– Ты… ты обратился в полицию?
Бретт опустил куртку и обернулся ко мне.
– На прошлой неделе, – проворчал он. – Они сказали, что не могут помочь. Я слишком долго тянул.
– Это моя вина, – сказала Пайпер. – Я попросила его не трогать Камерона.
– Я его не боюсь, – настаивал Бретт, хотя я ничего подобного не имела в виду. – Он совершенно чокнутый, но я его не боюсь. Я бы его пополам сломал, если бы захотел, и однажды с ним рассчитаюсь. Никому не удастся отстегать меня и уйти безнаказанным, чьим бы братом он ни был!
– Это уже неважно. – Пайпер гладила его по руке, словно успокаивала скулившего пса, и, посмотрев на меня, сказала: – Ты ведь ничего не расскажешь? Встречаться проще, если никто не знает. Мы просто немного покатаемся и вернемся прежде, чем меня хватятся.
Я поглядела на темные, вьющиеся по утесам тропы, на сгибающиеся от ветра деревья и спросила:
– А это не опасно?
– Конечно, не опасно, – отозвался Бретт. – Я сотни раз тут ездил, да, детка?
– Бретт отлично водит, – подтвердила Пайпер.
– Но на мопеде знак ученика, – указала я.
– Ты что, из дорожной полиции? – пошутил Бретт.
– Брось, Софи, все будет хорошо, – сказала Пайпер. – Мы уже тысячу раз так катались, и ничего не случилось. Просто молчи, ладно?
– Ладно, – неохотно кивнула я, но все же волновалась, глядя, как они забираются на мопед.
Бретт не предложил Пайпер шлем, а нахлобучил его себе на голову прежде, чем перекинуть ногу через сиденье. Пайпер забралась назад, обняла его за талию, и они покатили по извилистой дороге. Я смотрела им вслед, мечтая повернуть время вспять и никогда не знать секрета Пайпер.
На секунду я почувствовала, что не хочу возвращаться в дом. Может, просто сбежать? Но если Ребекка действительно была злым духом, если она была опасна и ждала меня там, то только из-за того, что мы с Джеем натворили. Он уже умер. Ребекка могла забрать Лилиаз, Камерона или Пайпер. Я единственная знала об опасности. Я развернулась и неохотно прошла в ворота, не забыв их запереть.
Поднявшись по лестнице, я пробежала мимо комнаты Ребекки, прямо как Лилиаз, затем забралась в свою кровать, но думала – не засну. Я не выключала свет, опасаясь, что вновь услышу в темноте пение, доносящееся из моих уст. Возможно, никакого духа Ребекки и не существовало. Возможно, я сходила с ума и не понимала этого. С тех пор как умер Джей, я чувствовала постоянную усталость и знала, что похудела, ведь джинсы на мне висели.
Вдруг я действительно теряла рассудок?
Внезапно я поняла, что скучаю по маме. Взглянув на нее во время похорон Джея, я удивилась: в ее глазах стояли слезы. Она давно его знала, как и я, и он ей всегда нравился. Поддавшись порыву, я взяла ноутбук и отправила ей не самое веселое письмо… я не рассказывала о Ребекке, Ледяных Шарлоттах или духах; только о том, как сильно мне не хватает Джея. Как хорошо было поговорить о нем с кем-то, кто знал его и любил.
Написав письмо, я почувствовала себя немного лучше и – пусть беспокойно – проспала до утра.
На следующий день я пожалела об этом. Возможно, если бы я все-таки бодрствовала всю ночь, как и хотела, катастрофы, которая изменила все, не случилось бы.
Я проснулась от льющегося в окна солнечного света. Несколько секунд нежилась под одеялом во власти приятной дремоты, но затем ветер ударил в стекло с воем, похожим на чьи-то голоса. Он разбудил меня окончательно, и мне вспомнились события прошлой ночи. Я не слышала, как Пайпер пришла домой, и в голове мелькнула ужасная мысль, что она не вернулась вообще. Возможно, по милости ее глупого бойфренда они оба свалились со скалы.
Я выпрыгнула из кровати, натянула джинсы и футболку, не стала расчесывать волосы, выбежала из комнаты и столкнулась в коридоре с Камероном. Похоже, он только что принял душ: его волосы еще не высохли, а кожа приятно пахла мятой.
– Прости, – выдохнула я, отшатнувшись.
– А ты сегодня спешишь, – заметил он, убирая волосы с глаз. – Видимо, очень любишь хлопья.
Я взглянула на него, и выражение его голубых глаз показалось мне более теплым, чем раньше. На самом деле он смотрел почти дружелюбно – на секунду я заметила в глазах искру веселья, напомнившую мне о Джее.
– Нет… я просто… Ты видел сегодня Пайпер? – спросила я.
– Еще не имел этого удовольствия, – ответил Камерон, чуть приподняв бровь. – А что?
– Мне… мне надо поговорить с ней кое о чем.
– Наверное, она в столовой, готовит завтрак… – начал Камерон, но его прервал крик.
Кричала, похоже, Пайпер.
Камерон и я ринулись вниз по лестнице. Все это время Темный Том истошно вопил:
– Убийство! Убийство! Убийство!
Когда мы оказались у входа в старый актовый зал, Пайпер как раз выбежала из него. Она увидела нас, и в глазах у нее заблестели слезы.
– О, Камерон, – простонала она, – не ходи туда! Я не хочу, чтобы ты это видел… пожалуйста, пожалуйста, не ходи!
Но Камерон уже метнулся к двери. Пайпер пыталась удержать его, но он ее оттолкнул. Вбежав за ним в зал, я ахнула.
Разбитые клавиши, порванные струны, щепки блестящего дерева.
Кто-то не пожалел сил и времени, чтобы уничтожить рояль Камерона.
Клавиши были вырваны и разбросаны по полу. Завитки перерезанных струн торчали из инструмента. Внутрь налили воды – в тишине зала разносилось мерное кап-кап-кап.
– Нет… – выдохнул Камерон так тихо, что я бы не услышала, не окажись совсем рядом.
Он схватился за спинку ближайшего диванчика, и я увидела, что его костяшки побелели, как мел.
У нас за спиной тихо заплакала Пайпер, а в прихожей Темный Том все вопил:
– Убийство! Убийство! Убийство!
На шум пришел дядя Джеймс. Он был потрясен открывшейся картиной не меньше Камерона.
– Как это могло случиться? – снова и снова спрашивал он. – Вы слышали что-нибудь?
Но никто ничего не слышал.
Дядя Джеймс позвонил в полицию, мы проверили дом, но другие вещи были в целости и сохранности. Казалось, того, кто это сделал, интересовал только рояль Камерона.
– Его не восстановить, – прошептал кузен. – Не восстановить.
Его правая рука, как всегда, оставалась в кармане, но я видела, что левая дрожит.
– Вы можете назвать кого-нибудь, кто желает вам зла? – спросил Камерона один из офицеров, который приехал позже.
Камерон посмотрел Пайпер прямо в глаза и четко проговорил:
– Бретт Тейлор.
Внезапно Пайпер залилась слезами и сказала:
– Он был здесь. Прошлой ночью он был здесь! Мы катались на его мопеде, но потом он завез меня домой и уехал. Он уехал! Это не мог быть он, просто не мог! Бретт никогда бы такого не сделал! Я знаю, он не стал бы!
Я не ожидала, что Пайпер признается, но обрадовалась.
– Неважно, виновен Бретт или нет. А вот ты… как ты посмела уйти из дома посреди ночи? – загремел дядя Джеймс. – Открывать ворота после заката строго-настрого запрещено, Пайпер! Ты это знаешь!
Пайпер лепетала оправдания, ее попугай в прихожей кричал об убийстве, а Камерон словно застыл. Он смотрел на сестру с такой ненавистью, что даже мне стало больно. Я никогда не видела, чтобы на кого-то так смотрели. Казалось, Камерон хотел ее убить.
Полицейские ушли, пообещав допросить Бретта, и дядя Джеймс вызвал из города специалиста – оценить ущерб, нанесенный роялю. Мы сидели в тишине, ожидая его прибытия и не глядя друг на друга и на инструмент. Казалось, мы ждали врача, который ехал к умирающему родственнику, а не мастера.
Только взглянув на поврежденный инструмент, специалист вздохнул и покачал головой.
– Боюсь, дело плохо, – сказал он. – Тут ничего исправить нельзя.
Камерон молча вышел из комнаты, оставив после себя тишину, полную слов, которые никто из нас не решился произнести.
Глава 11
– Злей ночи не видел: тьма и мороз —
Поводьев не удержать.
– В жилах от холода стынет кровь, —
Сказала Шарлотта, дрожа.
Чуть позже дяде Джеймсу позвонили из полиции и сообщили, что допросили Бретта. Тот клялся, что не трогал рояль, и, поскольку улик против него не было, они его отпустили.
Мастер ушел, и Пайпер отправилась успокаивать Темного Тома, который все еще кричал в прихожей о кровавом убийстве. Его пронзительные вопли сводили с ума, и я решила выйти из дома. Ветер, летевший с моря, не стих и вцепился мне в волосы, едва я шагнула за порог. Спустившись в сад, я заметила под сгоревшим деревом Лилиаз с плюшевой страусихой. Я не видела младшую кузину все утро и решила, что она не хотела путаться под ногами.
– С Камероном ведь будет все хорошо? – подняла она на меня свои огромные глаза.
– Надеюсь, – сказала я. – Может… может, твой папа купит ему новый рояль.
Лилиаз покачала головой:
– У нас нет денег.
Я опустилась на землю рядом с ней, и некоторое время мы сидели молча, слушая стоны ветра и глядя на дом.
– Ненавижу этих кукол! – внезапно выпалила Лилиаз.
Я заглянула в ее помрачневшее лицо и постаралась успокоить:
– Не куклы разбили рояль, Лилиаз. Даже если бы они могли двигаться, для этого они слишком маленькие.
– Они его не разбили, но это все равно их вина, – настаивала кузина. – Я знаю. Они заставляют делать плохие вещи.
Она задрожала, а затем прошептала:
– Они уговаривают. Их слова так убедительны. Переворачивают все вверх дном, и ты уже не понимаешь, что правильно. Не знаю, как они это делают, но тебе начинает казаться, что делать гадости – хорошо. Лезут в голову, читают самые тайные мысли. Вот почему я с ними больше не разговариваю. Лучше общаться с Ханной. – Она прижала плюшевую страусиху к груди. – Она хочет, чтобы я была хорошей. Она моя настоящая подруга. – Потом Лилиаз вновь посмотрела на меня: – Ты это слышишь?
– Я не слышу ничего, кроме ветра и моря.
Она кивнула:
– Теперь здесь только они. Птицы не приближаются к нашему дому, хотя живут на утесе по пути к Нейст-Пойнту. В саду нет кроликов. И белок. И бабочек. Я рада, что бабочки сюда больше не прилетают. – Лилиаз сорвала травинку.