ксею Максимовичу. Писатель начал приглашать своего юного приятеля захаживать в гости. Залману, единственному, Горький разрешал сидеть, помалкивая, у себя в комнате, когда писал (17). Собственно, на квартирах у Горького и его друзей пропадал все время Залман, порой даже забывая приходить домой ночевать. А потом и вовсе съехал на съемную квартиру, которую ему оплачивал щедрый старший товарищ.
Зиновий Михайлович Свердлов (брат Я. М. Свердлова). 1903 год
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 139. Л. 9]
Квартира писателя была широко известна, ее называли «Горьковской академией». Там Залман познакомился с А. П. Чеховым, И. М. Сеченовым, Ф. И. Шаляпиным, В. И. Немировичем-Данченко. Вокруг только-только начавшего купаться в лучах славы писателя группировались журналисты — недавние коллеги Горького, мечтавшие, как и он, добиться известности. Среди них были писатель С. Г. Скиталец, С. И. Гриневицкий — двоюродный брат народовольца-бомбометателя, убившего Александра II, Е. К. Малиновская — будущий комиссар московских театров в первые годы Октября, писатели Н. Е. Каронин и В. Г. Короленко, с которым Горький дружил уже больше десяти лет. Состоялось наконец знакомство с самим Львом Толстым, который отказался встречаться с юным безвестным Пешковым в конце 80-х годов.
Алексей Максимович обожал устраивать вечеринки, но он был поднадзорным — в 1898 году его арестовывали в Нижнем и он пару месяцев содержался под стражей в Метехском замке Тифлиса. Чтобы обмануть полицию, собрания проводились якобы в честь чьих-нибудь именин или дней рождения. В начале такого мероприятия обычно читали стихотворения, затем разгорались споры — сначала о литературе, а потом на политические темы (18). Залман на гостей производил весьма приятное впечатление, быстро находил со взрослыми общий язык. Он даже не без успеха пел перед Шаляпиным. И довольно скоро неизменным компаньоном Залмана на этих вечеринках стал его младший братишка.
Старший брат стал проводником для Яши в волнующий взрослый мир студентов, социалистов и писателей. Крайний слева — Зиновий Пешков, второй справа — Яков Свердлов. Нижний Новгород, 1901 год
В отличие от артистичного и обаятельного старшего брата, Яков подкупал вольнодумцев-подпольщиков своей серьезностью и обязательностью. А кроме того, сын владельца типографии предлагал новым друзьям возможности отцовской мастерской.
Долгие полгода юному конспиратору и его команде удавалось водить за нос хозяина типографии — строгого и скрупулезно отслеживающего мельчайшие производственные процессы Моисея Израилевича. Однако однажды Яков все-таки попался. И не на какой-нибудь пустяшной листовке и вольнодумных стишках, а на печати бланков подложных паспортов активистам-социалистам.
В Российской империи подделка документов приравнивалась к фальшивомонетничеству. Преступнику грозило от 4 до 12 лет лишения свободы, но с отбытием срока непременно на каторге (17). Только представьте себе ужас успешного предпринимателя, одним из величайших грехов для которого была нелояльность властям, — он в один момент по милости любимых детей может лишиться всего и стать каторжанином!
И вот в этот момент взошла звезда еще одного важнейшего таланта Якова Свердлова — умение убеждать. Конечно же, за брата-заводилу заступились и другие дети, но роль первой скрипки была за Яшей, и он смог успокоить взбешенного отца. Старшая сестра Софья вспоминала, что отец хотя и не сразу проникся идеями Якова и пару-тройку месяцев «относился к этому враждебно, устраивал нам скандалы, но потом стал иным» (15).
Об этом принятии непостижимого выбора молодого поколения свидетельствует один весьма примечательный эпизод, датируемый зимой 1901 года. Свердлов-старший вошел в мастерскую, подошел к наборщику Ване Сазонову и стал смотреть, что тот набирал. Моисей Израилевич был близорук, он поднес набор близко к глазам и прочитал: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Российская социал-демократическая рабочая партия». Прочтя это, отец сказал наборщику: «Когда ты печатаешь такие вещи, то предупреждай меня, потому что может нагрянуть полиция, и если вас не будет, так я хоть успею набор рассыпать. А если я этого не сделаю, мы все пропадем» (15).
После успешного покушения народовольцев на Александра II в 1881 году и в последующее правление Александра III охранные отделения Санкт-Петербурга и Москвы и Отдельный корпус жандармов резко активизировали все формы политического сыска. Социалистов и представителей других агрессивных партий начали преследовать и карать согласно действовавшему на тот момент Уголовному кодексу. Чаще прочего уличенных в незаконной политической деятельности граждан приговаривали к ссылке в отдаленные сибирские города и деревни. К началу XX века в Сибири находилось до 300 тысяч ссыльных (19).
Однако щедро дарованным государем императором правом — заниматься сельскохозяйственным трудом или промыслом с полноправным причислением к местному обществу — ссыльные не спешили, а вместо этого тысячами бежали из Сибири и отечества беспрепятственно путешестввовали по стране. Неудивительно, что изготовление фальшивых документов расцвело буйным цветом именно в среде преследуемых левых политических партий.
То ли слишком мягкая, то ли безалаберная, то ли утонувшая во взяточничестве система исполнения наказаний стала одной из важных причин успеха революционеров. Большевики ошибок царской карательной машины не повторили. Как вспоминал известный большевистский публицист, первый редактор газеты «Известия» Юрий Михайлович Стеклов (Овший Моисеевич Нахамкис), его побег из Сибири в 1899 году стал возможен как раз благодаря развитой социал-демократической сети поддельщиков паспортов: «С помощью отыскавшегося в колонии и состоявшего из нескольких фальшивых печатей „паспортного бюро“, заключенного в круглую жестяную коробочку из-под монпансье и несколько лет провалявшегося без употребления, мы смастерили два фальшивых документа: проходное свидетельство, якобы выданное мне якутской полицией по окончании ссылки для свободного следования в Херсон, и паспорт — книжку на имя мифического инженера-технолога II разряда (существуют ли такие, мы, впрочем, не знали) какого-то Ивана Алексеева. Недостающие печати вырезал для нас шлиссельбуржец Мартынов, в то время находившийся в Якутске. Кроме того, один чиновник дал мне свой настоящий паспорт, которым я мог пользоваться лишь в случаях крайней необходимости, например при прописке в больших центрах Европейской России. Проходное свидетельство на мое имя было сделано настолько удачно, что Темников, увидевши его, пришел в восторг и просто ахнул от изумления, до того ловко была подделана подпись полицеймейстера. Это свидетельство я имел в виду предъявлять, если бы меня узнали по дороге» (20).
А далее интересы революционеров, нуждающихся в специалистах по печатному делу, и мечты бледного юноши с горящим взором совпадают в одной точке.
В 1901 г. Свердлов вступил в ряды Российской социал-демократической партии (РСДРП) (21) и занялся профессиональной революционной деятельностью. Оказанным партийными товарищами доверием Яков очень гордился и был готов пожертвовать всем, включая собственную жизнь, лишь бы внести свой вклад в общее дело. Кстати, одновременно с ним в партию был принят и его лучший друг — Володя Лубоцкий.
Но за революционерами велась пристальная слежка. В штате Нижегородского губернского жандармского управления служило 37 человек. Ввиду тяжелой политической обстановки с кружками социалистического толка в Нижнем Новгороде 2 октября 1902 года образовано розыскное отделение, а с 1903 года Отделение по охране общественной безопасности и правопорядка — но совсем запоздало. Структура отделения состояла из канцелярии, отдела наружного наблюдения и агентурного отдела внутреннего и наружного наблюдения. Секретное делопроизводство велось по цветам: на синие карточки заносились социал-демократы, на красные — эсеры, на зеленые — анархисты, на желтые — студенты, серые предназначались для солдат. Белые карточки заводились на кадетов и всех остальных граждан, проявлявших интерес к политике, — городской интеллигенции (30).
Кроме политической агентуры вербовалась и вспомогательная. Эта агентура состояла из владельцев трактиров и их завсегдатаев, волостных и сельских писарей и прислуги лиц, находившихся под наблюдением. Агенты — «штучники» или «откровенники» — были особой агентурой, требовавшей вознаграждения за каждую добытую информацию (22).
Квартира Свердловых превратилась в место встреч нижегородских социал-демократов, и за ней стала наблюдать полиция. Около дома постоянно вертелись секретные агенты, и вскоре их всех знали в лицо. Однажды неопытный филер притворился заказчиком. Принимать заказ вышел Яков. Он сразу разгадал, что это шпик, и стал к нему придираться: требовал разрешение на изготовление печати, задаток, адрес, фамилию. Тот вертелся-вертелся, дал задаток и ушел. Больше его в мастерской не видели (13).
Раскусить провокатора или переодетого агента охранки — эту задачу частенько проваливали даже опытные подпольщики.
А еще один эпизод ранней революционной деятельности Якова Свердлова окончательно переместил его в списки неблагонадежных. Два года, проведенные в марксистских кружках, подвигли Горького написать знаменитую «Песню о Буревестнике» — гимн грядущей революции, а затем и прокламацию, прямо призывающую к борьбе с самодержавием. Вскоре после ее публикации власти автора арестовали и постановили выслать из Нижнего Новгорода (23).
Протестно-настроенная городская молодежь превратила проводы Горького в демонстрацию: более двух сотен молодых людей шли посередине улицы, пели революционные песни. Яков Свердлов принимал активное участие в организации этой акции. Газета «Искра» в № 13 от 1901 года писала об этом так: «„Да здравствует свободное слово! Да погибнет деспотизм! Проклятие темным силам!“ Горький со многими целуется… До свиданья, господа! — До свиданья! Вы вернетесь!! Он вернется на заре новой жизни…»
Поскольку охранка держала на особом контроле Горького, она негласно сопровождала митинг и брала «на карандаш» всех особо заметных и рьяных сочувствующих. И вот эта административная высылка круто отразилась на судьбах двоих людей — Горький решил обратиться к драматургии и написал в изгнании свою первую пьесу «Мещане», а Свердлов впервые и насовсем угодил в разряд врагов государства. Через три недели, 3 декабря 1901 года, Яков был впервые арестован и водворен на несколько дней в городскую тюрьму (24).