С Михаилом Степановичем удалось встретиться через несколько дней. Ольминский радушно принял гостя, он внимательно выслушивал все сибирские новости Якова, и лишь когда тот выдохся, огорошил его невероятной новостью. «Ну что, товарищ Андрей, думаешь, не закис ты во глубине сибирских руд? Хватит ли силенок взяться за настоящее дело?» — нахмурив кустистые брови и выпятив вперед окладистую бороду, он вперил суровый взгляд в раскрасневшегося и взволнованного гостя. «Михал Степаныч, ну что вы, конечно же, я готов! Хоть прямо сейчас! Разве вы сомневаетесь?» — принялся восклицать Яков.
С юношеским пылом он заводился больше и больше каждую секунду, с жаром доказывая, что не подведет, а лукавый Ольминский все силился сохранить серьезный вид. Наконец он не выдержал и расхохотался: «А знаешь ли ты, что некий Яков Михайлович Свердлов кооптирован в состав ЦК РСДРП и вошел в состав Русского бюро ЦК?» Свердлова словно гром поразил. С минуту он не мог собраться и только потом, шутливо грозя пальцем разыгравшему его товарищу, расхохотался в ответ (154). Это была поистине волшебная новость — Яков наконец вошел в высшее руководство партии. Все эти годы тюрьмы, ссылки, побеги, руководство боевиками, проведение эксов, митинги и лекции, постоянное пребывание на краю и готовность шагнуть за него — принесли долгожданное, честно заслуженное вознаграждение. Отныне он был не просто выразителем воли партии, он становился самой этой волей, способной влиять на судьбы тысяч рядовых большевиков.
Опытный и тактичный Ольминский дал немного времени Свердлову пережить восторг от ошеломительного известия, насладиться триумфом. Но после начал вводить его в курс текущей политической ситуации, объясняя, что новые регалии — это не расчет за выполненную работу. А напротив — аванс за то, что еще только предстоит сделать. А задача стояла архисложнейшая, как видел ее глава большевиков. «Видишь ли, дорогой товарищ, — начал Михаил Степанович. — То дело, что мы начинали с тобой два года назад, разрослось, оно должно стать по-настоящему массовой. Теперь выпуск популярной большевистской легальной газеты — это самое главное, чем мы можем обеспечить будущее партии. Ленин нам с тобой поручает это дело». Свердлов сразу собрался, он весь превратился во внимание. Его способность моментально переключаться на серьезный лад была поистине впечатляющей. Теперь наступил черед Ольминского рассказывать (155).
После победной Пражской конференции Ленин настоял на принятии Центральным комитетом решения о выпуске легальной массовой рабочей большевистской ежедневной газеты. Деньги на ее издание в том числе собирали по заводам и фабрикам среди рабочих. Ленский расстрел стал катализатором для скорейшего запуска собственного СМИ.
Именно это событие Сталин назвал ключевым в передовице к десятилетнему юбилею главной партийной газеты: «Достаточно было расстрела рабочих в далекой сибирской глуши (Бодайбо на Лене), чтобы Россия покрылась забастовками, а питерский пролетариат, выйдя на улицу, одним взмахом смел с пути хвастливого министра Макарова с его наглым лозунгом „так было, так будет“… Подъем нового революционного движения был налицо» (156).
Однако имевшихся уже у большевиков возможностей газеты «Звезда» для открывшейся возможности оседлать новый массовый протест рабочих явно не хватало. Во-первых, нужно было менять редакционную политику и стратегию расширения аудитории. Для чего на ключевых постах Ленин намеревался поставить наиболее проверенных и надежных людей. Во-вторых, требовался, говоря современным языком, ребрендинг.
В 1910 году, став цековским издателем, Троцкий приобрел немалый вес в РСДРП и средства для безбедной жизни в Вене
Сталин, мастер коротких чеканных формулировок, так объяснил ключевые требования Ленина к новому изданию: «Физиономия „Правды“ была ясна: „Правда“ была призвана популяризовать в массах платформу „Звезды“. Разница между „Звездой“ и „Правдой“ состояла лишь в том, что аудиторией „Правды“, в отличие от „Звезды“, служили не передовые рабочие, а широкие массы рабочего класса. „Правда“ должна была помочь передовым рабочим сплотить вокруг партийного знамени проснувшиеся к новой борьбе, но политически отсталые широкие слои русского рабочего класса» (157). И эту газету можно было либо создать с нуля, либо воспользоваться чьим-то уже раскрученным именем.
У социал-демократического издания «Правда» была непростая судьба. Изначально с 1903 года на протяжении трех лет это был ежемесячный литературно-публицистический журнал, издаваемый Валентином Кожевниковым, бывшим как толковым инженером-путейцем, так и одаренным искусствоведом. Из социал-демократов в первой «Правде» публиковались Александр Богданов (Малиновский), Анатолий Луначарский, Юрий Стеклов (Нахамкис). Неудивительно, что внутри РСДРП «Правда» считалась меньшевистским изданием. Однако на страницах журнала немало места отводилось и литературной прозе — в частности, несколько своих рассказов для первой публикации отдал Иван Бунин. В разгар Первой русской революции цензура отвадила от острого и полемичного журнала авторов, и тот прекратил свое существование (151).
В 1908 году бесхозное, но заманчивое название перехватил Л. Д. Троцкий (Бронштейн) — постоянный оппонент Ленина, докучавший вождю большевиков назойливой и весьма едкой критикой. При этом Лев Давидович сохранял за собой практически безраздельный контроль за редакционной политикой, выражая свои интернационалистические взгляды и регулярно нападая на Ленина (158).
После Пражской конференции Ленин планировал продолжить наступление на своих оппонентов в социал-демократическом движении. Большевики нуждались в новом печатном органе. И тогда Ильичу пришла в голову дерзкая мысль перехватить красивое название газеты «Правда» у Троцкого — одним выстрелом уложить сразу двух зайцев. Поручение Ленин дал Ольминскому и редактору «Звезды» Николаю Полетаеву, которые споро организовали редакционную коллегию будущей газеты (157).
Недружественная выходка большевиков взбесила Троцкого до невозможности. Он на следующий же день после выхода в Петербурге новой «Правды» в своей «венской» старой «Правде» опубликовал крайне ядовитую заметку, в которой обвинял большевиков в краже чужих идей. Ответ Ленина был лаконичен: «Напрасно трудитесь посылать склочные и кляузные письма. Ответа не будет».
Свердлов следил за этой полемикой во время осеннего семейного ренессанса в деревне Костарево. Направление редакционной политики он смог почувствовать и понять даже без объяснений Ольминского. Но о новых задачах он не имел ни малейшего представления. А дело было в том, что сложившаяся редколлегия к зиме 1912 года начала заметно раздражать Ленина. Депутаты, литераторы, легальные цекисты почувствовали свою силу, вошли во вкус влиятельности — ведь уже начала складываться особая партийная группировка «правдистов», бравшая как руководство к действию призывы, публикуемые в газете. Члены редколлегии стали вести себя так, словно «Правда» не голос партии, а обычная газетная редакция. На инструкции из Женевы они смотрели периферическим зрением, публикуя то, что сами считали актуальным и интересным. Не нужно было близко знать Владимира Ильича, чтобы понять — он с таким положением вещей долго мириться не станет.
Михаил Степанович показал Якову письмо от Ленина. Ключевой фрагмент он отчеркнул ногтем — обрати на это первоочередное внимание: «…Дела в Питере плохи больше всего оттого, что плох „День“… Если верно, что №№ 1-й и 3-й или 3-й и 6-й стоят за осторожность с реформой „Дня“, т. е. за промедление изгнания теперешних редакторов и конторы, то это очень грустно… Необходимо посадить свою редакцию „Дня“ и разогнать теперешнюю. Ведется дело сейчас из рук вон плохо… Надо покончить с так называемой „автономией“ этих горе-редакторов. Надо Вам взяться за дело прежде всего… Взять редакцию в свои руки…» (119) Ольминский дал необходимые пояснения. Под «Днем» подразумевалась «Правда», а под номерами указаны депутаты Госдумы: 1-м был официальный издатель газеты Алексей Егорович Бадаев, под 3-м значился Роман Вацлавович Малиновский, а 6-й — Григорий Иванович Петровский. Задача переформатирования органов управления редакцией изначально Лениным возлагалась на Сталина, но в отсутствие Иосифа Виссарионовича Ольминский решил поставить на пост тайного главного редактора своего протеже — Якова Свердлова.
Беглец получил по протекции Ольминского самую лучшую и надежную квартиру, на какую только мог рассчитывать, — Яков поселился у депутатов А. Е. Бадаева и Ф. Н. Самойлова. Их жилище, в силу статуса владельцев, было неприкосновенным для полиции, и Свердлов мог не беспокоиться более о собственной безопасности, сосредоточившись на руководстве «Правдой». Он был в розыске, а потому никуда не выходил из комнаты и целыми днями возился с газетными рукописями (159).
Впрочем, как оказалось чуть позже, Ольминский просто предвосхитил прямые инструкции Ленина. Это письмо Свердлов получил, когда уже жил у Бадаева и Самойлова. Алексей Егорович привез конверт с Краковского совещания, куда ездил вместе товарищами по фракции — Григорием Петровским и Николаем Шаговым. И это было первое личное послание вождя партии Якову Свердлову: «Надо Вам взяться за дело прежде всего. Засесть в „бест“ (то есть убежище, от персидского термина „права неприкосновенности для некоторых мест“) к № 1. Завести телефон. Взять редакцию в свои руки. Привлечь помощников. Вы один — часть подобных сил, простые исполнители, — при нашей работе отсюда, вполне сможете поставить дело… Еще и еще раз: гвоздь всей ситуации в „Дне“. Здесь можно победить и тогда (только тогда) наладить и местную работу. Иначе все провалится» (119). Как мы помним, «бест» у № 1 — это квартира Бадаева, где Свердлов уже вполне обустроился. Да и все остальное по ленинскому списку он уже начал делать самостоятельно.
Первым делом Яков решил нанести решительный удар по конкурентам — газете «ликвидаторов», начавшей выходить в сентябре 1912 года под названием «Луч». К декабрю тираж этого издания удвоился, а тираж «Правды» с пиковых 60 тысяч экземпляров провалился до уровня 15–17 тысяч. «Луч» активно отбирал аудиторию у «Правды», но никто из «правдистов» не имел понятия — как этому помешать?