Инга задумчиво глотнула немного вина и задержала его во рту, наслаждаясь вкусом. Предложение Северины звучало весьма разумно. Если она подаст на алименты, финансово не проиграет в любом случае, потому что получает как раз около четверти его официальной зарплаты. Может, чуть больше, но не значительно. Зато суд принесет ему огромные неприятности. О ребенке на стороне узнает жена, и на службе станет всем известно, что он мало того что гуляет напропалую, еще и злостный неплательщик алиментов. В конце концов, почему она должна думать о его репутации и семейном счастье, если он сам не хочет об этом позаботиться? Он взрослый человек и должен понимать, какую опасность она представляет для него, но ни разу не позвонил, не спросил, довольна ли она суммами, которые он дает на ребенка. Почему? Так уверен в ее благородстве? Или думает, она настолько ничтожна, что зависит от этих крох, которые он переводит, и не станет ими рисковать?
Северина смотрела на нее с искренним участием, Инге даже стало немного не по себе от этого теплого взгляда. Нет, нельзя поддаваться эмоциям. Какие бы цели ни преследовала бизнес-леди, ясно, что счастье Инги к ним не относится. Она по какой-то причине хочет насолить папаше Грегори, и Инга – всего лишь инструмент в этом деле. А инструменты порой ломаются.
– Неужели найдутся люди, готовые свидетельствовать против врача, который их спас? – спросила она, переводя тему. Пусть Северина думает, что она не видит коммерческих перспектив, поэтому и не хочет связываться.
– Вы не представляете, сколько!
– Это ужасно.
– Почему? Он выполнил работу, за нее расплатились, причем, надо сказать, немаленький суммой, следовательно, больше ничего человеку не должны. С точки зрения этики, не вижу никаких проблем. Тем более зачастую наш фигурант брал деньги, зная, что на результат это никак не повлияет. Таким образом, люди платили не за выздоровление, как думали, а за ложные надежды и чистую совесть. Мол, сделали все, что могли, отдали последнее.
Инга пожала плечами. Сама она никогда не просила денег у пациентов. Ей казалось, что доктор наук не должен опускаться до вымогательства. Правда, когда приносили конверты, не отказывалась.
Многие коллеги считают, что родина платит им непозволительно мало за тяжелый и самоотверженный труд. Поэтому разницу должны компенсировать пациенты, как представители этой самой родины. Такую точку зрения Инга понимала, но не разделяла.
– Вы скажете, что специалист такого уровня имеет право на достойное вознаграждение. И за все надо платить. И бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И блаблабла… – сердито сказала Северина, – но вот, например, профессор Колдунов…
Инга просияла:
– Вы его знаете?
– Приходилось видеть, – и Северина тоже улыбнулась до ушей, – так вот, если надо делать, он идет и делает. Никаких бесед с закатыванием глаз о тяжелом материальном положении. Хотя пятеро детей у мужика, как бы можно и поканючить.
– Такие, как Ян Александрович, раз в сто лет рождаются.
– Вот именно! И ничто не мешало вашему приятелю быть таким же. Однако он выбрал другой путь, какие теперь претензии к людям? Рано или поздно человек должен получить, что заслуживает. Вы думаете, что поступите подло, подав иск? Но ведь это не так. Мать действует в интересах ребенка, вот и все. Я готова компенсировать вам все риски. Поскольку деньги в наше время вещь ненадежная, предлагаю купить приличную квартиру на имя вашего ребенка. Это будет ему хорошее подспорье в жизни.
Предложение звучало соблазнительно. Инга задумчиво крутила в пальцах бокал с вином. Ради жилья можно на многое пойти. Грегори вырастет, женится, где станет жить? Сейчас они с сыном – лучшие друзья, но кто знает, что будет дальше? Вспомнилась собственная юность. Вечные скандалы с матерью, тоска и ужасная безысходность оттого, что некуда уйти. Будь у нее где-то свой уголок, и отношения сложились бы лучше, а может быть, и вся жизнь…
Когда она забеременела, отношения испортились окончательно. Вся семья ополчилась против нее. Она опозорила благородный род и должна быть изгнана. Вся женская часть семейства порвала с ней отношения. Видимо, падение Инги выгодно оттеняло чистоту их нравов. Мать ходила с поджатыми губами и смотрела на дочь, как на пустое место. Положение представлялось безвыходным. Купить или снимать даже самую завалящую комнату у нее не было денег, особенно в свете предстоящего рождения ребенка. Ведь минимум год придется сидеть дома.
Вспомнив свое ужасное состояние, Инга разозлилась. Если он брал такие гонорары, вполне мог снять ей жилье, а то и помочь с покупкой. И избавить от постоянного стресса из-за общения с изводившей ее матерью.
Как всегда бывает, помощь пришла, откуда не ждали. Незадолго до рождения Грегори умерла двоюродная бабушка. Эта очень старая женщина сильно отличалась от остальных членов семейства, чем-то напоминая Инге Коко Шанель. Она была певицей, но прославилась в основном любовными похождениями. Среди ее поклонников были известные люди. Трезво оценивая свой талант, бабушка рано оставила сцену и до глубокой старости проработала педагогом в консерватории. Там и была ее настоящая семья, со многими учениками она дружила всю жизнь. Инга не замечала, чтобы бабушка как-то выделяла ее среди остальных потомков. Однако именно Инге она завещала свой дом в Петергофе, в незапамятные времена построенный для нее влюбленным архитектором.
Вероятно, не объяви ей семья бойкот по случаю беременности, Инга не удостоилась бы такого подарка.
Родственники пытались оспорить завещание, но юридически все было безупречно. Тогда вспомнили, что Инга – член семьи и должна поступить по-семейному. То есть продать дом, а деньги поделить между всеми. Тогда ей, так и быть, простят страшный грех безмужней беременности.
Кто знает, как бы она поступила, не будь этого бойкота. Но долгое пребывание в роли изгоя закалило ее характер, и в ответ на все увещевания она без затей посылала родственников подальше.
Так она и откололась от семьи. Остался только отец, который неожиданно развелся с матерью.
Северина деликатно кашлянула, и Инга очнулась от воспоминаний:
– Спасибо за такое щедрое предложение, но нет. Мы ни в чем не нуждаемся.
– Я знаю. И это ни в коем случае не подачка, а просто акт доброй воли.
Инга кивнула:
– И все-таки нет. Вы совершенно правы, я должна думать о сыне. Он вырастет, и каково ему будет узнать, что отец – неплательщик алиментов? Это ведь большой стресс – узнать что-то нехорошее о своих родителях. Особенно об отце, которого не знаешь и идеализируешь. Кроме того, я надеюсь, что отец рано или поздно проявит к сыну интерес и Григорий получит то самое мужское общение, которое необходимо каждому мальчику. Если я попытаюсь подтянуть папашу на алименты, этого никогда не произойдет. Благодарю, квартира – это дорогой подарок, но душевное равновесие – вещь бесценная.
Собеседница помолчала, потом вдруг очень хорошо улыбнулась:
– Ведь и не возразишь! Что ж, Инга, вы меня убедили. Не будем подавать в суд. Но за это я попрошу вас выпить со мной еще бокал вина.
– С огромным удовольствием.
Несмотря на такой странный разговор, Инга по-прежнему чувствовала симпатию к бизнес-леди.
– Послушайте, – вдруг сказала Северина тихо, – а как вы вообще решились на это? Вы же знали, что придется одной тянуть ребенка?
– Да, знала. Но я подумала, что это судьба. Да, появление ребенка меняет всю жизнь, но есть и другие вещи, которые меняют жизнь и от которых нельзя избавиться так просто. Нужно принять то, что случилось, решила я.
– Вы настоящая героиня.
В глазах Северины на минуту отразилась такая боль, что Инге стало неловко.
– Да ну! Я плохая мать, – засмеялась она, отводя взгляд, – Грегори почти меня не видит, растет, как Маугли.
– Зато вы подаете ему хороший пример. – Северина подняла бокал, и женщины чокнулись. – Что ж, приятно было с вами познакомиться, хоть повод оказался не самым удачным.
Поняв это, как сигнал к окончанию обеда, Инга поднялась.
Северина осталась сидеть. Тепло простившись, она взяла айпад. Инга почти дошла до выхода, но что-то заставило ее вернуться.
Она осторожно тронула погруженную в игру Северину за локоть.
– Да?
– Потом я все равно это делала, – тихо сказала Инга, – все равно пришлось.
Повернулась и вышла, не дожидаясь ответа.
Разговор с Севериной взбудоражил ее, пробудил воспоминания, которые она думала, что похоронила. Со дна души поднимался осадок мутной злости и раздражения против Гришиного отца и жизни вообще. Почему у нее все складывается так несуразно? Почему никак не налаживается судьба? Столько приходится слышать о разводах, о разлучницах, которые уводят мужа из семьи, а она не смогла женить на себе ни первого любовника, ни второго! Что с ней не так? Жизнь проходит, годы летят со страшной скоростью, и скоро будет поздно… Останется только смириться со своей участью и доживать в одиночестве.
Инга смахнула едкие слезы. Не хватало еще расплакаться! Она нащупала в кармане карточку, которую ей дала Северина при прощании. Можно передумать. Позвонить по личному номеру, написанному от руки, и сказать: я согласна. Достаточно написать два заявления, и у папаши Грегори начнутся веселые деньки. Он ведь разрушил ее жизнь, почему она не может ответить тем же?
Он мог бы чувствовать если не вину, то хотя бы неудобство, и проявлять внимание к жизни своего нежеланного сына. Интересоваться, не нуждается ли он в чем и достаточно ли Инге тех копеек, которые он переводит. До встречи с Севериной она думала, что получает если не четверть, то все равно значительную часть от его доходов. Теперь понятно, что содержание внебрачного ребенка для него так же необременительно, как для Инги – оплата интернета. Это несправедливо!
Она никогда не была жадной до денег, считая, что в жизни есть куда более важные вещи. Но узнать, что ребенок волнует его настолько мало, было очень грустно. Если бы Инга была мужиком и завела ребенка на стороне, она бы позаботилась, чтобы он не нуждался. Компенсировала бы отсутствие отцовского внимания хотя бы финансово. Ведь в чем прелесть доходов именитого врача? В том, что жена не может их контролировать! Она никогда не знает, сколько конвертов и с какими суммами ложатся в карман мужа, если только не работает вместе с ним. Впрочем, Инга была его первой ассистенткой, но ей в голову не приходило, что поборы так высоки.