В общем, Яков, скрепя сердце — а мыслями он был уже в Петербурге со своей ненаглядной Кадей и Андрюшей, которого не видел еще ни разу, — пошел сдаваться в полицейское управление. Письмо исправник уже прочел, и в версию опоздавшего к отплытию из-за покупок он, конечно же, не поверил. Свердлова на неделю посадили в карцер, а потом отправили к месту назначения под более бдительным конвоем. 26 июня 1911 года Свердлов прибыл в село Колпашево.
На пристани Якова Свердлова ожидала пестрая публика — все политические ссыльные Колпашева вышли встречать знаменитого собрата по наказанию. Оказалось, что неделей раньше они точно так же встречали пароход с незадачливыми конвоирами и двумя перепуганными ссыльными.
Дорога нелегко далась Свердлову, о комфорте подконвойных полицейские стражники совершенно не заботились: держали в темном трюме, загруженном, кроме людей, рыбой и вонючими мокрыми кожами. Ни пищи, ни воды не давали.
Но пообщаться встречающим и новоприбывшему конвоиры не дали. Как только Якова привезли в Колпашево, его тут же засадили в каталажку — таково было распоряжение томского исправника и жандармского начальства. Впрочем, деревенская камера для особо провинившихся ссыльных — это не «Кресты», не Екатеринбургский централ и не Нижнетурьинское исправительное арестантское отделение. Это была попросту охраняемая изба — маленькая и темная. Поэтому Свердлова ежедневно навещали товарищи и, как сами потом признавались, «просиживали с ним целые дни». Тогда у некоторых горячих голов родилась идея — а не взять ли каталажку штурмом?
Спонтанно родившийся план Краевский и его друзья незамедлительно изложили самому узнику. Тот внимательно выслушал своих нечаянных доброжелателей. Яков был заметно напряжен. И только когда бунтари закончили, перебивая друг друга, излагать план побега, Свердлов встряхнул своей взлохмаченной головой, как бы просыпаясь от сна, и надел упавшее пенсне. Он обнял переминающихся от нетерпения заговорщиков, а потом легким кивком указал на дверь, напоминая, что за ней стоит стражник. Тихим шепотом Яков произнес: «Прольем много крови и ничего не добьемся, да и другие ссыльные пострадают» (135).
Вскоре события показали, что Свердлов был абсолютно прав в своем скептицизме относительно успешности боевых действий против властей в этом глухом уголке Сибири. По Нарыму пошел слух, что эсдеки мутят воду и готовятся штурмовать каталажку ради освобождения товарища Андрея. Местный пристав собрал у себя и нарымчан, и представителей ссыльных из Колпашева и других сел. Им он доходчиво объяснил, что бузить не нужно — полиция в курсе всех их злоумышлений, карать будет беспощадно, а условия жизни всех без исключения политических будут заметно ухудшены в случае малейших беспорядков. Агентурная работа и круговая порука, господа, давайте-ка лучше жить дружно. Колпашевцы, разумеется, все обвинения отрицали, но понимали, что «в действительности же рыльце у нас было в пуху, нас поймали за руку да на горячем» (135).
Тем не менее ссыльные эсдеки продолжали проводить дни напролет со Свердловым. Агент ЦК оказался невероятно полезным человеком. Прежде всего, он передал колпашевцам многочисленные связи с комитетами в Екатеринбурге, Перми, Нижнем Новгороде, Москве и Санкт-Петербурге. Яков буквально требовал, чтобы товарищи непрерывно поддерживали переписку с означенными адресатами, а также при наличии малейшей возможности информировали его обо всех новостях. «У Якова Михайловича была невероятная память. Помню, как поражал он нас, называя имена, фамилии, клички и адреса товарищей, разбросанных в разных концах России, причем записей он никогда не вел» (135).
Прошение Я. М. Свердлова Томскому уездному исправнику о выдаче ему довольствия в виду неимения средств к существованию. 17 июня 1911 года. Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 95. Л. 4]
А Свердлов продолжал в бешеном ритме создавать полноценную партийную организацию, находясь за решеткой, — пермский опыт снова ему пригодился. Он побеседовал со всеми местными активистами и за шутками-прибаутками, за обсуждением новостей незаметно для окружающих выстроил стройную схему склонностей и талантов инициативных социал-демократов. Яков, с юных лет обнаруживавший в себе недюжинные психологические таланты, за долгие годы отсидок стал матерым практиком, способным потягаться со знаменитыми современниками Фрейдом и Юнгом.
Меньше чем через неделю пребывания в Колпашеве он наметил молодых «первоходов», годных для подпольной работы. Свердлов указывал, кого куда направить, от кого получить деньги для организации побегов, и отдавал десятки других подробных наставлений (136). Мирное и сонное сибирское болотце было взболтано и взбудоражено. Если бы томское жандармское начальство могло заранее узнать о содержании мозговых штурмов в колпашевской каталажке, право же, проще было бы дать сбежать этому неугомонному и столь неудобному ссыльному.
Колпашевские социал-демократы идею побега так и не оставляли. Было уже понятно, что в этом селе Свердлова не оставят. А раз так, нужно было заранее предусмотреть все детали. И Яков всецело был за — умные и тихие дела он еще в отрочестве предпочитал шумному маршу на рожон. Краевский вспоминал, что подготовка велась согласно всем тонкостям конспиративной науки: «Мы установили с ним по какой-то книге шифр, снабдили его разными кислотами для химического письма и условились, что будем исподволь подготовлять его побег» (135). Наиболее вероятным новым местом ссылки должно было стать село Тогур. Но вмешались непредвиденные обстоятельства, к коим Свердлов в свое время сам приложил руку.
Петр Карлович Гран не был эдаким опереточным царским сатрапом, несмотря на его впечатляющую карьеру тюремщика. Зимой 1920 года последним эшелоном из Иркутска в Харбин ему помог бежать некий аноним-большевик, которому несколькими годами ранее спас жизнь бывший иркутский губернатор
В середине лета 1911 года жандармы вычислили и разгромили Нарымскую подпольную организацию РСДРП, которой управлял веселый собутыльник Якова и его хороший приятель Валериан Куйбышев. Были закрыты библиотеки, театр, столовые, пекарни.
Новый томский губернатор П. К. Гран после этого самолично специально приехал в Нарым, чтобы установить заметно более жесткий режим ссылки — без прежних поблажек политическим. Петр Карлович не был новичком в противодействии не в меру шустрым социал-демократам. Три года до текущего назначения он служил иркутским губернатором, а в 1913 году он станет начальником Главного тюремного управления и будет занимать этот пост до Февральской революции. Затем он возглавлял аналогичное ведомство в правительстве Колчака, а в эмиграции по данному направлению числился советником короля Румынии. В общем, Петр Карлович был определенно одним из лучших специалистов пенитенциарной системы своего времени. И он внимательно изучил личные дела всех ссыльных.
Гран оказался первым, кто в Сибири воздал Свердлову по достоинству. «Дважды бежал! После его прибытия у вас здесь эсдековская ячейка заработала. За три месяца пребывания всего-то-навсего! Что ж вы, соколики, птицу столь высокого полета до сих пор не разглядели да в клетку понадежнее не засадили?» — распекал своих нерасторопных служивых губернатор. По приказу Грана место ссылки Свердлова было изменено. Губернатор не мог своей властью отправить политического ссыльного на каторгу или запереть в одиночке в тюрьме, но выбрать самое глухое место в подведомственной ему губернии — имел полное право. Теперь Якову предстояло отправиться за 600 верст вверх по реке Кети в село Максимкин Яр, бывшее тогда «остяцкой столицей».
Деревня эта и по сей день находится посреди первозданной тайги. А тогда там насчитывалось всего 14 дворов, при полном отрыве от привычной хоть сколько-нибудь цивилизованной жизни. Все население Максимкина Яра состояло из двух-трех десятков остяков и самоедов, двух русских купцов, скупавших пушнину, одного допотопного попа с попадьей и «коллекцией» детей (135). Бегство оттуда было почти невозможным делом (137).
Кроме того, что бежать было невозможно, там некого было агитировать и вовлекать в революцию. По замыслу Петра Карловича Грана смутьян Свердлов ближайшие три года всю свою кипучую энергию мог бы употребить исключительно для того, чтобы выжить.
Глава 23. К прародителям апачей
В Максимкин Яр была снаряжена целая экспедиция. Флотилию составляли две большие парусные лодки, заполненные различным товаром в сопровождении приказчика. В качестве пассажиров путешествовали Яков Свердлов, двое приставленных к нему по приказу губернатора стражников, а также… жены конвоиров. Надзиратели, как бывало ранее, хотели вернуться до ледостава, но начальство воспретило оставлять опасного ссыльного без надзора, а потому сотрудники тюремного ведомства готовились как минимум перезимовать в Максимкином Яру, а с супругами — все веселее. Томский уездный исправник тем временем отправил доклад Грану: «Во исполнение личного указания Вашего превосходительства… Свердлов отправлен в отдаленную местность края село Максимоярское; названного Свердлова до места назначения сопровождают надзиратели — Приставка и Мунгалов, которые там и останутся для наблюдения за Свердловым. Надзиратели снабжены оружием, боевыми патронами и соответствующей инструкцией» (138).
К отплытию конвоя вся община ссыльных вышла на берег, чтобы проститься с товарищем Андреем. Провожающие были угрюмы и заметно расстроены, а Яков — один из всех на пристани — держал марку: смеялся и подшучивал по поводу «торжественной экспедиции». Он звучным голосом пафосно произносил: «Мы несем дары цивилизации диким аборигенам — кандалы, плетку да водку! Остяки должны быть благодарны всемилостивейшему государю-батюшке и его верным наместникам в земле Сибирской!» — а эхо широко разносило насмешливые слова по стылой водной глади.
Лояльность коренных народов Сибири издревле обеспечивала торговля жизненно необходимым припасом — порохом, скобяным товаром, чаем, солью, а также в том числе табаком и водкой. Взамен остяки сбывали пушнину — главную статью российского экспорта с начала истории. А кроме того, что имело решающее значение для обустройства без