В это время репортер с поистине медвежьей грацией предложил прелестной канадке согнутую в локте руку:
— Не желаете ли пройтись, мадемуазель, слегка размять ноги?
— Охотно, сударь, блестящий наст так и зовет на прогулку, но лучше бы надеть лыжи.
— Я к ним не привык и боюсь упасть.
— Не бойтесь, падения здесь опасны только для самолюбия, но уж я-то не буду смеяться. Хотите покажу, как ходить на лыжах? Вам понравится, вот увидите. Без них здесь не обойтись.
Девушка говорила с такой заботой и таким участием, что наш репортер чуть не прослезился от умиления.
Марта тем временем оперлась на руку молодого ученого, и обе пары стали медленно ходить по кругу, образованному нагруженными санями и неподвижно сидящими собаками. Так они прогуливались каждое утро. И каждый раз забавлялись одной и той же игрой — узнать друг друга в этой бесформенной меховой оболочке. Ошибки были нередки, что смешило всех четверых и делало еще более веселыми прогулки в разгоравшихся утренних сумерках.
Ветер стих. Из-за горизонта выплыла долька солнечного диска темно-вишневого цвета. Огромное солнце медленно поднялось над розовыми снегами. Красный диск минуту или две оставался неподвижен, затем начал склоняться к горизонту и… скрылся. Это внезапное исчезновение светила, хотя оно повторялось ежедневно, вызвало у зрителей ощущение почти физического дискомфорта. Ах, эти долгие зимние сумерки и еще более длинная зимняя ночь. Казалось, что с уходом солнца жизнь замирала…
— Все! — вздохнул Леон.
— Вот и день прошел, — взгрустнул Поль. — Жди теперь следующего восхода двадцать три часа пятьдесят пять минут. Сейчас вернемся в палатку, скинем кое-что из одежды, приготовим завтрак, погреемся у керосиновой печки, зададим корм собакам, а тем временем мороз усилится, и будешь дрожать уже везде — на улице, в палатке, у печки, в постели… Б-р-р-р! Нелегко достаются сокровища в царстве холода!
— Грех жаловаться. Мы уже добыли золота на сто двадцать тысяч долларов. У каждого в банках Доусон-Сити лежит по сто тысяч франков. Разве не замечательно? — возразил своему другу Фортэн.
— Как посмотреть. По-моему, дело движется слишком медленно.
— Имей же терпение! Дела идут совсем неплохо.
— Ты, как всегда, всем доволен.
— Это потому, что я счастлив. — Леон бросил нежный взгляд на Марту, опиравшуюся на его руку.
— Да, конечно. Но, на мой взгляд, холодновато для счастья. Мои губы покрыты ледяной коркой, а когда я высовываю из палатки нос, он превращается в мороженую картошку и с него слезает шкура. Того и гляди, отвалится. Мадемуазель Жанна, давайте еще походим. Я уже превратился в сосульку.
— Ваш язык чувствует себя превосходно, месье Поль, — засмеялась девушка. — Не в обиду будет сказано, но говорите вы без остановки.
Все четверо расхохотались.
— Вы правы, я болтаю как попугай, которого угостили пирожным с вином. Но, увы, манкирую многими моими обязанностями, — заметил Редон с обычной шутливостью, составлявшей одну из притягательных черт его характера.
— Обязанностями? Какими же? — все еще смеясь, спросила Жанна.
— Веду себя с вами как настоящий эскимос. Вы прелестны, я таю от восторга, но, закутанный до глаз во все эти меховые тряпки, не могу поухаживать как подобает.
— Вы только посмотрите на этого сердцееда!
— Однако для ледышки ты проявляешь слишком большой пыл, — съязвил Леон. — Поздравляю, рад за тебя!
— Но это прекрасно! — возразила хорошенькая канадка. — Значит, в Ледяном аду, как вы называете этот край, живут веселые грешники!
Так, перебрасываясь шутками, компания отошла от лагеря метров на шестьсот.
— Что-то брата долго нет, — озабоченно заговорила молчавшая Марта. — Он слишком молод для столь продолжительных вылазок.
— Не беспокойтесь, — тут же принялась успокаивать ее Жанна. — Он крепкий, смелый, выносливый. В этом возрасте канадские юноши одни уходят в экспедиции, и надолго…
В этот момент из-за низких холмов, цепочкой уходящих на восток, раздался оружейный выстрел.
— Его винчестер! — радостно воскликнула канадка. — И даже вроде бы вижу дымок от выстрела.
— Ну и зрение! — поразился репортер. — Я ничего не вижу. И как это вы отличаете звук карабина юного Грандье от карабинов вашего отца или папаши Лестанга?
— Во-первых, у каждого ружья есть свои особенности, а следовательно, его «голос», как и голос человека, неповторим. Во-вторых, папа и Лестанг вернутся не раньше, чем через два дня. До индейца, который должен отвести нас на Золотую гору, путь неблизкий.
— Я очарован и покорен! — воскликнул Поль. — У вас есть ответ на все вопросы.
Через несколько минут не только Жанна, но и все остальные увидели нашего отважного юношу, спешившего им навстречу. По тому, с какой легкостью он скользил по крепкому насту и с какой непринужденностью носил свой полярный костюм, было видно, что здешние морозы, как, впрочем, и все остальное, не доставляют ему особых хлопот. Лицо молодого человека дышало здоровьем и силой, глаза, не закрытые темными стеклами очков, глядели прямо и твердо: шестнадцатилетний лицеист превратился в смелого и решительного мужчину.
Подъехав, Жан пожал друзьям руки и обнял сестру.
— Ну как охота? — спросил его Леон.
— Прекрасно, сударь, в моем рюкзаке два полярных зайца. Свежее мясо очень кстати, верно?
— Жаркое «под Полярным кругом»! Отнюдь не банальное блюдо! — потирая руки и плотоядно улыбаясь, воскликнул репортер.
— А еще, — продолжал Жан, — у меня роскошный окорок, ливров на двадцать. Думаю, что это был уапити[19]. Он величиной с жеребенка и с большими рогами.
— Вы убили уапити, месье Жан? — удивилась Жанна. — Поздравляю! Самые опытные охотники страшно гордятся, если удается его подстрелить.
— Честное слово, — закричал Редон, — героизм этого юного джентльмена достоин быть воспетым в стихах! Двадцать часов плутать среди снегов, без компаса, только по звездам, пройти столько, сколько и Вечному Жиду не снилось, стрелять из карабина почище героев Купера, спать под чистым небом, когда и белые медведи дрожат от холода…
— Простите, месье Поль, но ночь мне удалось провести в чудесном песчаном гроте, там было вполне терпимо. Я туда перетащил разрубленного на части уапити, заложил вход снегом и теперь хочу на санях привезти всю тушу.
— Вы нашли грот? Это для нас большая удача, — заметил Леон. — Сложим там продукты, а иногда даже будем жить во время поисков «Золотого моря».
— Пещера, как мне показалось, большая. Она находится в склоне высокого холма.
— Далеко отсюда?
— Примерно семь часов хорошего хода на лыжах.
— Значит, на собаках и со всем скарбом мы доберемся туда часов за двенадцать. Что вы об этом думаете, господа?
— Надо скорее туда перебираться, — решительно заявила Марта.
— Да-да, как можно скорее, — поддержала Жанна. — В пещере будет гораздо теплее.
— Ну что же, как только Жан отдохнет, отправимся в путь, — заключил Леон.
— Можно прямо сейчас. — Юноша, казалось, не знал усталости. — Хотя я чертовски проголодался.
— Ну хорошо, тогда перекусим — и за дело, — подытожил Поль.
После плотного завтрака палатка была убрана, вещи упакованы и привязаны к саням. Впрягли собак, и процессия, состоящая из пяти нарт, тронулась в путь.
Первыми нартами управляла Жанна. Остальные, с карабинами через плечо, шли рядом с другими нартами, иногда помогая собакам в трудных местах. Никто не разговаривал, потому что холод был просто отчаянный. Время от времени молодая канадка останавливала свою упряжку, кто-нибудь из мужчин брал короткую лопатку, насыпал горку снега высотой сантиметров пятьдесят, и путь продолжался. Эти холмики должны были послужить вехами для Дюшато и Лестанга, когда они вернутся и пойдут на поиски новой стоянки. Оставался, конечно, санный след, но мог пойти снег. Поэтому прибегли к этому простому и надежному способу.
Путешествие длилось уже несколько часов. Местность понемногу становилась более холмистой. Наступила долгая полярная ночь.
Причудливые тени деревьев исказили лощину, по которой ехали наши друзья, до неузнаваемости. Но Жан с уверенностью бывалого охотника указывал путь. И вскоре в склоне одного из холмов открылся черный зев пещеры.
— Здесь! — Жан остановился.
С радостными возгласами все бросились расчищать вход в пещеру.
Потом быстро распрягли собак, сани расположили полукругом перед входом в пещеру и перенесли в новое жилище предметы первой необходимости. Каждый мечтал лишь о кружке горячего чая и о спальном мешке. Но прежде, конечно, надо было осмотреться.
Узкая на входе, не более полуметра в ширину и метра в высоту, пещера начиналась довольно длинным коридором, который затем расширялся в просторную комнату. Здесь было достаточно тепло, чтобы почувствовать тяжесть меховых одежд. Даже ледышка-Редон, беспрестанно жаловавшийся на холод, заявил, что лучшего и желать нельзя. Остальные же были в полном восторге. А уж заткнув вход меховой шкурой или просто тряпками, здесь можно будет по-настоящему блаженствовать. Тотчас были зажжены керосиновые лампы и печка, и через несколько минут на ней стояла и пускала пар миска со снегом.
Пока готовился чай, Леон по привычке вытащил свой «золотой компас». До сих пор еще ни разу в этих краях стрелка не оставалась неподвижной — настолько чуток был прекрасный инструмент, сделанный руками талантливого ученого. Но здесь Леон впервые, к своему изумлению, увидел, что стрелка не движется. Напрасно он наклонял коробочку в разные стороны, поднимал и опускал, стучал по стеклу, надеясь, что стрелка где-то зацепилась, она оставалась неподвижной. Взволнованный, он решил проверить драгоценный прибор, на котором зиждилось их материальное благополучие. Вынув из мешочка самородок величиной с орех, он поднес его к компасу. Обычно в таком случае стрелка делала резкий скачок и, как приклеенная, следовала за золотым зернышком. Однако сейчас она осталась неподвижной. Неслыханно! Холодный пот выступил на лбу Фортэна. Леониум потерял свое исключительное качество — он стал равнодушен к золоту!