Во многих случаях я меняла, редактировала и проясняла записи из дневника Марты. Например, там, где Марта пишет, что Ребекка Фостер «дала показания под присягой о том, что ее изнасиловали несколько мужчин, включая Джозефа Норта», я использовала записи за 19 августа и 23 декабря. Я сделала это, чтобы дать читателю более четкое и непосредственное представление о том, что случилось с Ребеккой в ту ужасную ночь. Не все записи, вошедшие в роман, относятся к тому году или даже к той конкретной дате, которой они помечены у меня. Очень небольшое количество записей я выдумала. Просто мне хотелось взять побольше того, что меня интересовало в жизни Марты, и собрать в единую историю, которая разворачивается на протяжении полугода.
Судебная система в тогдашней Америке была совсем не такая, как сейчас. Во время действия этого романа Конституция существовала как основной юридический документ страны всего два с половиной года, а Билль о правах еще не утвердили. При Марте был только мировой суд (куда можно было подать иск на соседа по мелкому поводу), гражданский суд (он рассматривал более серьезные преступления, например нападение), высший апелляционный суд штата (там рассматривались изнасилования, убийства и апелляции из судов более низких инстанций) и Верховный суд Соединенных Штатов (там было всего шесть судей, и первое заседание этого суда состоялось 1 февраля 1790 года, ближе к концу того периода, в который разворачивается действие романа). Так что я не зря прошу вас взять все, что вы знаете о надлежащем судопроизводстве и о праве, и выкинуть это в окно. Честно говоря, гражданам тогдашней Америки повезло, что у них были хоть какие-то суды.
Я шла к этому роману много лет, но серьезно взялась за него только во время пандемии COVID-19. Для меня лично это значило, что все время, пока я писала, меня окружал шум и хаос, связанный с тем, что в доме постоянно находились четверо мальчиков-подростков. Обычно я предпочитаю писать книги не так, но в каком-то смысле это было очень поучительно – работать прямо посреди семейных проблем. Именно так десятилетиями жила и работала Марта Баллард. Разделить работу и семью было невозможно. Одна фраза в ее дневнике повторяется за двадцать семь лет тысячи раз: «Провела день дома». Когда я впервые наткнулась на эту часто повторяемую фразу, я ничего особенного о ней не подумала. Но во время пандемии она обрела для меня новый смысл, потому что я бы в своем дневнике могла написать то же самое. Провела день дома. Многие и многие месяцы. Даже годы.
Если вы прочтете Лорел Тэтчер Алрик, то на страницах ее книги найдете совсем не такую Марту Баллард, как в моем романе. Возможно, вы даже не поймете, что это одна и та же женщина. Я сделала это специально. Я написала Марту такой, какой я ее себе представила, и поскольку история знает о Марте очень мало, я готова утверждать, что моя версия как минимум имеет право на существование. Если вы попытаетесь достать собственный экземпляр ее дневника, учтите вот что: он очень дорогой («Пиктон Пресс» выпустил его ограниченным тиражом в 1992 году, мой экземпляр обошелся мне в 350 долларов), очень сухой и вообще не совсем дневник. Это скорее журнал учета. Марта почти не комментирует события, которые упоминает. За двадцать семь лет можно по пальцам пересчитать случаи, когда она что-то говорит о своих чувствах по поводу того, что пишет. В основном ее записи – это дата, погода и факты. Самая длинная ее запись за тот период была 23 декабря 1789 года – в день первого слушания дела Ребекки Фостер в Вассалборо. И хотя Марта была грамотна (неслыханное дело для женщин в то время), сегодня большинство ее записей читаются с большим трудом. Вот пример записи, которую я включила в книгу. Вы поймете, почему я ее отредактировала.
3 5 Х. Роды. 3 дч Чарлз Кларк. ХХ ясн. утро. Коуэн вызвал меня к жене Чрлз Клрк на роды в 2 ч утр. Родила дч (3 реб, все дч) в 4 ч. Удобно ее устр. и меня проводили к Поллардам.
Это запись за 1789 год. 3 – это день месяца, а 5 – день недели (я сменила дату на 26 ноября, чтобы история Марты началась с рождения дочери Бетси Кларк), и остальное тоже не сразу разберешь. Настоящая запись немного длиннее, но в ней содержалась информация, не относившаяся к моей истории, так что ее я не стала включать. Кроме того, в правописании фамилий и названий Марта даже не пытается соблюдать единообразие, так что я сделала это за нее. Можете не благодарить.
Вот еще несколько мелочей, которые наверняка вам очень интересны:
Примечание по поводу денежных единиц, упомянутых в романе. Я использую попеременно то доллары, то фунты. Тогда в ходу были и те и другие, хотя основной единицей был доллар (названный в честь испанского серебряного доллара, монеты, которая в шестнадцатом веке стала первой международной валютой). Однако и английские фунты тоже активно использовались. В своем дневнике Марта упоминает, что получала плату и в долларах, и в фунтах, хотя официальной валютой американский доллар был признан только в 1792 году, и чеканить его стали только после этого. Похоже, Марта готова была принимать любые предлагаемые деньги. А часто не деньги, а кур, кофе, сахар или шерсть – товарами и услугами ей платили не реже, чем наличными.
Салли Пирс действительно родила незаконного сына от Джонатана Балларда, но это было в феврале 1791 года, почти через год после окончания этой истории. И да, Марте пришлось принимать ее показания при родах. В этот день по ее записи заметно, что она почти что ошеломлена. Что бы ни испытывали друг к другу молодые, у них позже было еще двенадцать детей (трое родились мертвыми).
Сайрес так и не женился и прожил всю жизнь дома, но Марта никак это не объясняет. Алрик отмечает, что в ту эпоху мужчины редко оставались неженатыми и жили вместе с родителями. Она предполагает, что у него могла быть какая-то психическая или физическая инвалидность, которая не позволила ему найти жену. Я объединила эту идею с трагическим периодом в жизни Марты, вписав все это в историю, которую хотела рассказать.
Мозес Поллард и Ханна Баллард действительно поженились. Свадьба была в 1792 году. Вскоре после этого они переехали в Форт-Вестерн и открыли собственную таверну. Между 1794 и 1809 годами у счастливых супругов родилось девять детей.
Барнабас и Долли Ламбард встретились немного позже, чем я описываю в книге. Они поженились в 1795 году и были довольно плодовитыми родителями одиннадцати детей (первенец их родился в 1796 году). Судя по дневнику Марты, Долли, ее сестра и их мужья часто приезжали в гости.
Сэм Дэвин действительно упал под лед, пытаясь добраться до берега с плота, на котором плыл вместе с Джонатаном. Но тут я серьезно отошла от исторических событий: трупа он не видел. И мы дошли до Джошуа Бёрджеса.
Капитан Джошуа Бёрджес – один из троих мужчин, обвиненных в изнасиловании Ребекки Фостер в августе 1789 года. Да, вы все правильно прочли – троих. Третьего обвиняемого, Элайджу Дэвиса, я выкинула из этой истории. Отчасти для того, чтобы упростить сюжет. Но еще и потому, что, судя по дневнику Марты, эти трое мужчин в течение недели три раза приходили насиловать Ребекку Фостер. Описанная мною кошмарная ситуация на самом деле представляла собой девять отвратительных нападений.
Дорогие читатели, я просто не могла себя заставить про это писать.
Джошуа Бёрджес исчезает со страниц дневника Марты где-то в декабре 1789 года. Бах – и нету. Больше она его не упоминает. Мог ли он сбежать из города? Вполне. А мог ли каким-то образом где-то погибнуть? Тоже вполне возможно. Я выбрала второй вариант и использовала его как основу для романа. Честно говоря, мне его не жаль. Можно сказать, он для меня умер!
И немного об изнасиловании: к несчастью, в нем нет ничего нового. Сексуальные домогательства разной степени интенсивности существовали в человеческой истории с самого ее начала. О них пишут во всех древних текстах, от Библии до Шекспира. И да, мой способ разобраться с ужасной несправедливостью довольно жестокий. И шокирующий. И несколько чрезмерный. (Но учтите, что, когда Ларри Макмертри пошел тем же путем в своей «Одинокой голубке», ему дали Пулитцеровскую премию. Заслуженное возмездие, понимаете ли.)
Настоящий Джозеф Норт после суда остался цел и невредим, так и не заплатив за свои преступления. Для меня это слишком несправедливо. Изменить историю я не могу, а вот сюжет могу придумать такой, чтобы он хотя бы в романе получил то, что заслужил.
Когда я писала эту сцену, я невольно вспоминала подругу, которой приходилось переносить невыразимые издевательства почти все детство и юность, пока она наконец не взяла дело – и нож – в свои руки и не ткнула им в бедро человека, который ее мучил. Моя подруга, юная, храбрая и надломленная, посмотрела на него, вся дрожа, и сказала, что, если он хоть раз ее еще тронет, больше она не промахнется. Он больше ее не трогал, и конец этого романа я написала для нее. И для всех остальных женщин, которые так и не дождались справедливости.
Этого недостаточно.
Но это хоть что-то.
Следует отметить, что суд над Джозефом Нортом за изнасилование произошел только в июле 1790 года. Чтобы роман лучше читался, я уместила его события в более сжатые временные рамки, но в остальном все точно, включая тот факт, что Ребекки Фостер на суде не было (в дневнике Марты не указано почему). В основном я так сделала затем, чтобы вписать весь сюжет между тем, как на реке встал лед, и тем, как он с нее сошел.
Если вы знакомы с жизнью Марты (либо через биографию, написанную Алрик, либо через сам ее дневник), вы знаете – она не упоминает о том, что сама пережила сексуальное насилие. Случалось ли с ней подобное? Если верить статистике – а я не думаю, что за последние несколько сотен лет ситуация особенно изменилась, – существует 33 процента вероятности, что случалось. Из всех решений, которые я приняла в отношении романа, это было самое рискованное. На самом деле я не знаю, как было. Но подобный опыт объяснил бы, почему Марту так волновала судьба Ребекки Фостер.