Она сжала кулаки и продолжила:
– Иногда мне снятся кошмары, что куклы до него добираются, выкалывают ему глаза, он слепнет и больше не может играть на рояле, и это мучит его больше, чем что-либо другое на свете. Я никогда не дам этому случиться. Только не с Камероном. Я растопчу их мелкие гнилые головы, пусть только попробуют к нему подойти.
После того как Лилиаз ушла в свою комнату, я закрыла дверь, помедлила и заперла ее. Перерыла все вокруг, но не нашла ни одной Шарлотты.
Слова Лилиаз о слепоте напомнили мне о черно-белом фото в старом классе, об учительнице, некогда жившей в этом доме. Внезапно в голове всплыл шепот Ледяных Шарлотт: «Сыграем… в “Столкни училку с лестницы”»!»
Передо мной появилось лицо учительницы, строгое и серьезное. Ладони стали липкими: мне вспомнилась крутая лестница за дверью, и мысль, мелькнувшая в голове, когда я ее впервые увидела, – как раз чтобы переломать кости…
Я вытерла ладони о джинсы. Это не могло быть правдой. Когда школа закрылась, учительница, наверное, стала работать в другой школе в деревне. Или вышла замуж и уехала вместе со своим супругом, подальше от Ская, школы и Ледяных Шарлотт, запертых в подвале. Я покачала головой, пытаясь забыть образ учительницы, лежащей у подножия лестницы с переломанной шеей. Но я не могла от него избавиться – мне нужны были доказательства. Я включила ноутбук и стала искать информацию о старой школе на утесе.
И сразу же пожалела об этом.
Я зря надеялась. Последняя учительница не уехала, когда школа прекратила свое существование, и не стала преподавать в другом месте. Школу вообще закрыли как раз из-за нее. В местной газете я нашла большую статью с перепечатанной фотографией из классной комнаты.
«После многолетнего процветания Данвеганскую школу для девочек стали преследовать несчастья, главным из которых стала смерть учительницы, мисс Грейсон, упавшей с лестницы и сломавшей шею. Несмотря на многочисленные объявления и поиски учителя на замену, репутация школы отпугивала возможных претендентов, и в результате ее решили закрыть.
За последний учебный год одна из воспитанниц умерла от нераспознанной аллергии, другая утонула, купаясь в расположенном неподалеку озере Лох-Пултиэль. Третья ученица ослепла из-за трагической случайности, а четвертая разбилась, выпав из окна на втором этаже.
Сегодня в здании школы обитает семья Крейгов, но, похоже, проклятие все еще преследует этот дом. Камерону Крейгу, вундеркинду, чья звезда должна была засиять на музыкальном олимпе, пришлось забыть о карьере после пожара, в котором пострадала его рука. Чуть позже его младшая сестра, семилетняя Ребекка Крейг, замерзла насмерть на утесе при загадочных обстоятельствах…
Обожженные, замерзшие, утонувшие, отравленные, искалеченные и убитые… казалось, ужасам, происходившим в доме и вокруг него, нет конца. Школа размещалась в здании с середины девятнадцатого века, но первый странный случай произошел только в 1910 году. Что изменилось? Возможно, это было как-то связано с Ледяными Шарлоттами? Может, они появились в доме именно в это время?
Я начала думать, как узнать больше об этих куклах, когда с первого этажа донеслись нестройные аккорды. Было почти три часа ночи, и я подпрыгнула от неожиданности.
Через секунду, решив, что это, наверное, Ракушечка гуляет по роялю, как в тот вечер, когда я приехала, я вздохнула с облегчением. Вернулась к статье, но клавиши зазвенели снова. И тут ужас нахлынул на меня. Я вспомнила.
Внизу больше не было никакого рояля.
Глава 14
И мчались они в морозной тьме
Под взором звезд ледяных,
Пока их не встретили свет фонарей
И бальной залы огни.
Грохот и стон беспорядочных нот нарастал, становился все более неистовым, как если бы внизу сидел безумец, колотивший по клавишам в приступе бешенства. Я схватила камеру с кровати и бросилась по лестнице, не оставляя себе времени испугаться. Я ждала, что остальные члены семьи тоже скоро появятся – музыка была такой громкой и точно должна была разбудить весь дом.
У двери старого актового зала я остановилась, затем распахнула ее и шагнула внутрь.
В огромной комнате было темно, но в лунном свете, проникавшем в окна, выделялся черный силуэт возвышавшегося на сцене рояля.
Я своими глазами видела, как мастер забрал разбитый инструмент, и вот он стоял здесь – абсолютно целый.
И это было еще не все. Кто-то играл, его силуэт ясно вырисовывался в сиянии луны.
Это была девочка в платье. Длинные волосы струились по спине. Она била по клавишам, словно ненавидела инструмент всей душой, а музыку – еще больше. При этом ее движения выглядели такими неестественными, дергаными, словно она была марионеткой, управляемой неумелым кукольником. Даже на другом конце комнаты я ощущала, как нарастали ее раздражение и гнев. Она словно пыталась сыграть пьесу, которую не могла вспомнить.
Затем, внезапно, мотив немного изменился. За фальшивыми, случайными нотами проступила зыбкая, призрачная мелодия. Я очень хорошо знала эту песню и ненавидела ее – «Прекрасная Шарлотта».
Волосы девочки спадали по обеим сторонам лица, пока она, склонившись над роялем, убивала балладу, делая ее почти неузнаваемой.
Трясущимися руками я включила камеру, подняла ее и сделала снимок.
Вспышка молнией озарила комнату и – на один ужасный миг – я увидела девочку в простой белой ночной рубашке, длинные волосы струились по спине и скрывали лицо. Она сидела за не существующим больше роялем. Ее пальцы вновь и вновь соскальзывали с клавиш – липкие, перепачканные в крови.
В последнюю долю секунды, перед тем как все снова потемнело, Ребекка подняла голову и посмотрела на меня. Кровавые слезы, жуткие черные круги под глазами и синие, замерзшие губы…
Затем вспышка погасла, и комната погрузилась во тьму.
Внезапный порыв ветра налетел с другого конца комнаты, словно там только что открыли окно, и волна воздуха хлынула мне навстречу, но я знала – это не просто сквозняк.
Я слышала, как он сметал все на своем пути, вещи переворачивались и падали на пол. То, что двигалось в ветре, приближалось. Даже сделав в темноте шаг назад, я понимала: оно совсем рядом.
В следующую секунду я ощутила холодные руки у себя на плечах. Меня объял ужасный, нестерпимый жар, я услышала треск пламени и почувствовала запах гари. Попятилась, запнулась обо что-то и упала. Задела рукой длинные черные волосы, а подол влажной ночной рубашки мазнул меня по щеке.
Я поднялась на ноги и нашарила в темноте выключатель, но Ребекки, конечно, уже не было. Сцена пустовала, и только перевернутый стол и пара упавших книг напоминали о том, что в зале что-то случилось.
Я подняла с пола камеру, молясь, чтобы мне удалось заснять Ребекку. Нажала на кнопку просмотра фотографий. Изображение появилось на экране, и мое сердце бешено застучало.
На фото был четко виден возвышавшийся посреди сцены рояль. За ним, склонив голову, сидела девочка. Длинные темные волосы скрывали лицо.
И это не все. Сцена была пуста, но на фото она оказалась полна Ледяных Шарлотт – ряд за рядом, они покрывали ее, словно морские волны, белый фарфор и темные головки с нарисованными кудрями. Они обступили рояль, застыв у самых ног Ребекки. Все куклы, большие и маленькие, смотрели в камеру. Их глаза были открыты, а поджатые губы выражали холодное неодобрение. Поднятые, согнутые в локтях ручки тянулись ко мне. На ногтях каждой виднелась кровь – бежала тонкими струйками по белым ладошкам.
У меня закружилась голова, и все же я была довольна: я смогла сфотографировать призрак. Поднявшись к себе, я загрузила новые фотографии на компьютер.
На большом экране Ребекка и ее куклы были видны еще отчетливей. Сохранив фотографию, я вспомнила, что еще не смотрела снимки Нейст-Пойнта и дома, сделанные на следующее утро после приезда. Я включила слайд-шоу и быстро прокрутила фото птиц, гнездившихся у маяка. Добравшись до фотографии дома снаружи, я замерла. Каждое из его окон оказалось белым, и сначала я подумала о задернутых шторах, но потом вспомнила, что окна не были занавешены, когда мы с Пайпер вернулись с прогулки. Да и на первом этаже штор вообще не было – именно поэтому темные окна так нервировали меня.
Я увеличила изображение и не смогла вздохнуть. Причиной белизны окон были не занавески, а сотни крошечных рук. Тоненькие белые пальцы скребли стекло, будто желая вырваться наружу, и я знала, кому они принадлежали. Только у Ледяных Шарлотт были такие маленькие белые ладошки.
Когда я выключила компьютер, шел уже пятый час и в окна лился розовый утренний свет. Мои глаза слезились и горели от усталости. Я прислонилась к стене и закрыла их, решив, что посижу так пару минут, но заснула и очнулась – через несколько часов, с онемением во всем теле – еще более усталой, чем раньше.
Дом еще спал, но я решила, что пора вставать. Перед тем как погрузиться в сон, я придумала кое-что, и мне не терпелось взяться за дело. Я быстро оделась, расчесала волосы, хмурясь при виде покрасневших глаз в зеркале, и спустилась в старый класс. Пошла прямиком к черно-белой фотографии мисс Грейсон и ее учениц. В статье, которую я прочла, не упоминались имена пострадавших, но я помнила, что снимок подписан, и быстро нашла нужную мне девочку. Ее, слепую, звали Марта Джонс.
Она единственная из жертв не умерла, и я надеялась, у нее остались дети, которые все еще жили здесь, на Скае, и могли рассказать мне о ней побольше. Я прокралась по лестнице в свою комнату, включила компьютер и стала искать о ней информацию. Выяснилось, что Марта прожила на острове всю жизнь, в квартире над сувенирным магазином своих родных, «Дары моря». Она скончалась пятнадцать лет назад, но, возможно, кто-то из ее семьи все еще управляет магазином и расскажет о том, что случилось тогда в школе. Я знала: шансов на это очень мало, но не могла придумать ничего лучше. Взяв рюкзак, я спустилась вниз. Оставила на обеденном столе записку, что уезжаю в город поснимать Данвеган в утреннем свете и скоро вернусь.