Был и северо-западный путь — сто сорок с лишком верст через леса до реки Худосей. Из нее в длинную тундровую реку Таз и восемьсот верст до моря. А потом долгий и опасный переход по Тазовской и Обской губам — с приливами, сильными ветрами и большой волной — протяженностью почти в тысячу верст до Обдорска. Даже в наши дни для подготовленных туристов-экстремалов, увешанных надежным оборудованием, оснащенных легкой и теплой экипировкой, такой маршрут представляется крайне сложным и рискованным. Поэтому после продолжительных сомнений он был отклонен компаньонами. Хотя в дальнейшем Яков периодически возвращался к этой идее, пробуя разведать путь с помощью остяков и самоедов. В конце концов, кочевал же по этой тундре на нартах со своим оленьим стадом в то самое время финский этнограф Кай Доннер. Свердлов помнил о своем недавнем с ним знакомстве и был готов, по его примеру, тоже бросить вызов Северу!
Наконец, был еще один, восточный путь. Отправиться в путь не по Енисею, а по Нижней Тунгуске — самому длинному притоку великой реки. Правда, путь от Монастырского до истоков реки на Ангарском кряже составил бы почти три тысячи верст — самый длинный из всех вариантов бегства, наряду с дорогой по Ангаре. В верхней части Нижняя Тунгуска — река беспокойная, с перекатами, сильным и бурным течением. Кроме того, после долгого водного перехода беглецам предстоял бы путь в сто с хвостом верст через горную тайгу до Лены. А оттуда еще не менее пятисот верст либо вниз до Ленских приисков, либо вверх до крупных деревень Иркутской губернии. Сложнейшая экспедиция! Но все же не столь самоубийственная, как гиблый путь через грозные врата Ледовитого океана.
Свердлов и Сталин убедились, что единственный реалистичный вариант побега лежит только через кордон Ворогово. Стало быть, им нужны поддельные паспорта высочайшего качества, много денег и тщательно продуманный план действий. На помощь населения можно было не рассчитывать. Жители редких прибрежных селений на Енисее были настроены отнюдь не сочувственно к ссыльным. Поэтому помощников в организации побега нужно было подбирать очень осторожно и тщательно. А пуще прочего беречь информацию от братьев-революционеров. Не только Сталин молчал при своем адъютанте Спандаряне-Тимофее, точно так же Свердлов поступил и со своим другом Шаей Ицковичем, или же Филиппом Голощекиным, если по-партийному. Член ЦК прибыл в Монастырское в конце августа, Свердлов был с ним приветлив, но ни словом не обмолвился о готовящемся побеге.
Заговорщики немедленно приступили к сбору денег, начали писать в столицу — депутатам-большевикам. Те-то уж точно смогут изыскать средства. Ничего не подозревающий Свердлов отправил это письмо Малиновскому: «Дорогой Роман! Не знаю, успеет ли дойти это письмо до начала распутицы… Только простился с Васькой, он гостил у меня неделю. Получил наши письма, отправленные неделю назад? Завтра утром он уже уедет из Монастыря домой. Теперь сюда придвинулся телеграф. Через месяц, вероятно, все будет уже закончено. Если будут деньги, мы пошлем вам в Питер телеграмму. Теперь вот наша просьба. Если у тебя будут деньги для меня или Васьки (могут прислать), то посылай по следующему адресу: Туруханск Енисейской губернии, с. Монастырское, Карлу Александровичу Лукашевичу. И больше ничего, никаких пометок для кого и тому подобное не надо. Одновременно пошли или мне, или Ваське открытку с сообщением об отправке и пометь при этом цифру. Вот и все. Еще раз всего доброго. Яков» (16).
Провокатору пишет и Сталин. Спустя два месяца, в конце ноября 1913 года, после отправки безответного письма Свердлова, Иосиф умоляет Малиновского о помощи. Он недоумевает, почему же товарищи декларируют всемерную поддержку, но не присылают ни копейки: «Здравствуй, друг. Неловко как-то писать, но приходится. Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами (37 градусов холода), общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахару, ни мяса, ни керосина (все деньги ушли на очередные расходы и одеяние с обувью). А без запасов здесь все дорого: хлеб ржаной 4 коп. фунт, керосин 15 коп., мясо 18 коп., сахар 25 коп. Нужно молоко, нужны дрова, но… деньги, нет денег, друг. Я не знаю, как проведу зиму в таком состоянии… Дело это надо устроить сегодня же и деньги переслать по телеграфу, потому что ждать дальше — значит голодать, а я и так истощен и болен. Мой адрес знаешь: Туруханский край Енисейской губернии, деревня Костино. Иосиф Джугашвили». Пронзительное письмо. Похоже, что Сталин действительно погружался в отчаяние (177).
И не он один. Атмосфера апатии в ту зиму царила на всей туруханской ссылке. Свердлов в конце 1913 года писал про своего еще недавно закадычного дружка Филиппа Голощекина, записного остряка и любителя веселых розыгрышей: «Он стал форменным неврастеником и становится мизантропом. При хорошем отношении к людям вообще, к абстрактным людям, он безобразно придирчив к конкретному человеку, с которым приходится соприкасаться. В результате — контры со всеми… Он портится, создает сам себе невыносимые условия существования. Скверно, что у него почти нет личных связей…» (178)
Донесение начальника Енисейского губернского управления Енисейскому губернатору о планах побега Я. М. Свердлова и И. В. Джугашвили из ссылки. 18 декабря 1913 года
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 100. Л. 10]
Почему же большевики оказались в такой глухой изоляции? По какой причине ЦК и многочисленные партийные бонзы игнорировали мольбы Свердлова и Сталина о финансовой помощи? Разгадка крылась в том, что Малиновский прилежно извещал Департамент полиции и о решениях ЦК, и об отправке денег и жалобные письма доверяющих ему товарищей показывал кураторам.
Поэтому уже зимой из Петербурга за подписью и. о. директора Департамента полиции Алексея Васильева в адрес Енисейского ГЖУ: «Гласноподнадзорные ст. Мироединского Иосиф Виссарионович Джугашвили и ст. Селивановского Яков Мовшев Свердлов в непродолжительном времени предполагают совершить побег. Желательно поставить их в невозможность побега, почему полагал бы перевести Джугашвили и Свердлова в село Монастырское, где установить за ними строгое наблюдение, а также установить наблюдение за получением кем-либо из ссыльных или подозрительных крестьян крупных сумм денег, которые по всей вероятности будут предназначены для побега Джугашвили и Свердлова» (179).
Телеграмма и перевод на 100 руб. политическому ссыльному В. М. Свердлову. 24 декабря 1913 года
[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 117. Л. 1]
Секрет же пропавших денег был прост. Их задерживали по приказу ротмистра Железнякова. Шефу Владимиру Федоровичу прилежно рапортовал Кибиров: «На имя административно-высланного в Туруханский край Иосифа Виссарионовича Джугашвили в Туруханском почтовом отделении получено 3 перевода по телеграфу: один из Петербурга — на 50 руб., второй из Тифлиса — на 10 руб. и третий из Петербурга от А. Бадаева на 25 руб., всего восемьдесят пять рублей. И. Джугашвили лишен казенного пособия за февраль, март, апрель, май, июнь и июль 20 дней, хотя Джугашвили их еще не получил из почты, но это обстоятельство, по моему мнению, не может препятствовать лишению пособия». На это обстоятельство стоит обратить внимание. Пристав укоряет начальство, что, так наглухо перекрывая денежный поток к ссыльному, можно и уморить его начавшейся суровой зимой (134). Такое явно не понравится начальству повыше — в Красноярске и Петербурге. Похоже, Свердлов и Сталин поздней осенью 1913 года действительно оказались на грани голодной смерти.
Удивительно, но примерно в это же время в Нарым был сослан другой революционер, брат Якова — Вениамин. Яков не забыл брата, несмотря на то что он бежал в США и там был банкиром. Председатель ВЦИК пригласил его в РСФСР, где дал высокие чины — Вениамин стал членом Президиума ВСНХ, заведующим научно-техническим отделом ВСНХ, ответственным секретарем Всесоюзной ассоциации работников науки и техники. Но в 1939 году он был расстрелян как троцкистский террорист.
Беспокойство Кибирова, вполне вероятно, спасло жизнь его поднадзорным. Железняков нехотя санкционировал выдачу денежных переводов и выплату причитавшегося Свердлову и Сталину пособия. Но это не значит, что охранка оставила в покое готовящихся к побегу большевистских лидеров. На них решили воздействовать через хитроумного агента. Малиновский предложил отправить деньги от ЦК не Сталину, как было условлено заранее, а Свердлову. Иосифу Виссарионовичу пришла от Романа Вацлавовича открытка следующего содержания: «Брат, пока продам лошадь, запросил 100 руб.». А деньги отправились Якову Михайловичу. Расчет был на то, что подозрительный Сталин расценит это как решение ЦК вытаскивать с Туруханки одного лишь Свердлова (83).
Но Свердлову и Сталину было не до раздоров. Внезапно разбогатев, они все усилия и средства бросили на подготовку к побегу. Вечного ссыльного в Туруханский край Мартына Зелтыня, который служил управляющим Енисейского представительства парижской фирмы торговцев пушниной братьев Ревильон, Яков подверг самой тщательной проверке. Выяснил, что тот надежный товарищ, член РСДРП, симпатизирующий большевикам. Через него Свердлов раздобыл все, что нужно для побега и долгой дороги: муку, сахар, чай, табак, купил порох, дробь и даже жаканы — в побег Яков и Иосиф не собирались уходить без ружья. Доктор Алюнин из Монастырского согласился продать необходимые медикаменты с запасом — составить аптечку беглого на дальнюю дистанцию. А упоминавшийся в письме Малиновскому купец Лукашевич согласился принимать на свое имя почту и деньги для Свердлова. Карл Александрович даже фальшивые паспорта, высланные из Красноярска, передал своим новым обаятельным друзьям. Он вообще сильно симпатизировал большевикам. Например, Спандаряну и Швейцар бесплатно разрешил жить у себя, отдав им целый флигель большого дома.
При всех своих существовавших недостатках иногда жандармам удавалось действовать достаточно тонко. Ведь то, что Сталин ничего не высказал Свердлову лично, не означало того, что охранка сделала холостой выстрел — семя сомнений и соперничества среди двух тигров в холодной клетке упало на подготовленную почту: «Месяцев пять тому назад я получил от одного товарища из Питера предложение приехать — переселиться в Питер… Я ему написал ответ еще месяца четыре назад, но от него нет никакого ответа до сих пор. Не можешь ли ты в двух словах разъяснить мне это недоразумение. Месяца три назад я получил от Кости