редав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по отношению к явным и тайным врагам, „обожаемый монарх“ не нашел возможным быть на похоронах убитого, но зато нашел возможность прекратить дело о попустительстве убийцам» (143).
Тонко чувствующие общественные настроения революционеры видели новые возможности, раскрывающиеся перед ними. Переписка между региональными комитетами нелегальных партий заметно активизировалась. В январе 1912 года в Праге прошла VI конференция РСДРП. Это был подлинный триумф сторонников Ленина, отыгравшихся наконец за унизительный проигрыш меньшевикам двумя годами ранее. Фактически именно в тот момент произошел окончательный раскол единой партии на большевиков и меньшевиков. В ЦК вошли перспективные новички — Григорий Константинович Орджоникидзе по прозвищу Серго и Иосиф Виссарионович Джугашвили, известный как Коба. Партия готовилась к новому революционному подъему, и это был лишь вопрос времени — когда неуклюжие власти подарят революционерам подходящий повод громко заявить о себе.
В конце февраля на приисках Ленского золотопромышленного товарищества вокруг городка Бодайбо началась забастовка рабочих. Формальным поводом стала то ли продажа протухшего мяса, то ли использование поварами мертвечины — мяса павших лошадей, — то ли жульничество приисковых лавочников, всучивших женам рабочих половые органы под видом филейной мякоти.
Через две недели после начала забастовки в ней уже участвовало свыше шести тысяч человек, а список выдвинутых требований насчитывал 18 пунктов. Среди основных — повышение заработной платы, социальные гарантии, уважение человеческого достоинства рабочих. Лидером восставших был 27-летний вятский рабочий и член РСДРП Тимофей Соломин.
Раздосадованные столичные полицейские чины дали команду на силовой разгон забастовщиков (144).
Директор Департамента полиции С. П. Белецкий, назначенный на эту должность тремя месяцами ранее, 30 марта отправил телеграмму начальнику Иркутского губернского жандармского управления: «Предложите непосредственно ротмистру Трещенкову непременно ликвидировать стачечный комитет…» (145) Исполнительный заместитель главы губернской полиции Николай Трещенков приказал взять под стражу десятерых рабочих депутатов с Соломиным во главе. Арест руководителей стачечного комитета на следующий же день вывел на улицы более двух тысяч рабочих. Шествие направилось к приисковому управлению, к протестующим постоянно присоединялись люди. Когда толпа вышла к цепи вооруженных солдат, в ней насчитывалось не менее трех тысяч человек. Жандармский ротмистр Трещенков отдал приказ солдатам открыть огонь на поражение.
Комиссия Государственной думы, которую возглавил малоизвестный тогда адвокат А. Ф. Керенский, отправилась для расследования произошедшей трагедии. Параллельно с думской комиссией работала и правительственная под руководством сенатора С. С. Манухина. И на месте столичные расследователи убеждались в том, что последствия равнодушной жестокости еще долго будут аукаться властям. Понимали это и высшие сибирские чиновники, что отмечал в своих записках Керенский: «Местные власти не мешали нашей работе. Напротив, генерал-губернатор Восточной Сибири Князев относился с симпатией к нашей работе, а иркутский губернатор Бантыш и его чиновник для особых поручений А. Малых оказали нам немалую помощь» (146).
Выводы обеих комиссий были ужасающими. Во время печального события 4 апреля 1912 года от выстрелов воинской части, призванной для содействия гражданской власти, в толпу рабочих пострадало 372 человека, из которых умерло 170 (147). Ротмистра Трещенкова вместе со штабс-капитаном Санжаренко два года продержали под следствием, а в итоге разжаловали в рядовые и отправили служить в пешее ополчение. Но протестное движение было уже не остановить.
Стачка на приисках продолжалась до середины августа, свыше 80 % рабочих уволились, около девяти тысяч человек покинули эти негостеприимные места. В знак солидарности с погибшими рабочими по всей империи больше 300 тысяч человек присоединились к забастовкам, стачкам и митингам. Размах стачечного движения, как отметил Ленин, стал не меньшим, чем в 1905 году.
Разумеется, нарымчане не могли оставаться равнодушными к происходящему у них по соседству. Свердлов и Куйбышев готовились продемонстрировать властям, что социал-демократа можно загнать в ссылку, но нельзя его лишить революционного пыла. Масштабную акцию Нарымский комитет подготовил к Первомаю. На демонстрацию пролетарской солидарности вышло больше двухсот человек — все поголовно ссыльные и немало сочувствующих местных. Местом сбора назначили расположенный неподалеку Колин бор. C раннего утра ссыльные стали готовиться к маевке: прикололи красные банты, договорились пойти на берег Протоки и там отпраздновать 1 Мая. Так как ссыльные всю зиму держались двумя группами: большевики — с одной стороны, меньшевики, эсеры, анархисты и прочие — с другой, то поэтому они пошли в лес отдельно, хотя и в одном направлении. Все знали, что полиция намерена наблюдать. Но это никого не смущало (136).
Взвились алые стяги, зазвучали революционные песни, на трибуну первым вышел Куйбышев. Прошло около часа, когда появились стражники. Они подошли с разных сторон, записали участников маевки, посмотрели на знамя и пошли к приставу с докладом (124). Собравшиеся высматривали Свердлова — где же он, товарищ Андрей, золотой голос нарымской ссылки? К удивлению многих, лидер местных большевиков в тот день на маевке так и не появился.
О том же писали Овсянникову его агенты. Мол, митинг прошел буйно, наговорили крамолы сверх всякой меры допустимого, Свердлов отсутствовал. Дело в том, что, подготовив мероприятие вместе с Куйбышевым, Яков решил добиваться перевода в Колпашево. Если власти попытаются нанести удар, такое разделение руководства помешает противнику обезглавить Нарымский комитет. И раз уж Свердлов отбыл дальнюю ссылку, теперь очередь подставляться досталась Валериану. В конце апреля Яков отплыл в Колпашево.
Борис Краевский познакомил своего руководителя с весьма интересным семейством. Дилевские происходили из полтавских дворян, но с конца XIX века жили в Москве. Строгая шатенка Ольга по выпуску из гимназии вступила в ряды социал-демократов. Входила в военную организацию Московского комитета РСДРП, где отвечала за транспортировку оружия, сидела в Таганской тюрьме (148). В ссылку она попала вместе со своей младшей сестрой Верой — начинающей актрисой Московского Художественного театра.
Ольга Дилевская была выслана в Колпашево с сестрой Верой на четыре года. Молва приписывала Ольге роман с Иосифом Джугашвили, во всяком случае, именно у нее скрывался будущий «отец народов» после побега
К своим дочерям в Колпашево приехала и их мать Любовь Николаевна — вдова агронома с обширными знакомствами в артистической среде. В ссылке Ольга продолжила активную подпольную работу. Она входила в «Бюро побегов» Краевского, для заработка и официального прикрытия преподавала русский язык в сельской школе. Мама же и младшая дочка были творческими натурами. Вера организовала было в Колпашеве самодеятельный театр, но он был разгромлен по приказу губернатора Грана вместе с партшколой в Нарыме. Однако она не унывала. Вместе с Любовью Николаевной Вера открыла в своем же доме, где квартировали Дилевские, своеобразный светский салон, самый модный на обской ссылке. Яков сразу же после прибытия стал завсегдатаем этого клуба.
Впрочем, поначалу Яков больше общался с Ольгой Дилевской — она была правой рукой Бориса Краевского, и с окончанием ледохода «Бюро побегов» планировало начать активную работу. За зиму-весну подпольщики провели огромную подготовительную работу. По предложению Свердлова в сети организации заманивали сочувствующих местных жителей, а также профессиональных речных и таежных проводников, готовых рискнуть за звонкую монету. «Бюро побегов» решило развить среди местных крестьян новый нелегальный промысел — перевозку беглых. Была продумана технология: летом возить на лодках, зимой — на специально оборудованных возах, когда на сани ставилась скамейка, под нее прятался беглец, а сверху конструкция заваливалась дровами. Была определена и средняя стоимость перевозки одного беглеца — 5 рублей. Фактически государство одним-единственным месячным пособием должно было оплачивать услуги внештатных сотрудников обской сети «Бюро».
К числу крупных побед Краевского стоило отнести вербовку Федота Тобольжина — приказчика нарымского купца Завадовского. Федот Александрович наладил пересылку нелегальных изданий и конфиденциальной партийной переписки прямо на адрес хозяйской лавки в Колпашеве. Коробейник из Нарыма Иван Мельников вел торговлю по всему среднему течению Оби, курсируя по реке от Томска до самого Сургута. Иван Николаевич, будучи человеком рисковым, и вовсе привозил оружие — револьверы, спрятанные в кулях крупчатки. Доставлял он и книги, даже брал роль финансового курьера, передавая за небольшую комиссию деньги от соратников с воли (125). Ольга Дилевская провела большую работу с теми, кто сдавал углы и комнаты ссыльным. Они и без того зачастую высказывали сочувствие постояльцам, но Ольга искала тех, кто будет готов в случае чего спрятать от погони беглецов. И понимание было найдено в доме Василия Перемитина. Этот мещанин даже повышенной арендной платы за укрытие беглых брать не хотел — пусть, дескать, платят, как обычные жильцы, а денег не будет, так потом рассчитаетесь за них. Идейные сообщники, подобные Василию Степановичу, составляли золотой фонд «Бюро побегов».
В Колпашеве Яков Свердлов намеревался создать дублирующий центр подпольной жизни обской ссылки — на тот случай, если Куйбышева в Нарыме возьмет в оборот охранка. Амбиции у ссыльного агента ЦК оказались будь здоров! По его инициативе в Колпашеве начало работу чисто большевистское Центральное бюро по руководству партийной работой в Нарымском крае — в противовес дискредитировавшему себя Томскому комитету РСДРП. Однако склонность к громким названиям и претензии на политическое лидерство не остались без внимания охранки. Пристав Овсянников доложил агентурные сведения губернатору Грану. Петр Карлович, в свою очередь, написал объемное письмо Владимиру Толмачеву, командиру Отдельного корпуса жандармов: «По сообщению директора департамента полиции, в среде гласно-поднадзорных Нарымского края наблюдается будто бы подъем революционного настроения, устраиваются партийные чтения и рефераты, поддерживаются сношения с укрывающимися за границей единомышленниками». Необходимо было принимать срочные меры по нейтрализации распоясавшихся ссыльных большевиков.