– Но я играла с ней сегодня! – не сдавалась Лилиаз. – Я нравлюсь ей потому, что мы ровесницы. Она говорит, я ее любимая сестричка.
– Лилиаз, мне не хочется снова возить тебя к доктору Филипсу дважды в неделю. Продолжишь выдумывать, и завтра же мы отправимся на прием.
Лилиаз вскочила и топнула ногой.
– Я не лгу! – закричала она, и ее голос сорвался на визг. – Я всегда говорю правду и всегда за это наказана! Больше я вам ничего не скажу!
Она выбежала из комнаты. Камерон привстал со своего стула, собираясь пойти за ней, но дядя Джеймс сказал:
– Пусть побудет одна. Лишнее внимание – последнее, что ей сейчас нужно.
Камерон медленно опустился на место. Он выглядел недовольным.
Дядя Джеймс потер переносицу. На его лице проступила усталость.
– Прости, Софи, – вздохнул он. – Не представляю, что ты сейчас обо всех нас думаешь. Лилиаз очень трудно расти без матери.
Смутившись, я кивнула.
– И все же… в саду была девочка, – робко произнесла я, чувствуя, что должна как-то защитить Лилиаз.
– Такого не может быть, – бросил Камерон. – Никто из местных детей сюда не ходит. И даже если бы кто-то пришел, он не смог бы забраться в сад. Ворота всегда на замке, помнишь?
Он был таким раздраженным, что я решила больше эту тему не поднимать. После ужина я предложила помочь с уборкой, но Пайпер не хотела ничего слышать об этом, и я отправилась спать. На середине лестницы меня догнал Камерон.
– Софи, уделишь мне минуту?
Он избегал меня с самого приезда; тем удивительнее было то, что он сам подошел поговорить.
– Конечно, – ответила я.
Как обычно, его правая рука скрывалась в кармане, а взгляд голубых глаз был пронзительным, словно он читал мои мысли.
– Ты действительно хочешь остаться у нас на две недели? – спросил он.
Вопрос застал меня врасплох:
– Ну… я так планировала…
– И ты не можешь погостить у кого-нибудь еще, пока твои родители не вернулись?
– А что?
– Этот дом… в общем, ты же видишь, у нас свои странности. Тебе лучше не быть здесь. Не надо было приезжать.
– Мне жаль, что ты так думаешь, – сухо сказала я. – Постараюсь не попадаться тебе на глаза.
Я повернулась и пошла вверх по лестнице, но Камерон схватил меня за руку:
– Софи, пожалуйста. Я не… я просто хотел предупредить тебя… – Внезапно он замолчал.
– Предупредить о чем? Ты ведь не веришь, что куклы одержимы?
– Куклы? Какие еще куклы? – Он был изумлен.
– Ледяные Шарлотты. Лилиаз считает, что в них вселился злой дух.
– Конечно, я в это не верю! – Голос Камерона выдавал его нетерпение. – Лилиаз сходит с ума от страха. Ты, наверное, это уже поняла. Ни к чему тебе кормить ее фобии и паранойю.
– О чем тогда ты хотел меня предупредить?
Камерон отпустил мою руку:
– Не важно. Забудь.
– И как я должна это сделать? – поинтересовалась я. – Почему ты не скажешь обо всем прямо?
Я знала, что зря все это говорю. Он не собирался мне ничего объяснять. Просто стоял и смотрел на меня, стиснув зубы. Бледная кожа подчеркивала его скулы. Темные волосы казались угольно-черными. Он был очень красив – своеобразной, холодной красотой. Я подумала, что сказал бы о нем Джей, если бы они познакомились. Его голос зазвучал в моей голове: «Он рожден носить шейный платок и скакать по пустоши в дождь, извергая проклятия».
И я рассмеялась, не смогла удержаться. А когда поняла, что не сдержалась, прижала ладонь ко рту. Слишком поздно. О боже, я действительно сошла с ума. Джей был мертв, а я все еще смеялась над его шутками.
– Прости, я сказал что-то смешное? – уставился на меня Камерон.
– Нет. – Я покачала головой, опустила руку и попыталась собраться. – Я и представить не могу, чтобы ты шутил.
Поднял бровь, Камерон произнес:
– Думаешь, у меня нет чувства юмора.
Это было утверждение, не вопрос.
«Отлично, – подумала я. – Теперь я его оскорбила».
– Не знаю… – Я отчаянно пыталась подобрать нужные слова. – Мы ведь едва знакомы.
– Да, – согласился он. – Ты права.
Не сказав больше ни слова, Камерон поднялся по лестнице.
– Никогда не делай этого снова! – проговорил внизу Темный Том. – Никогда не делай этого снова!
– Тихо, Том! – прикрикнула я на него. – Сегодня я хотела бы поспать.
Попугай склонил голову набок и посмотрел на меня сквозь прутья клетки, но больше ничего не сказал.
Я поднялась к себе, переоделась и забралась в постель. Снова поднялся ветер, набросился на дом, беснуясь так, что в рамах дрожали стекла. Я пыталась не вспоминать рассказ Пайпер о Слуа, но, слыша вой за окном, легко могла представить, как души неупокоенных мертвецов кружат снаружи, пытаясь пробраться к нам…
Этой ночью я видела во сне Джея. Мы сидели за одной партой в классе математики, друг напротив друга. Экзамен был в самом разгаре, и я разрешила ему списать. Наклонившись ко мне, он прошептал мне на ухо:
– У меня для тебя подарок.
Джей поставил на стол белую шкатулку и поднял крышку. Зазвучала переливчатая механическая мелодия, и я сразу ее узнала. Баллада о прекрасной Шарлотте. Внутри шкатулки танцевали две куколки. Я увидела, что это мы с Джеем. С его крошечной фигурки струилась вода, а моя сначала показалась нормальной, но, приглядевшись, я поняла: кожа у меня белая как снег, на платье – иней, а с кончиков пальцев на руки Джея падают капельки крови.
Ахнув, я отшатнулась от музыкальной шкатулки.
– В чем дело? – с обидой в голосе спросил Джей. – Тебе не нравится?
Взглянув на него, я осознала, что он насквозь промок. Струйки воды бежали по волосам и лицу, его школьная форма почернела.
– Ты… Ты весь мокрый! – воскликнула я.
– Ну я же утонул, Софи, – с раздражением откликнулся он. – Чего ты ждала?
Джей говорил как Камерон. Едва я успела об этом подумать, как за партой оказался кузен, промокший, как в день моего прибытия.
– Тебе опасно здесь находиться, – сказал он. – Как и любому из нас.
Он вытянул ужасную, обожженную руку и толкнул шкатулку через стол. Она упала мне на колени, и из нее хлынула кровь, пятная руки и юбку, струясь по ногам, заливаясь в туфли. Все это время играла звенящая механическая мелодия. Снова и снова ввинчивалась мне в голову и разбивала сердце на крохотные кусочки…
Тихо вскрикнув, я очнулась. Сердце едва не вырывалось из груди. «Прекрасная Шарлотта» еще звучала – сначала я решила, что это только в моей голове, отголосок кошмара, по-прежнему наполнявшего мысли, но затем поняла, что действительно слышу песню. Переливы музыкальной шкатулки доносились из комнаты Ребекки. Кто-то зашел туда и поднял крышку, прямо посреди ночи.
Глава 7
Она сказала: «Не хочу! —
В лицо беде смеясь.
– Кто разглядит красу мою
Под грудой одеял?»
Мелодия звучала очень тихо. Не окажись я в соседней комнате, ни за что бы ее не услышала. И все же она играла, прямо за стеной, а значит, кто-то открыл шкатулку. Взглянув на экран телефона, я увидела, что уже за полночь.
Дрожа всем телом, я спустила ноги с постели и встала. Схватила фонарик, найденный в прикроватном столике вечером, и на цыпочках дошла до двери. Включить свет я не рискнула. Если снаружи кто-то был, мне не хотелось, чтобы меня заметили.
Стоило шагнуть в коридор, и мелодия зазвучала отчетливей. Я увидела, что дверь в комнату Ребекки приоткрыта. Когда вечером я шла к себе, она была плотно затворена. Света в комнате не зажигали, ненавистная мелодия струилась из кромешной тьмы. Часть меня хотела убежать, спрятаться под одеялом в кровати и ждать, пока не забрезжит день. Но я должна была выяснить, что происходит, – ради Джея.
Я подкралась к двери комнаты Ребекки, сжимая фонарик в дрожавшей руке. Досчитала про себя до трех, рывком распахнула ее и ударила по стене ладонью. Мои пальцы лихорадочно, но тщетно шарили в поисках выключателя. Пришлось включить фонарик. Луч заметался по комнате.
Сначала он осветил кровать, шкаф-витрину с куклами, а затем туалетный столик с открытой музыкальной шкатулкой. Фигурки Чарли и Шарлотты кружились в бесконечном вальсе. Я не могла увидеть всю комнату сразу, и это было ужасно. Тени плясали вокруг луча, пока я водила фонариком по периметру комнаты. Первый раз. Второй. Третий. Внутри не было ни души. Комната оказалась пуста.
Я подошла к туалетному столику, протянув руку, со щелчком опустила крышку музыкальной шкатулки. Мелодия сразу оборвалась.
И тут я услышала царапанье.
Оно доносилось из шкафа с куклами за моей спиной.
Яростное царап, царап, царап, словно сотни маленьких пальцев скребли по стеклу. Резко развернувшись, я направила луч на шкаф-витрину.
Он осветил кукол, и я едва не выронила фонарик от потрясения. Шарлотты замерли на полках, но они не лежали, как прежде. Стояли, все как одна, протягивая к стеклу ручки и глядя нарисованными глазами прямо на меня. Даже те, у кого не хватало руки, ноги или головы, прислонились к двери шкафа, словно рвались на свободу.
В этот миг маленькая ладонь скользнула в мою. Холодные пальцы сплелись с моими, как той ночью в кафе. Сердце подскочило в груди, я ахнула и отдернула руку, инстинктивно ударив по существу, таившемуся во тьме, фонариком. Он врезался в маленькую тень рядом со мной, послышались глухой удар и стон.
Я направила луч фонарика вперед и осветила маленькую девочку с длинными черными волосами, растянувшуюся на полу. На секунду мне показалось, что это Ребекка, но затем я увидела огромные, полные ужаса глаза. Лилиаз. Она прижимала ладонь к щеке – видимо, туда пришелся удар. Прежде чем я успела что-то сказать, она поднялась, схватила меня за руку и буквально вытащила из комнаты в коридор, а потом привела в свою спальню. Лампа на ее прикроватном столике горела, источая ровное, мягкое сияние.
– Мне так жаль, Лилиаз, – сказала я, сжимая ее дрожавшую ладошку. – Я не хотела ударить тебя. Ты в порядке?