Селиваниха была ближней деревней — всего-то три десятка верст от Монастырского. И пока Якова туда везли на лодке, он все думал о знаменитом путешественнике. Полярный исследователь, дипломат высокого ранга, доктор зоологических наук и основатель новой науки — физической океанографии — и все это один человек, сильный, умный и целеустремленный. Свердлов в свои гимназические годы увлеченно читал о захватывающих экспедициях отважного норвежца через Гренландию, о его попытке покорения Северного полюса. Когда он сам принимал активное участие в Первой русской революции, Нансен боролся за независимость Норвегии от Швеции и вместе с другими патриотами смог одержать победу. А еще в память Якова врезались слова Нансена об эскимосах Гренландии, которые, по мнению исследователя, «живут в условиях подлинного коммунизма, а так называемый „прогресс“ разрушает их по-своему совершенную традиционную культуру, в которой нет запретов, насилия и даже бранных слов» (172). Теперь, когда Якову самому предстояло близко познакомиться с коренными народами Севера, наблюдения Фритьофа Нансена ему казались особенно любопытными и заслуживающими более глубокого исследования. А пока требовалось осмотреться. Впереди еще оставались пара летних месяцев, чтобы понять, каким образом Свердлов совершит невозможное — побег из Туруханского края.
Копия Письма Я. М. Свердлова Р. Я. Малиновскому с сообщением адреса для отправки литературы и денег, снятая особым отделом. Примечательно, машинистка добавляет еры, которые сам Свердлов игнорировал. 27 сентября 1913 года
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 6. Л. 1–1 об]
Свердлов быстро нашел лазейку, как ему получить свободу передвижения внутри огромного края. 27 июня он написал в заявлении туруханскому приставу: «Ввиду полной невозможности достать какие-либо продукты в Селиванихе, прошу разрешить мне приезжать раз в неделю в село Монастырское за продуктами» (45). Первым же делом Яков обзавелся небольшой, но ходкой и устойчивой лодкой. Волжанин придирчиво выбирал, показывая продавцу, что его-то, знатока, не объегоришь, как какого иного горожанина «с России». Лодка была на Туруханке главным залогом независимого перемещения, залогом выживания, о чем Яков написал жене в одном из первых писем: «Енисей здесь широк — считают, пять верст. Дух захватывает, когда пересекаешь реку! Я теперь могу за день добираться до Монастырского, а при известной сноровке и возвращаться в Селиваниху тем же днем» (2).
А тем временем Роман Малиновский продолжал выслуживаться перед Департаментом полиции. После ареста временного тайного редактора «Правды» из-за кордона спешно вернулся редактор постоянный — Иосиф Джугашвили. Он спешно принимал инициированные Свердловым грандиозные начинания, с такой же энергией, что и Яков, вникал в дела Петербургского комитета, подминал под себя большевистскую фракцию в Думе. В отличие от обходительного и коммуникабельного Свердлова, Сталин был категоричен, резок и не терпел возражений. Поэтому предатель избавился от неудобного руководителя, что называется, «с чувством глубокого удовлетворения». В марте 1913 года Сталина арестовала охранка — меньше месяца он прожил в Петербурге на свободе. Особое совещание при МВД по накатанной уже схеме — большевик? член ЦК? «Правда»? — присудило Джугашвили четыре года ссылки в Туруханский край.
Ловкий провокатор умудрился даже бросить тень подозрений на свою жертву. О Джугашвили поползли глухие слухи, что он сам связан с охранкой. Отголоски этой истории тянулись за Сталиным всю его жизнь. Об этом, например, после разоблачения культа личности вспоминал Никита Хрущев, якобы Сталин в личной беседе сокрушался: «И на меня, дескать, есть показания, что тоже имею какое-то темное пятно в своей революционной биографии… Поясню, о чем шла речь. Тогда хоть и глухо, но бродили все-таки слухи, что Сталин сотрудничал в старое время с царской охранкой и что его побеги из тюрем (а он предпринял несколько побегов) были подстроены сверху, потому что невозможно было сделать столько удачных побегов. Сталин не уточнял, на что намекал, когда разговаривал со мной, но я полагаю, что эти слухи до него как-то доходили. Он мне о них не сказал, а просто заявил, что чекисты сами подбрасывают фальшивые материалы» (173, 174).
В Монастырское Иосиф Джугашвили прибыл одновременно с радостным для Якова Свердлова известием — в середине июля у него родилась дочь. Счастливый отец своим громоподобным басом провозгласил на всю пристань: «Назову мою малышку Верушкой!» Сложно сказать, было ли это импульсивным решением услышавшего вдохновляющую весть родителя, или же Свердлов давно заготовил это имя на случай рождения дочки.
В Туруханском крае собралась тогда весьма представительная и примечательная компания. К пожизненной ссылке в Сибирь был приговорен член ЦК РСДРП Сурен Спандарян. Пятью годами раньше он входил в состав Бакинского комитета, которым тогда руководил Джугашвили. В Баку товарищ Тимофей, как называли Спандаряна подпольщики, был членом редколлегий газеты Союза нефтепромышленных рабочих «Гудок» и нелегального издания «Бакинский пролетарий», а затем и «Бакинский рабочий». За год до этой встречи товарищ Тимофей был арестован с прокламацией «За партию», написанной Джугашвили, но ее автором полиция объявила Спандаряна, и тот лидера не выдал. Коба и Тимофей были очень рады видеть друг друга. Спандарян до самой своей смерти в 1916 году был одним из тех немногих, кого Сталин мог называть другом (175). В ссылке Спандарян находился со своей гражданской женой Верой Швейцер, которая тоже была активной большевичкой: «Коба при встрече улыбался, и по нему видно было, насколько он рад меня видеть, но все время я чувствовал, что он о чем-то молчит» (171).
О чем же молчал соратник Спандаряна? Мы можем только догадываться. Возможно, Сталин молчал о том, что наверняка знал — их со Свердловым руководство партии будет пытаться вытащить. Пусть Спандарян был членом ЦК, пускай он был его настоящим другом, но Коба не собирался даже обсуждать с Тимофеем план побега, не говоря уже о том, чтобы пригласить его бежать вместе. В отличие от компанейского Свердлова, Сталин знал точно — енисейский Боливар вынесет лишь двоих. И он не ошибался. Когда еще Иосиф Джугашвили находился в пути, Ленин из Кракова направил ему денежным переводом 120 франков из своих личных невеликих средств, что по тогдашнему курсу составляло около 60 рублей — эти деньги предназначались для организации побега. А через неделю с небольшим, 27 июля, в Поронино состоялось совещание зарубежной части ЦК РСДРП, на котором верховный орган партии постановил — выделить средства, оказать всю возможную организационную поддержку, обеспечить побег И. В. Джугашвили и Я. М. Свердлова. И только их. А товарищу Тимофею предстояло оставаться во глубине сибирских руд навечно.
Глава 31. Заполярный капкан для цекистов
Сталину определили местом пребывания деревню Костино в 50 верстах от Монастырского на правом берегу Енисея. В архивах Енисейского ГЖУ содержалась информация, что изначально Джугашвили поселился в 25 верстах от туруханской столицы на станке Мироедиха. Но там он якобы присвоил имущество утонувшего в Енисее Иосифа Дубровинского или же товарища Иннокентия, если на большевистский манер. Кстати, этого члена ЦК и кратковременного руководителя Московского комитета тоже выдал Малиновский. Другие ссыльные этот поступок новичка не одобрили будто бы в столь категоричной форме, что Коба был вынужден спешно переезжать в более отдаленное селение (173).
Но Свердлов, к тому моменту разъезжавший по Енисею, как по Волге от Нижнего до Сормова, отыскал своего компаньона по предстоящему побегу. Он был крайне заинтригован обрывочной информацией, полученной от Сталина при первой встрече, и был твердо намерен довести дело до конца. Он протоптал надежные дорожки и вдоль берега реки, на всякий случай. На суше-то как раз за Свердловым и сумели проследить негласные полицейские агенты, тут же доложившие о подозрительном поведении начальству. 31 августа Иван Кибиров, туруханский отдельный пристав, в свою очередь, докладывал начальнику Енисейского охранного отделения ротмистру Алексею Железнякову, что «административно-политический ссыльный Яков Свердлов ежедневно ходит в лес рубить дрова, а между прочим уходит в село Монастырское». Через неделю в Енисейск ушла новая депеша: «Административно-политический ссыльный Яков Свердлов, крадучись лесом, удалился в Монастырь» (176).
Иосиф Джугашвили с особым шиком позировал полицейским фотографам. Из материалов личного дела ссыльного И. В. Джугашвили в Енисейском ГЖУ
Однако опытный надзиратель за ссыльными, знаток душ человеческих не догадывался, с кем именно искал встречи неугомонный Яков Свердлов. Товарищ Андрей надоумил Кобу облегчить им обоим возможность передвижения и встреч. Сталин написал такое же ходатайство на имя Кибирова, как и Свердлов. 17 сентября он добился требуемого результата — туруханский пристав направил предписание надзирателю станка Костино о том, что административно-ссыльному Джугашвили дано разрешение на отлучку в село Монастырское для покупки продуктов (63).
Только получив на руки это разрешение, Сталин срочно засобирался в дорогу. Свердлов подобрал его за деревенской окраиной и отвез к себе домой. С 20 по 27 сентября 1913 года Сталин находился в Селиванихе у Свердлова. Забыв прежние разногласия, два выдающихся партийных организатора все свои таланты обратили на единственный проект — их побег из Туруханского края.
Прежде всего они внимательно изучили — какие еще направления, кроме южного по Енисею до Красноярска, могут быть использованы для побега. Существовал долгий кружной путь по Ангаре до Иркутска, где никто не ожидал бы бежавших из Туруханского края. В низовьях и особенно в среднем течении Ангара была заметно более дикой, безлюдной рекой, чем Енисей, — это годилось для беглецов. Но к глубокому своему сожалению, с помощью карты Яков и Иосиф убедились, что кордон Ворогово находится ниже по течению стрелки Енисея и Ангары. Точно так же егерский заслон отсекал и юго-западный путь — через Обь-Енисейский канал по родной уже Свердлову Кети до Колпашева. Ссылку в Туруханке обустраивали все же профессионалы своего дела.