Художник Левченков картиной «Преисподняя Ипатьевского дома» попытался реконструировать последние мгновения жизни царской семьи и их верных слуг
Текст телеграммы непосвященным может показаться странным. Ведь никакого Филиппова ни в Москве, ни в Екатеринбурге нет. Зато этот шифр был понятен Якову Свердлову и Филиппу Голощекину. Имелся в виду «Филиппов суд», как позднее окрестили его историки. Именно так могли условиться два старых товарища назвать план «Б» в ситуации, если возникнет какая-нибудь угроза. Приказа вывозить Николая в Москву нет, белочехи уже бряцают оружием на подступах к городу, но что же центр? Почему молчит? Вероятнее всего, потому, что Свердлов знал о существовании запасного плана, и скорее всего даже был его автором, и еще знал, что уральцы с великой радостью исполнят его.
Фронт с начала июля приближался все ближе и ближе и, наконец, уже находился в 35–40 верстах от города, это неизбежно приближало и развязку (299).
Уральский Совет был в панике. Что делать? Москва молчит. Но почему? Может быть, телеграф слишком загружен и нет возможности получить ответ? Или товарищ Андрей никак не хотел отдать команду?
Комендант Кремля это подтверждает: почта и телеграф работали в 1918–1919 годах зачастую из рук вон плохо. Телеграммы, в том числе подписанные наркомами, порою часами, если не сутками, лежали на телеграфе, ожидая отправки. Не то было с телеграммами, на которых стояла подпись Свердлова. Любая такая телеграмма отправлялась мгновенно, не задерживалась ни минуты (235).
Свердлов молчал. А вот сообщения с юга летели одно за другим. Белочехи наступают. Им никто не сопротивляется. Они превратились в неодолимую силу, которую никто не может сдержать. Еще неделя-другая, и они ворвутся в Екатеринбург.
Полуподвальная комната в Ипатьевском доме, где была расстреляна царская семья
Обсудив все обстоятельства, Екатеринбург принимает решение нанести два удара: ликвидировать две монархические подпольные офицерские организации, могущие нанести удар в спину частям, обороняющим город (на эту операцию выделяется чекист Исай Родзинский), и казнить семью Романовых (294).
Теперь оставалось решить чисто техническую сторону дела. Как казнить? Может быть, когда уснут, забросать комнаты гранатами? Юровский предложил зарезать всех кинжалами в постелях. Ждем, когда уснут. Перевалило за полночь, стало прохладнее. Юровский вернулся в комендантскую и предложил третий вариант: посреди ночи разбудить Романовых и попросить их спуститься в комнату первого этажа под предлогом, что на дом готовится нападение анархистов (294).
Шифрованная телеграмма А. Белобородова из Екатеринбурга об участи царской семьи
Семья и остатки свиты оделись и спустились в подвал. Подвальный холод и звенящая тишина затаились в напряженном ожидании.
Комендант сказал Романовым, что Уральский райисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к команде, лицом к семье, потом, как бы опомнившись, обернулся к коменданту с вопросом: «Что? Что?» (299)
Юровский хочет ему что-то ответить, но Медведев уже всаживает первую пулю в царя. Одновременно с его вторым выстрелом раздается первый залп латышей. Юровский и Ермаков также стреляют в грудь Николая почти в упор. На пятом выстреле Николай II падает на спину. Падают женщины, Боткин, у стены оседает лакей и валится на колени повар (294).
«Пули от наганов отскакивали от чего-то рикошетом и, как град, прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж» (299).
Уже на следующий день после убийства царской семьи Свердлов выступил с заявлением о казни по приговору Екатеринбургского совета депутатов и об утверждении этого приговора Президиумом ЦИК (пункт 3). 18 июля 1918 года
[РГАСПИ Ф. 2. Оп. 1. Д. 6643. Л. 1–2.]
От предсмертного крика горничной очнулся и застонал легко раненный Алексей — он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего маузера. Парень затих и медленно сползает на пол к ногам отца (294).
Это была кровавая бойня. Участники ликвидации не стеснялись подробностей и впоследствии гордились содеянным. Но на тот момент широкая огласка содеянного почти наверняка стоила бы жизни всем участникам этого отвратительного преступления. Необходимо было срочно заметать следы, прятать улики, не забывая, разумеется, отчитаться перед высоким руководством.
Белобородов телеграфирует секретарю Совнаркома Н. П. Горбунову 17 июля 1918 года, «чтобы Свердлову передали: что все семейство постигла та же участь, что и главу, официально семья погибнет при эвакуации» (300).
В двум часам ночи приехал грузовик, чтобы отвезти трупы подальше от города и захоронить их — тайком, чтобы из мощей не создали культа (301).
Жуткое захоронение тел в шахте с использованием бензина целиком на совести Голощекина, Свердлов же к этому не имел никакого отношения.
Голощекин был на руднике, когда там уничтожались трупы. В последний раз он поехал туда вечером 18 июля и возвратился в Екатеринбург утром 19 июля, пробыв на руднике всю ночь (265).
Работали с душой. Вспоминают Родзинский и Юровский: «Мы сейчас же эту трясину расковыряли. Она глубокая бог знает куда. Ну, тут часть разложили этих самых голубчиков и начали заливать серной кислотой, обезобразили все, а потом все это в трясину. Неподалеку была железная дорога. Мы привезли гнилых шпал, проложили маятник, через самую трясину. Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину, а остальных на некотором расстоянии стали сжигать».
«На месте сжигания вырыли яму, сложили кости, заровняли, снова зажгли большой костер и золой скрыли всякие следы.
Прежде чем сложить в яму остальные трупы, мы облили их серной кислотой, яму завалили, шпалами закрыли, грузовик пустой проехал, несколько утрамбовали шпалы и поставили точку» (302).
Авторитет Якова Свердлова на Урале не вызывал никаких сомнений. Но кто же распоряжался судьбой Николая Романова и его семьи на самом деле? Почему тобольско-екатеринбургский отрезок его жизни покрыт тайнами и оброс слухами? И наконец, кто принял решение убить бывшего царя? Если присмотреться к фактам, то на эти вопросы можно найти ответы.
Свердлов понимал — если он доверит перевоз Романова уральцам, то они его «не довезут». Ярое желание уничтожить бывшего царя было столь навязчиво, что превратилось в паранойю. Свердлов это знал и опасался гибели Николая II. Опасался потому, что поддерживал Ленина, который был за народный суд над отрекшимся самодержцем. Поэтому Яков Михайлович отправил для эвакуации царской семьи из Тобольска Яковлева — человека, который был в контрах с уральскими большевиками, которые не приняли его как военкома в январе 1918 года, которые считали его двойным агентом. Яковлев не пошел бы на сговор с жаждущими смерти «багажу особого назначения». Вот в чем был организаторский гений Свердлова.
Еще одним немаловажным обстоятельством для такого решения Свердлова стали отношения охраны Николая II в Тобольске с вооруженными революционными массами Урала. Екатеринбургский Совет отозвал туда свой отряд и хотел увезти Романовых — ничего не вышло, охрана не дала. Омский Совет со своим отрядом также не мог ничего сделать (269).
Свердлов организовал перевоз семьи низвергнутого императора без конфликтов с Белобородовым и Голощекиным, омичами и царской охраной и добился положительного исхода этого мероприятия.
Можно с уверенностью утверждать, что Свердлов смог бы организовать доставку Романова в Москву. Но такого решения либо никто не принимал, либо они были умело скрыты. Поэтому планы вождя мирового пролетариата о народном суде над «палачом и тираном» не осуществились, и уральские «управители» управились сами, когда запахло порохом. Чехословаки подходили к городу, и это дало отличный повод расстрелять пленников Ипатьевского дома. В Москве понимали, что произойдет, если промолчать в решающую минуту, и они промолчали.
Был ли согласованный с центром план «Б» под кодовым названием «Филиппов суд» — так и останется домыслом без документальных подтверждений.
Но не будет лишним сказать, что воля Уральского облисполкома, когда рабочие и крестьяне узнали о расстреле, не встретила в народе протестов и негодований. И это молчаливое согласие довольно красноречиво говорило о настроениях народных масс тех лет.
Опасения уральцев, что в Тобольске готовится побег бывшего царя, оказались напрасными. Никто его не собирался спасать.
«Спекулируя на чувствах кругов, близких к бывшему царю, так называемые „заговорщики“ (зять Г. Е. Распутина — Б. Н. Соловьев, тобольский священник А. Васильев и другие) присвоили себе большие суммы денег и драгоценностей царской семьи, не делая никаких попыток для ее спасения» (303).
Утром 25 июля восставший Чехословацкий корпус подошел к станции Екатеринбург и захватил город. Красная армия и большевики к этому моменту покинули его.
Увы, популярность Николая II была на нуле. Если бы Николай II был политически ценной фигурой, то после взятия Екатеринбурга белые бы подняли Николая II и убийство его как свой флаг, объединяющий русское общество с богоборческой властью. Но они этого не сделали (304).
Вокзал в Екатеринбурге после взятия города частями Сибирской армии и Чехословацкого корпуса, 1918 год
Адмирал Колчак провозгласил себя Верховным правителем России. Его, кстати, чехословаки, на штыках которых он набрал обороты, и сдали в середине января 1920 года иркутским большевикам. Они это сделали в обмен на безопасный путь на восток — подальше из России, страны, из которой они всего лишь хотели уехать домой, но наделали столько шума, что он до сих пор не умолкает на страницах истории.
Как бы там ни было, наступление Чехословацкого корпуса и Сибирской армии Колчака летом 1918 года по-настоящему напугало борцов за социальное равенство. В Кремле царили паникерские настроения.
Свердлов в постановлении ЦК РКП(б) от 26 ноября 1918 года «Об укреплении Южного фронта» заявляет: «без успехов против чехословаков Советская республика будет ликвидирована в более или менее короткий срок… Все части Красной Армии должны понять, что дело идет о жизни и смерти рабочего класса, и потому никаких послаблений не будет. Командный состав должен быть поставлен перед единственным выбором: победа или см