я вообще-то к Саре, если вы не против.
Элис Уайт мои слова удивляют, хотя она этого не показывает.
– Да, конечно. У нее сегодня много гостей. Она у себя с ребенком, я ее позову. Садитесь, пожалуйста.
Я сажусь на один из двух стульев из полированного дерева, стоящих у окна, а саквояж кладу себе под ноги. В другой комнате слышен шепот – напряженный, возможно, раздраженный, но слов мне не разобрать. Вскоре Элис возвращается.
– Сара придет через минуту, – говорит она. – Не обращайте на меня внимания.
Уйти ей некуда, так что она берет вязанье, садится за кухонный стол и старательно возится с шерстью и спицами.
Сара Уайт живет с родителями и до сих пор спит в той же спальне, которая была у нее в детстве. Только теперь в спальне у стены колыбель, а в доме царит атмосфера печали. Сара появляется через несколько минут, держа малышку на сгибе левого локтя и пытаясь одной рукой застегнуть блузу.
Она садится со мной у окна, а госпожа Уайт вяжет носки и делает вид, что не слушает нас.
– Рада вас видеть, – говорит Сара.
– И я тебя. – Я беру пухлую малышку у Сары из рук и отгибаю одеяльце от ее лица. – Вы обе хорошо выглядите.
– Извините, что задержалась. Я кормила.
– Я так и подумала.
– Она столько ест. Просто все время! И при этом все равно у меня остается больше молока, чем нужно одному ребенку. Оно… – Сара подчеркивает свои слова жестом, – просто неудержимо льется.
– Считай, что тебе повезло. Я много раз встречала женщин, у которых пропадает молоко задолго до того, как ребенку исполнится девять месяцев. Корми ее сколько можешь, это будет полезно вам обеим.
Обычно я даю такой совет ради здоровья ребенка, но еще и для того, чтобы молодая женщина вернула себе прежнюю фигуру. У Сары, похоже, с этим проблем нет. Талия у нее явно как прежде, хотя грудь стала пышнее.
Сара глядит на меня с любопытством.
– Я слышала про Сайреса. Это просто возмутительно. С ним все в порядке?
Мне не нравится, что слухи о его аресте уже разошлись, но ее заинтересованность обнадеживает.
– Ну, настолько, насколько это возможно. На тюремном дворе зимой не сахар. От рассвета до заката совсем недолго, еле хватает времени на все дневные дела. Но я уверена, что обвинения будут отклонены. Сайрес не имеет никакого отношения к убийству Бёрджеса.
Сара понижает голос почти до шепота, чтобы мать не слышала.
– Вы уверены, что это убийство?
– Уверена.
– И хорошо, – говорит она, потом нежно улыбается дочери. – Туда ему и дорога.
– Сара, – я перехватываю ребенка поудобнее и наклоняюсь к ней, – а у тебя были проблемы с Джошуа Бёрджесом?
– Не больше, чем у всех. Он просто не в состоянии был не пялиться. Но был один случай, когда он… – Она краснеет и поворачивается к окну, но вид у нее скорее злой, чем смущенный.
– Он что?
– Предложил мне денег. Чтобы я с ним переспала.
Мне становится нехорошо.
– Господи. А эти деньги, которые ты мне в прошлом месяце заплатила…
– Нет. Я отказалась, конечно. Но он ужасно разозлился. Сказал, я теперь шлюха и не могу себе позволить быть переборчивой.
– Если ты не замужем и у тебя ребенок, это не делает тебя шлюхой.
– Я знаю. Я так ему и сказала.
– Он тебе угрожал?
– Нет. Но когда я ходила в город, он обычно оказывался рядом. И наблюдал за мной. Меня это пугало. Так что я не расстроилась, узнав, что он мертв. А когда услышала от вас, что это убийство, – еще меньше расстроилась.
– Не ты одна.
– Но я все думаю про его слова, мол, я не могу себе позволить быть переборчивой. Он был неправ. Я просто обязана быть переборчивой. – Она кивает на дочку. – Потому что у меня теперь есть она.
Девочка у меня на руках изумительно хорошенькая. Круглые щечки. Круглые глазки, такие же серо-голубые, как у матери. Каштановые волосы, которые уже начали завиваться в кудряшки. Пухлые пальчики с ямочками. И такая улыбчивая! Вот и сейчас расплывается в улыбке – ей нравится, когда ею восхищаются.
– А как ты ее назвала? – уже спокойно спрашиваю я.
– Шарлоттой. В честь бабушки. – Сара оглядывается в сторону стола, замечает гримасу матери и добавляет: – Со стороны отца.
– А-а. – Больше мне сказать нечего, потому что любое мое слово может оказаться ловушкой.
– Генри вернется. – Сара смотрит на меня с твердостью и вызовом, на которые способна только брошенная женщина. – Именно этого я и жду. Он обещал вернуться. Генри на мне женится.
Мечтать не вредно. Так обычно говорила моя мать, когда мои фантазии отрывались от реальности. Но вслух ничего не говорю: Саре это не поможет, а только сделает больно.
Шарлотте восемь месяцев, а я впервые слышу от Сары имя ее отца – во время родов она отказалась его назвать. Но мне приходит в голову любопытная мысль. В Крюке несколько Генри – может, Сара выдумала ополченца, чтобы защитить какого-то женатого мужчину отсюда, из Хэллоуэлла? Такое иногда случается.
– Генри? – переспрашиваю я.
Сара прекрасно понимает, что я пытаюсь разузнать побольше. Она гордо поднимает голову.
– Генри Уоррен.
Я испытываю огромное облегчение. В Крюке я таких не знаю.
– Майор Генри Уоррен, – добавляет она, – из Бостонского ополчения.
Я не сразу перевариваю это имя. Оно будто падает камнем на дно пруда. А потом я наконец осознаю, что именно Сара сказала.
Ох.
Это майора Генри Уоррена судья Норт назвал суду в качестве алиби на ночь, когда изнасиловали Ребекку. Именно этот человек бросил беременную Сару с погубленной репутацией. Она видит мою тревогу, но не знает ее причину.
– Он обязательно вернется, – настаивает она.
Я придерживаю Шарлотту ладонью за затылок. Улыбаюсь ей. Она отвечает мне полновесной улыбкой и так веселится, что чуть с моих колен не сваливается.
– Ты поэтому не пошла на бал?
Сара кивает.
– Ему бы не понравилось, если б я вела себя так, будто ничем не связана.
Элис Уайт наблюдает за мной – вижу ее краем глаза – и явно хочет, чтобы я положила конец этому опасному ходу мыслей, которым до сих пор соблазняется ее дочь, но я смотрю на Сару. Я же к ней пришла, в конце концов. А отношения матери и дочери не мое дело. Не хочу вмешиваться.
– Что ж, у меня есть идея, – говорю я, – которая поможет тебе с пользой провести время.
«Тем более что ждать тебе придется очень долго», – думаю я.
– О чем вы?
– Мне кое-что пришло в голову, когда я встретила тебя в таверне в прошлом месяце…
– Я каждый шиллинг честно заработала!
– Я и не сомневаюсь, – говорю я, поднимая малышку повыше и кладя ее на плечо. Похлопываю ее по спине, пока не слышу громкое срыгивание, а потом, к своему удивлению, тихонькое хихиканье.
– Тогда о чем вы?
– О докторе Коулмане.
Сара молчит, не очень понимая, к чему я веду.
Я откашливаюсь.
– Он стареет. И зрение у него ухудшается. В магазине это не так важно – у него есть система, он знает, где что лежит. Но ему все труднее вести бухгалтерию.
– Не понимаю, о чем вы.
– Думаю, ты могла бы ему помочь. Он говорил, что хочет нанять мальчика в помощь. Может, он согласится взять тебя.
– Я не мальчик.
– Я знаю.
Сара смотрит на собственные руки. Растопыривает пальцы, потом сжимает их в кулак.
– Вы же знаете, я не умею читать.
– Знаю. И это все?
– Все? С таким же успехом вы можете спросить, не говорю ли я на латыни.
– Вот латынь тебе уж точно не пригодилась бы. Коулман не любитель романских языков. Предпочитает английский, язык германского происхождения. А буквы выучить несложно.
– Как? – В голосе Сары сомнение смешивается с интересом. Она слегка подается вперед.
– Я тебя научу.
Следующее препятствие представляет собой Элис Уайт.
– Это просто нелепо! – восклицает она. – Что за странная идея! Саре не нужны цифры и буквы.
– Почему бы ей не выучиться? – спрашиваю я, оборачиваясь и глядя прямо в сердитое напряженное лицо.
– Нет смысла!
– А что ей следует делать?
Элис сжимает спицу.
– Заботиться о ребенке.
– Она и так уже с этим прекрасно справляется. Это сразу видно, стоит только взглянуть на Шарлотту. И потом, чтение этому не помешает. Но оно может, – тут я начинаю подбирать слова очень осторожно, будто иду по лезвию бритвы, – дать ей возможности. Источник дохода и способ самостоятельно обеспечивать дочку.
Теперь уже я сердито смотрю на Элис. Губы у меня сжаты, глаза широко раскрыты, я прямо-таки приглашаю ее со мной поспорить.
«Это может удержать Сару от неприятностей, – хочу закричать я. – Это может отвлечь ее от глупой надежды когда-нибудь увидеть отца девочки». Но настоящую причину я вслух назвать не готова: если она не будет уметь читать, Сайрес не сможет за ней ухаживать.
Элис достаточно умна, чтобы понять мой гневный взгляд.
– Да как вообще за такое браться? – бурчит она.
Я отдаю Шарлотту ее матери, потом наклоняюсь и достаю из своего медицинского саквояжа небольшую книжку.
– Так же, как училась я сама, – говорю я ей. – И так же, как я учила всех своих детей.