– Спасибо за совет, – откликнулась я. – И за… за помощь в том, что случилось раньше.
Камерон взглянул на меня во тьме. На мгновение в воздухе разлилась тишина. Я услышала, как он набирает воздух, и подумала, что он хочет о чем-то поговорить, но в итоге кузен просто пожелал мне спокойной ночи и вернулся к себе, хлопнув дверью.
Больше той ночью меня не тревожили, и я проспала до самого утра. Проснувшись, первым делом я заметила, как солнечные зайчики танцуют на потолке, отражаясь от волн, и услышала вдалеке крики чаек.
Я встала и подошла к окну, выходившему в сад позади дома: внизу плескался океан. Но мое внимание привлекло обгоревшее дерево. Оно казалось черным и мертвым. Тонкие длинные ветви царапали воздух, как скрюченные пальцы. Кора обуглилась, но в ветвях я разглядела обгоревшие доски. Наверное, когда-то здесь был домик.
Взглянув на часы, я ужаснулась: время завтрака давно прошло. Я проспала намного дольше, чем хотела. Быстро надев джинсы и топик, я спустилась на первый этаж. Теперь, когда солнце светило в окна, я увидела нишу, о которой говорил Камерон. Клетка с попугаем стояла в глубине, почти незаметная. Жако оказался очень красивым, с гладкими серыми перьями и блестящими умными глазами, которые неотступно следили за мной.
– Привет, – сказала я. – Ты вчера очень меня напугал.
– Напугал, – отозвался Темный Том, покачивая головой, словно ему нравилось новое слово. – Напугал. Напугал. Напугал!
Я знала, что попугай не понимал, что именно говорит, и просто повторял за мной, но от удовольствия в его голосе у меня по спине побежали мурашки.
Пайпер, наверное, услышала мой голос и секундой позже вышла из гостиной.
– Негодник, так разбудить Софи! – Ее рыжеватые волосы сегодня были распущены и мягкими волнами рассыпались по плечам, от чего она еще больше походила на русалку.
Сочувственно посмотрев на меня, Пайпер проговорила:
– Камерон рассказал мне, что Том нагнал на тебя страху этой ночью. Мне ужасно жаль.
– Да ничего. К счастью, твой кузен вовремя появился, иначе я бы разбудила дядю из-за попугая.
– Ох, Камерон терпеть не может ночной болтовни Тома. У него хроническая бессонница. У брата, не у попугая! Наверное, от того, что он слишком много думает. Если бы он расслабился и позволил себе посмеяться, спал бы как младенец. Будешь завтракать? А потом можем погулять по утесу.
– Хорошо. Как там Лилиаз? – поинтересовалась я по дороге на кухню.
– О, с ней все в порядке. Ей всегда становится легче после крепкого сна. Садись. Я сделаю тосты.
Я опустилась на стул, и Ракушечка прыгнула мне на колени.
– Видимо, ты ей понравилась, – удивилась Пайпер. – Обычно она не идет к чужим.
Одной рукой я держала тост, другой – гладила Ракушечку. Теперь я видела, что это очень старая кошка. У нее осталось всего несколько зубов. Она была худой, как скелет, и мурчала все время, пока я ее почесывала.
– А что у нее с глазами? – Теперь, приглядевшись, я заметила: один глаз Ракушечки был плотно закрыт.
– Она одноглазая, – откликнулась Пайпер.
– Она такой родилась?
Пайпер помедлила и пояснила:
– Нет, не родилась. Понимаешь, это была кошка Ребекки.
Я нахмурилась и хотела спросить, при чем тут это, но Пайпер уже зашагала к двери.
– Может, пойдем, если ты закончила? – спросила она, оборачиваясь.
– Да, только камеру возьму.
Я сбегала наверх за фотоаппаратом, и несколько минут спустя Пайпер разомкнула тяжелую цепь на воротах.
– Папа уже говорил тебе об этих воротах?
– О том, что они всегда должны оставаться закрытыми?
Пайпер кивнула:
– Он ужасно боится, как бы чего не случилось с Лилиаз.
– Поэтому окна моей спальни запечатаны?
– Как и все окна наверху. Но это сделал не папа. Давно, когда здесь еще была школа, произошел несчастный случай. Одна из девочек выпала из окна.
– Ужасно. Она не пострадала?
– Она умерла. После этого запечатали окна.
Мы аккуратно закрыли ворота и зашагали по тропинке, которая вилась по краю утеса, и теперь я поняла, почему она опасна: на ней не было ограждений – сразу обрыв и скалы внизу. Ветер, такой же сильный, как и вчера, казалось, цеплялся за мои рукава, пытаясь спихнуть меня с дорожки. Когда я задала Пайпер вопрос о заборе, она рассказала:
– Ограду хотели поставить, но эта тропинка тянется через земли фермеров и пустоши на многие мили, и это стоило бы целое состояние. Ну как? Здесь красиво, не правда ли?
Так и было, но, когда я получше рассмотрела пейзаж, мороз пошел у меня по коже. Песок на пляже. Я представляла себе песок теплого золотистого оттенка, но он оказался черным, как грязь.
Черный песок…
Я словно вернулась в кафе и смотрела, как планшетка выводит эти слова.
Ледяная Шарлотта, черный песок…
– Ты знаешь девочку по имени Шарлотта? – спросила я Пайпер.
– Шарлотта? – удивилась Пайпер. – Не припомню. А что?
– Забудь. Не важно.
Мы шли по тропинке. Пайпер весело рассказывала о птицах, растениях и скалах. Через пять минут я не выдержала:
– Что ты имела в виду, когда говорила о Ракушечке?
– О Ракушечке?
– Да, ты сказала, что она была кошкой Ребекки, так, словно это объясняло, почему она одноглазая.
Пайпер застыла на месте.
– Я думала, ты знаешь, – ответила она. – Забыла, что вы встречались с Ребеккой только однажды.
Она взглянула на меня – рыжеватые пряди развевались вокруг лица.
– Если бы ты знала ее чуть лучше, тебе бы не пришлось объяснять. Ребекка иногда… могла быть жестокой. Боюсь, Ракушечка попалась ей под руку в плохой день. Или ей просто было скучно.
Я уставилась на нее:
– Хочешь сказать, что Ребекка… что она нарочно изуродовала свою кошку?
– Она обещала никогда больше так не делать, – еле слышно проговорила Пайпер. – Думаю, она знала, что поступила плохо.
– Но это же просто ужасно!
– Да, именно так. Но Ракушечка хотя бы выжила, а вот ее сестре не повезло.
– А с ней что случилось?
– Тогда у нас было две кошки, Ракушечка и Шелки, одна – Ребекки, другая – моя. Однажды мы с Ребеккой сидели на кухне. Ты видела там камин? Так вот однажды Ребекка подошла к нему с Шелки на руках. До сих пор помню, как она стояла перед ним, глядя в пламя, очень долго, а затем внезапно бросила бедную Шелки в огонь. Кошка обгорела и умерла. Ребекка потом проплакала целый месяц. – Пайпер покачала головой. – Бог знает, что на нее нашло, почему она это сделала. Тогда папа и купил мне Темного Тома. Эй, почему бы нам не пройтись до Нейст-Пойнта? Я покажу тебе маяк. Иногда с него можно увидеть дельфинов, китов, гигантских акул и прочих морских тварей.
Я не могла выкинуть из головы сожженную заживо Шелки. Неужели Ребекка могла совершить такой ужасный поступок? Мне хотелось поговорить о ней еще, но я поняла, что Пайпер решила сменить тему. Едва я открыла рот, она прервала меня.
– Ты когда-нибудь ныряла? – поинтересовалась кузина. – Вокруг этих скал есть прекрасные места для ныряния, а на дне – обломки кораблей, анемоны, пальцы мертвеца и всякие сокровища.
– Пальцы мертвеца? Что это?
– Растения, похожие на кораллы, но мягче. Кажутся распухшими. Они растут на скалах. Смотри, вон там внизу несколько!
Мы спускались по тропинке дальше. Через пару минут Пайпер сказала:
– Я сожалею о том, что случилось с твоим другом. Папа упомянул, что он умер совсем недавно. Для тебя это, наверное, ужасное потрясение. Как его звали?
– Джей. – От имени, произнесенного вслух, ком подступил к горлу. Мне не хотелось говорить о нем с Пайпер или с кем-то еще, но я понимала, что и кузина не станет распространяться о своей сестре, если я не расскажу о нем.
– Вы встречались? – уточнила Пайпер.
– Нет. Мы просто дружили, целую вечность. Познакомились в школе, когда нам было четыре. Никакой романтики, но…
– Но?..
– За пару дней до того, как он… он… – Боже, я просто не могла произнести слово «умер». Тогда все стало бы правдой. Сейчас, вдали от родных, на Скае, я могла притвориться, что Джей остался дома и ждет моего возвращения, чтобы сходить со мной в кафе, в боулинг или в кино.
Пайпер смотрела на меня, ожидая продолжения. Я сглотнула слезы и заговорила вновь:
– Пару недель назад у меня дома он… он спросил, пойду ли я с ним на выпускной бал. Я решила, что он шутит, и рассмеялась. Через секунду он засмеялся тоже, но потом я думала, что… я не знаю… что, может…
– Может, он не шутил? – в голосе Пайпер звучало сочувствие.
– Да. И теперь я просто… думаю: если это было всерьез, как я могла смеяться над ним?
Я никому еще не рассказывала об этом неловком моменте и едва ли могла признаться в нем самой себе. Слезы жгли глаза, и я понимала: надо срочно сменить тему, иначе я разрыдаюсь, как маленькая девочка, и не смогу остановиться.
Он снова стоял передо мной на темной парковке и посылал воздушный поцелуй. Тогда я тоже подумала, что он шутит.
Я снова услышала его последние обращенные ко мне слова:
«Ради тебя я готов на все…»
– И что бы ты ответила? – тихо произнесла Пайпер. – Если это было всерьез?
– Я не знаю, – ответила я, сжав руки так, что ногти впились в ладони. – Правда не знаю.
Пайпер не задавала больше вопросов, а через секунду мы дошли до простого белого креста на вершине утеса. Я смотрела во все глаза – на перекладине было выведено: Ребекка Крейг.
– Она умерла здесь, – объяснила Пайпер, когда я спросила ее. – Разве ты не знала?
– Нет. Родители никогда не рассказывали, как это случилось.
– Думаю, они не хотели тебя расстраивать. Это было ужасно. Она пришла сюда одна, посреди ночи. Никто не знает почему. Был январь, все засыпало снегом, а зимние ветра на островах просто кошмарны. Говорят, их скорость достигает девяноста миль в час. Услышав, ты бы поверила в это – их вой просто ужасен. Бабушка говорила, это Слуа, проклятые души, скачут по острову. Думаю, здешняя жизнь делает нас суеверными. Слуа появлялись с запада, и люди говорили, что в непогоду западные окна надо держать закрытыми, чтобы не дать им войти. Одному богу известно, зачем Ребекка пришла сюда, одна, да еще ночью. Она знала, что это строжайше запрещено. Но это было так похоже на Ребекку. Она никогда не подчинялась правилам.