[РГАСПИ. Ф. 86. Оп. 1. Д. 4. Л. 7–7 об]
Кира рассказывала в письмах о самом сокровенном, доверяла своему другу по переписке то, о чем не рассказывала родителям. С каждым новым письмом Свердлов становился ей все ближе и дороже. Ведь он не говорил с ней, находясь на пьедестале умудренного взрослого, а искренне старался вникнуть в ее переживания, помочь советом: «Милая Кирочка! Попробуйте жить проще, без постоянного самоанализа. Последний — зло огромное, когда принимает большие размеры. Он лишает нас способности к непосредственным переживаниям… Самоанализ способен отравить самые лучшие, красивые переживания. Мучительная штука» (16).
Свердлов интуитивно нащупывал тонкие струны души Кирочки, воздействуя на них нужными словами: «…Ваш пессимизм — является в значительной степени болезнью роста. Формы этой болезни крайне разнообразны и не зависят только от возраста. Вот я, например, немного старше Вас. А тоже иногда хвораю той же болезнью… Ваш возраст переходный по пути к зрелости. Близится полная зрелость, и духовная и физическая. Вы уже освободились от детских представлений, переживаний, но еще не успели создать себе какой-либо прочный внутренний мир. Ваше миросозерцание еще только складывается, закладываются только первые его основы…»
«…Вы помните притчу о талантах? Кому много дано, с того много и спросится. Жизнь сложна, многообразна. Но в то же время можно идти к одному и тому же различными путями. И важно всякому человеку найти именно свой путь. Только тогда он сможет достигнуть максимальных результатов, сможет получить удовлетворение от своей деятельности. Инстинктивно всякий человек стремится к гармонии. На первом плане стоит личная гармония. Необходимо избегать разлада с самим собою». Интересно, сохранил бы Яков Михайлович столь широкие взгляды на индивидуализм и допустимость поиска разных путей в период партийной борьбы в молодом Советском государстве?
А как бы он воспринял культ личности?
«Не ищите кумира, идеала в конкретном, живом человеке, в отдельной личности. Это грозит большими разочарованиями. „Не сотворите себе кумира“. В современной жизни не может быть совершенного человека, не таковы условия, чтобы он мог развиваться. Но уже в настоящее время у ряда людей можно найти отдельные черты, которые переживут современную антагонистическую жизнь. Будущий гармоничный человек как тип может быть провиден из этих черт отдельных людей. Изучение истории развития человечества порождает уверенность в пришествии царства этого человека. И не в самоусовершенствовании теперь дело, а в уничтожении условий, порождающих скверное, некрасивое в людях» (16). Возможно, именно в письмах к Кирочке, как ни в каких иных документах, и раскрывается подлинная причина антагонизма Свердлова и Сталина.
С другой стороны, открытым остается вопрос, смог бы Свердлов сохранить в себе такого чистого идеалиста и мечтателя, пронести его через годы Гражданской войны, голода, разрухи? Но сомнений нет, он действительно верил в коммунистическую идею: «Мы родились в хорошую пору. В такой период человеческой истории, когда приближается последнее действие человеческой трагедии. Взгляните, как много страданий кругом. И не только в бедности дело. Важное значение имеет невозможность полного развития индивидуальности. Особенно в низах народных… Теперь лишь слепые могут не видеть или же те, кто умышленно не хочет видеть, как вырастает сила, которой предстоит играть главную роль в последнем действии трагедии. И так много прекрасного в росте этой силы, так много бодрости придает этот рост, что, право же, хорошо жить на свете» (16). Надо понимать, что этот заряд оптимизма Свердлов отправлял из темной низкой избушки, заметенной снегом, затерянной посреди невообразимых полярных просторов.
Однако ж, Яков не только мечтал о будущем, но и жил днем сегодняшним. В глазах Киры он не желал выглядеть умудренным дедом, говоря с нею на одном языке: «Молодость рождает много прекрасных образов, порождает сильные порывы и т. д. Но молодость измеряется далеко не одними годами. Человек и в полсотни лет может быть молод и в тридцать стар. Притом же период молодости находится еще в начальной стадии, пока не затронуты все фибры души, пока не пробуждены такие струны, о существовании которых юношеский возраст дает знать лишь в смутных, неясных формах. И чем полнее жизнь, тем ярче, смелее, богаче работает творческая мысль».
Что уж тут, иногда Свердлов все-таки позволял себе выходить из образа старшего товарища без страха и упрека. Яков немножко флиртовал с Кирочкой, не переступая, впрочем, грани приличий: «Разрешите поцеловать Вас при встрече, а я обязательно встречусь с Вами и Л. И. Все равно расцелуемся, хотите ли, нет ли» (Свердлов Я. М. Избранные произведения. В 3 т. Т. 1–3. М.: Госполитиздат, 1957–1960). А Кире Бессер вот этого «немножко» хватало с избытком. Писем с Севера она ждала больше всего на свете.
Возможно, сдержанного в чувствах, галантного и вежливого Якова раздражало отношение Сталина к молодым девушкам — поговаривали, что он сожительствовал с малолетней хозяйкой того сиротского дома, куда от Тарасеевых переехал Сталин: «Со старшей из них, Лидией Перепрыгиной, девочкой лет четырнадцати или пятнадцати, Иосиф Джугашвили вступил в связь, и она родила от него сына» (191, 192).
Впрочем, спустя некоторое время Яков Михайлович возобновил эпизодическое общение со Сталиным. Он вообще был человеком отходчивым и незлопамятным. Раз уж выпало жить соседями на краю географии, то худой мир куда лучше доброй ссоры: «Мы с приятелем (Сталиным) во многом рознимся. Он очень живой человек и сохранил, несмотря на свои сорок лет, способность живо реагировать на самые различные явления. Во многих случаях у него возникают новые вопросы там, где для меня их уже нет. В этом смысле он свежее меня. Не подумай, что я ставлю его выше себя. Нет, я крупнее, это он сам сознает. Теоретические вопросы вызывают мало споров. Да и нет особого интереса спорить с ним, ибо у меня значительный перевес… Поспорили, сыграли партию в шахматы, я дал ему мат, затем разошлись за поздним временем. А утром снова встретимся, и так каждый день: нас на Курейке только двое…» (193) Как видим из этого документа, от некоторой пренебрежительности к Кобе-Ваське избавиться до конца товарищ Андрей все же не смог.
Чувствовал ли Сталин изменившееся к себе отношение Свердлова? Несомненно. Иосиф Виссарионович славился своим тонким чутьем на полутона и намеки. Проявлял ли он ответно свою неприязнь? Совсем не факт. Так, например, вспоминая Якова Свердлова, в 1924 году Сталин писал: «Я далек от того, чтобы претендовать на полное знакомство со всеми организаторами и строителями нашей партии, но должен сказать, что из всех знакомых мне незаурядных организаторов я знаю — после Ленина — лишь двух, которыми наша партия может и должна гордиться: И. Ф. Дубровинского, который погиб в туруханской ссылке, и Я. М. Свердлова, который сгорел на работе по строительству партии и государства» (194). Иосиф Дубровинский — это тот утонувший в Енисее большевик, в присвоении имущества которого Джугашвили обвинила мироедихинская общественность. Учитывая, что с обоими усопшими Сталина связывали не самые приятные воспоминания, искренность этого отзыва вызывает некоторые сомнения. Но тем не менее вождь никогда публично не отзывался о Свердлове негативно.
Глава 33. Сквозь тундру и тайгу
Оба ссыльных постепенно налаживали свою жизнь в Курейке.
Однако как же решался вопрос с оружием? Ведь ссыльным строжайше было запрещено владеть им. Даже за предоставление лодки Свердлову и Сталину их квартирного хозяина Тарасеева надзиратель Лалетин грозился упечь в тюрьму. Этот вопрос был решен к обоюдному удовольствию и жандармов, и ссыльных. Дочь Марины Цветаевой переводчица и искусствовед Ариадна Эфрон в конце сороковых отбывала ссылку в Туруханске. Она вспоминала встречу с местным жителем из коренных народов Севера Афоней Тетериным. Тот утверждал, что был приставлен к Сталину, дабы Иосиф Виссарионович не сбежал из ссылки: «с ним Сталин и рыбачил, и охотился, но ружье за ним носил только Афоня — Сталину это запрещалось» (195).
Если Сталин не отходил от Курейки дальше чем на пятнадцать верст, довольствуясь ближними окрестностями станка, Свердлов жадно изучал безграничный край. Он постоянно вспоминал короткий рассказ пристава Кибирова о пребывании в Туруханке живой легенды арктических исследований Фритьофа Нансена. Особенно его цепляла фраза, повторенная Иваном Игнатьевичем, что сам Нансен «на лыжах Енисейскую губернию пересекать бы не рискнул. Гренландию сдюжил, а тут зимы суровее будут». Свердлова распаляла, зажигала мысль о соперничестве со знаменитым норвежцем. Каждый раз, отправляясь в дальнюю поездку, он словно бросал заочный вызов своему безмолвному конкуренту.
Яков и в Курейке первым делом купил лодку, достаточно вместительную и ходкую, чтобы осмеливаться на полутораста-двухсотверстные рейды. Надзиратель Мерзляков к этому относился с истинным северным спокойствием — куда он денется из Туруханки, вернется рано или поздно, коли не потопнет. Ну, а Яков дозволенной возможностью пользовался очень активно, возвращаясь в Курейку лишь передохнуть да пополнить припасы. Он мотался взад-вперед, спускаясь по Енисею до станков Горошиха и Ангутиха, по реке Курейке поднимался высоко на север — до озера Дюпкун, до самых отрогов массива Путорана. Яков проходил на своей лодке свыше пяти-шести сотен верст, останавливаясь по пути в селениях остяков и тунгусов (кетов и эвенков).
Кто-то из местных поведал Свердлову о невероятно высоком водопаде, который можно увидеть далеко-далеко на озере. Яков загорелся мечтой увидеть это чудо природы. Исследовать столь уникальный объект — это уже не мальчишеский, а вполне себе взрослый вызов товарищу Нансену. Однако до того места от устья реки Курейки было более 800 километров. Свердлову рассказали о Тальниковом водопаде, высочайшем не только в России, но и всей Азии. Каскадный, пятнадцатиступенчатый гигант высотой от 600 до 700 метров — он был должным образом исследован лишь в 1990 году экспедицией Петра Кравчука. К сожалению, нет никаких сведений о том, смог ли добраться до Тальникового водопада Свердлов.