Хитроумный Исаак Шварц устроил главную явку Екатеринбургского комитета в массажном салоне Анны Трубиной, своей супруги. Яков Свердлов, как и другие избранные подпольщики, совместил приятное с полезным, заявившись на процедуры прямо из заключения
Двумя годами ранее прошли выборы в III Государственную думу. РСДРП приняла участие в избирательной гонке, но кампанию полностью провалила. Вожделенные мандаты достались всего 20 социал-демократическим депутатам, 11 из которых были меньшевиками. Руководителем фракции стал меньшевик Николай Семенович Чхеидзе. Ему было 43 года, он был прекрасно подготовлен теоретически и был одним из самых сильных полемистов и ораторов в партии. О нем так отзывался другой видный меньшевик Мартов: «Здешние кавказцы говорят, что выбранный Чхеидзе — самый образованный марксист на Кавказе» (117). Но среди 446 депутатов эта двадцатка разрозненных социалистов была не более чем маргинальной мелкой фракцией, по размерам и влиятельности сопоставимой с польско-литовско-белорусской или мусульманской группами. При том, что во II Думе социалистов было 65 человек и это была уже вполне заметная сила.
А в целом же III Дума была чуть менее чем полностью правой и лоялистской. Правых радикалов насчитывалось полсотни, почти сто было депутатов-националистов. Основную же силу представляли октябристы — фракция «Союза 17 октября», представлявшая правоконсервативный крупный капитал (104). октябристов и еще 50 частенько блокировавшихся с ними кадетов да три десятка прогрессистов легко набирали необходимое большинство для принятия любого закона. У эсдеков теоретически союзниками могли быть трудовики числом в 15 депутатов, но на практике все получилось иначе. Дело в том, что выборы в III Думу социалисты-революционеры бойкотировали, однако некоторое количество эсеров все-таки прошло в парламент. И они плюс некоторое число до сих пор сохранившихся динозавров-народовольцев составляли пеструю Трудовую фракцию. Многочисленные партийные разногласия не давали им никакой практической возможности координировать свои действия с эсдеками.
Вождь большевиков в это время жил спокойной размеренной жизнью, отнюдь не похожей на существование среди тревог и забот его последователей. Самым заметным событием в череде похожих друг на друга парижских деньков стала поездка Ленина в конце октября в Брюссель на одиннадцатую сессию Международного социалистического бюро (МСБ). А так Ильич наслаждался велопрогулками, планомерно изучая окрестности Парижа. Самыми приятными моментами были не столь уж частые случаи получения гонораров от издателей. Ленин много писал. В тот момент он, собственно, был больше профессиональным журналистом, публицистом и литератором, нежели профессиональным революционером. Как по расписанию ездил трудиться в парижскую Национальную библиотеку. Авралов он избегал, предпочитая им планомерную работу в здоровом режиме. Надежда Константиновна описывала Марии Александровне Ульяновой распорядок дня ее сына 20 декабря 1909 года: «Вот уже вторую неделю встает в 8 часов утра и ездит в библиотеку, откуда приезжает в 2 часа. Первые дни трудно было так рано вставать, зато теперь он очень доволен (описка по Фрейду, Крупская написала не „доволен“, а „довел“!) и спать ложиться стал рано» (118).
Самым значительным неприятным событием года для Владимира Ильича стал несчастный случай в декабре. При всей своей занятости Ленин был очень любознательным человеком, живо интересующимся техническими новинками. Он предпринял 70-километровую (в оба конца) поездку в городок Жувизи-сюр-Орж, рядом с которым ныне располагается аэропорт Орли. Даже тогда, в начале XX века, Жувизи славился своими импровизированными авиационными шоу. Вождь пролетариата вдоволь надивился на полеты аэропланов, и, возвращаясь в Париж на велосипеде, он попал в аварию. Мирно едущего велосипедиста сбил мчавшийся на бешеной скорости автомобиль, за рулем которого находился французский виконт. Ленин получил сильные ушибы, а транспортное средство превратилось в груду металлолома. Ближайшие два месяца Ильич посвятил восстановлению здоровья и судебной тяжбе с аристократом-лихачом, которую бывший студент юрфака Казанского университета выиграл. В общем, как мы видим, страшно далек был тогда Владимир Ильич от Якова Михайловича, и не только географически.
Тем не менее именно к 1909 году относится первое задокументированное упоминание того, что Ленин знает о Свердлове и живо интересуется его судьбой: «И Надежда Константиновна, и Владимир Ильич знали о том влиянии, которым пользовался Яков Михайлович на Урале, с интересом следили за его работой, расспрашивали о нем товарищей, встречавших Якова Михайловича в Поволжье и на Урале» (71). От одного из этих эмигрантов осенью 1909 года Ильич услышал лестную характеристику товарища Андрея как «работника цекистского масштаба» (37). В ответ на это Ленин с заметным воодушевлением сказал, что «ему во что бы то ни стало надо повидать товарища Андрея».
Мнение Ленина о Свердлове, с которым он выступал уже после безвременного ухода своего ближайшего помощника, начало выкристаллизовываться именно тогда: «…Именно та беззаветная преданность революционному делу, которая знаменовала жизнь обошедших многие тюрьмы и самые отдаленные сибирские ссылки людей, именно она создавала таких вождей, цвет нашего пролетариата. А если она сочеталась со свойством, с умением разбираться в людях, налаживать организационную работу, то только она и выковывала крупных организаторов. Через нелегальные кружки, через революционную подпольную работу, через нелегальную партию, которую никто не воплощал и не выражал так цельно, как Я. М. Свердлов, — только через эту практическую школу, только таким путем мог он прийти к посту первого человека в первой социалистической Советской республике, к посту первого из организаторов широких пролетарских масс» (119). Свердлов пятью годами ранее получил кредит доверия от Ленина при посредничестве Чачиной и Крупской, а теперь он его полностью оправдал. Если бы карьера Якова была в тот момент в руках Владимира Ильича, она бы взмыла стрелой.
Но, к его глубочайшему сожалению, Свердлов без дела маялся в Петербурге. Не такого приема он ожидал, когда мысленно подгонял паровоз. В столичном комитете до Якова никому не было дела. И не потому, что его заслуги перед партией не признавались или были забыты. Организация пыталась выжить, наладить разрушенные связи. Заниматься устройством бывшего сидельца, подыскивать дело под его таланты было попросту некому. И обескураживающие питерские новости ввергли Якова чуть ли не в депрессию. «Разгром сильнее, чем мы ожидали и предполагали в тюрьме», — признавался Свердлов в письме своему бывшему екатеринбургскому заместителю Сергею Чуцкаеву от 15 октября 1909 года. К тому моменту он почти месяц томился в ожидании нового партийного задания на сменных пыльных квартирах, углах в бараках — в условиях, не так уж разительно отличавшихся от тюремных. «Безделье утомляет меня больше самой тяжелой работы», — жаловался Яков своему соратнику в том же письме (39).
Собственно, подобная ситуация у социал-демократов наблюдалась повсеместно по стране. Единственным хорошим событием осени 1909 года стало состоявшееся общегородское партийное собрание Ростова, на котором сформировалась Донская группа РСДРП. И то этот успех стоило бы скорее отнести к оплошности полиции, проворонившей такое масштабное мероприятие подпольщиков (120). Тем не менее Яков был готов рискнуть — поехать куда угодно и рисковать чем угодно. Он практически каждый день приходил и настойчиво донимал питерских аппаратчиков. Может быть, по этой причине, а может, из-за возросшей полицейской активности Свердлову настойчиво порекомендовали отправиться погостить в Финляндию.
Яков против собственной воли оказался на курорте — в городке Териоки, ныне известном как Зеленогорск. И хотя от беспокойной столицы империи этот райский уголок отделяло всего пятьдесят верст, жизнь здесь текла совершенно иначе. Встретил молодого гостя самолично глава местной ячейки С. И. Гусев. Плотный коренастый мужчина улыбнулся, пожал руку и сказал: «Рад знакомству, тезка!» Оказалось, что настоящее его имя — Яков Драбкин. Он был на одиннадцать лет старше Свердлова и имел репутацию весьма решительного, если не сказать лихого, революционера. Во время восстания на броненосце «Князь Потемкин-Таврический» Гусев-Драбкин подбивал Ленина раскрутить ситуацию, повысить ставки — захватить в свои руки власть в Одессе и создать Временное революционное правительство. Сергей Иванович был уверен, что у него непременно получится, но ЦК вопрос заволокитил и одобрения в конечном итоге не дал (121). Немудрено, что Свердлову его гостеприимный хозяин понравился.
Для Якова знакомство с Гусевым оказалось ценнейшим источником живой информации о партии. Дело в том, что с весны 1909 года тот находился в бегах — дал деру из тобольской ссылки. Но при том, что Сергей пребывал на нелегальном положении, он вел крайне активный образ жизни. По поручению ЦК Гусев с начала лета совершил турне по южным городам, проверив состояние и работу организаций в Киеве, Одессе, Николаеве, Елисаветграде, Екатеринославе, Харькове. А затем при его поддержке и состоялось триумфальное возрождение Донской группы. Гусев был человеком наблюдательным и хорошим рассказчиком. Свердлов не отставал от него ни на минуту с расспросами. Ведь рассказы Сергея пробуждали в Якове новую надежду — все-таки большевики не разгромлены окончательно.
Сергей Иванович Гусев, а по паспорту Яков Давидович Драбкин, приютил Свердлова осенью 1909 года. Летом 1917 года он воспользовался ответным гостеприимством Якова Михайловича в Петрограде
В те моменты, когда Гусев был занят текущими делами, Свердлов охотно изучал его со вкусом подобранную библиотеку. Кроме массы интересных книг, там была дефицитная пресса из-за границы — одно из преимуществ либерального уклада Финляндской автономии. Яков с головой погрузился в чтение. Такой образ его жизни продолжался до того момента, пока Гусев не начал браниться: «Яков, книжник ты кабинетный! Неужели в камере не насиделся? Вставай же и иди гуля