— Тысяча молний! — вскричал Леон Фортен вне себя. — Мои палачи!
— Мошенники, продырявившие меня и собиравшиеся благополучно отправить меня на тот свет! — прибавил журналист.
— Гениальные бандиты, — продолжал важно Тоби, — с которыми я один веду войну!
— Но мы поможем вам!
— О, господа! Я не сомневаюсь ни в вашем желании, ни в вашем мужестве, но…
— В нашей ловкости, не так ли? — спросил Редон.
— Или скорее в ваших полицейских способностях!
— Не бойтесь, дорогой Тоби! Я сделал донесение, которое, скажу не хвастаясь, вызвало удивление самых толковых полицейских. Вы увидите, Тоби, увидите!
— Если так, господа, то я думаю, лучше мне остановиться здесь. Оба бандита не оставили никакого следа в этой пустыне, но предчувствие говорит мне, что они вернулись в Доусон. Сделаем, как они, и нагрянем в столицу!
— Ну, хорошо! Время, однако, и поесть!
Полицейский агент, приглашенный в палатку, был представлен в качестве преданного друга из Европы, случайно встретившегося на золотых приисках; впрочем, это была совершенная правда. За столом ему рассказали о краже, о сопровождавших ее обстоятельствах, о бегстве двух мнимых полисменов. И Тоби, слушавший внимательно, произнес между глотками: «Кража при помощи хлороформа — одно из их любимых средств. Сомневаться дальше невозможно, я понял все еще раньше вашего рассказа!»
По старой привычке, которую никогда не забывает настоящий полицейский, он бегло взглянул на канадцев и решил, что никогда еще не встречал их, поэтому держался настороже с ними и советовал это делать и остальным. Взволнованный Редон, выйдя из-за стола и оставив палатку, пылко запротестовал:
— Дюшато — отец Жанны, этой удивительной девушки, которая безотлучно находилась около мадемуазель Грандье! Я люблю ее от всего сердца и полностью доверяю!
— Кому?.. Отцу или дочери? — с улыбкой спросил Тоби. Редон не отвечал, засмеялся и вернулся в палатку, где Жан и Леон начали уже приготовления к отъезду. Они присоединились к друзьям и помогали так деятельно, что через шесть часов все было закончено, оставалось только условиться с перевозчиком, что было улажено за минуту. Затем положили в повозку обоих раненых, и она медленно двинулась.
Это путешествие, совершаемое так неторопливо, заставляло Тоби топтаться на месте. Наконец, он потерял терпение, опередил других и сказал:
— Я подожду вас близ вашей гостиницы. У меня будут уже, наверное, новости! — и он не ошибся.
Когда, тридцать часов спустя, караван остановился перед скромным приютом, Тоби, загримированный, неузнаваемый, мог сказать Редону:
— Я не терял даром времени! Как только вы устроитесь, я покажу вам лицом к лицу ваших воров!
ГЛАВА X
Наши друзья провели в Доусон-Сити уже двадцать четыре часа. Удобно устроив раненых во второй хижине, соседней, они пригласили американского врача — теперь оставалось терпеливо ожидать выздоровления. Никаких осложнений не предвиделось.
Тоби № 2 прибыл, живописно одетый в широкополую шляпу, в голубую куртку с золочеными пуговицами. На нем была огромная круглая пелерина с галстуком цвета индиго с белыми горошинами, а на ногах — высокие сапоги. При этом у него был монокль в глазу, закрученные усы, довольный вид; словом, он выглядел настоящим франтом… из-под полярного круга!
— Идите! — сказал он тихо в тот момент, когда наступила одиннадцатичасовая темнота.
Равнодушные к обычаям европейской моды, заправив панталоны в сапоги, надев измятые шляпы, фланелевые рубашки и куртки сомнительной свежести, Леон и Поль последовали за полицейским..
Оборванцы, покрытые живописными лохмотьями, фланировали по улицам и медленно направлялись к увеселительным местам. Салоны, кафе, отели, освещенные a giorno, распространяли свои соблазны даже на шоссе, где важно шлепали по грязи джентльмены в ожидании удовольствий или приключений.
Настраивались самые разнообразные инструменты, звучали нестройные музыкальные аккорды, прерываемые выкриками зазывал, которые за плату должны были завлекать посетителей в увеселительные места. Тоби провел своих спутников в обширное помещение, разделенное натри части, соответствующие концертному залу, бальному и салону. В первом отделении бритые мужчины и накрашенные дамы выкрикивали модные куплеты. Во втором джентльмены и леди, под руководством дирижера, усердно танцевали. В третьем — играли в рулетку, трант-карант, в покер и баккара и во всех трех не забывали пить, курить и жевать табак.
Однако не замечалось ни тени веселости. Все делали вид, что веселятся по заказу, аплодируют без увлечения, танцуют, пьют, не чувствуя жажды, и играют, не умея. Преобладали американские манеры, а всем известно, что американская веселость далека от шаловливости.
Но содержатели таких притонов удовольствий, распределив в таком порядке развлечения, знают, что делают. Слушатели концертного отделения мало-помалу приходят в возбужденное состояние, влекущее их к напиткам. Танцы приходятся кстати, а когда гости переходят в игорную залу, они уже оказываются почти готовыми…
Леон, Поль и Тоби, остановившись на несколько минут из любопытства в бальной и концертной залах, прошли в салон.
— Вы играете? — спросил Тоби.
— Нет! — ответил Леон.
— А я слегка! — сказал в свою очередь журналист.
— Тем лучше! Здесь проигрываются огромные суммы, и я подозреваю, что банкометы ловко передергивают!
Здесь рассчитывались не деньгами, а жетонами, обмененными на золото в слитках или в виде песка, которое тут же взвешивалось на весах. Сведенная к обмену фиктивных ценностей, игра, несмотря на азарт, теряла драматическую окраску, сделавшую ее такой убийственной в игорных домах Калифорнии, Австралии и Южной Африки со времени открытия копей. Настоящая трагедия происходила разве что в вертепе казначея, куда стекались действительно в неисчислимом количестве всевозможные ценности.
Войдя в залу, трое друзей были просто ошеломлены дымом папирос и сигар, спиртным запахом и прочими подобными ароматами. Относительная тишина царила только в обширной зале, среди игроков, теснившихся у столов при свете керосиновых ламп. Здесь слышался только шепот, и то скоро смолкший, звяканье стаканов, глухой шум постоянной ходьбы, прерываемый яростными всплесками крепкой брани, — и над всем этим царил сухой, отрывистый голос банкометов, произносивших таинственные слова:
— Господа, ставки!.. Больше нельзя!.. Нечет, чет, красное!..
Пробыв несколько минут в зале и привыкнув к ее атмосфере, Поль и его друг остановились близ стола, перед которым восседали двое мужчин. Они были видны только на три четверти, но голоса их заставили вздрогнуть наших друзей. Тоби бросил на них быстрый взгляд и прошептал одно слово:
— Подойдем!
Они, ловко маневрируя среди понтеров, скоро пробрались в первый ряд, и здесь до них совершенно отчетливо долетели два голоса. Пришедшие посмотрели на лица и взгляды их скрестились с взглядами совершенно невозмутимых банкометов. Молодые люди едва могли подавить крик удивления и гнева. Это они!.. Мнимые полисмены!.. Воры!.. Двое негодяев, злоупотребивших их гостеприимством и похитивших их самородки!
Больше сомневаться было невозможно. Дрожь пробежала по телу, они побледнели и не слышали даже Тоби, напоминавшего о спокойствии. Наконец, будучи не в силах сдержаться, они раздвинули игроков, подошли к банкометам и, ни слова не говоря, схватили их за шиворот. Минутное оцепенение приковало к месту присутствующих. Застигнутые врасплох, банкометы стали сопротивляться и призывать на помощь, но руки Поля Редона и Леона Фортена держали их, как в тисках.
— Что это значит? Что за насилие? — вмешались недоумевавшие понтеры, готовые принять сторону банкометов.
— Это значит, — вскричал звонким голосом журналист, — что эти люди — бандиты! Переодевшись в форму полисменов, которых они убили, они украли у нас двести фунтов золота!
А Леон добавил с еще большей горячностью:
— Да, бандиты, совершившие в Англии и Франции самые ужасные преступления! Два вождя «Красной звезды»!
При подобном обвинении симпатии общества уступили место весьма понятному негодованию. Некоторые игроки стали даже награждать тычками банкометов, лишенных возможности бежать. В интересах правосудия и справедливости Тоби в свою очередь выступил обвинителем.
— Джентльмены! — громко произнес он. — Прошу выслушать! Вот указ об аресте, подписанный лорд-шефом лондонского суда, с приказанием задержать этих людей в любом месте британской территории…
— Хорошо! Арестуем их! — прервал один игрок.
— Отведем их к начальнику полиции! — прибавил другой.
— На суд! — сказал третий.
Негодяи, лишенные возможности убежать и даже сопротивляться, обрадовались.
— Мы лучшего и не желаем! Ведите нас к судье! Он оправдает нас!
Двое добровольных полисменов, какие всегда находятся в подобных случаях, взяли по веревке и крепко связали руки банкометов. Последние, боявшиеся сначала подвергнуться суду Линча, ободрились, подняли головы, вздернули плечи и, посматривая иронически на окружающих, изрекли: «Смеется тот, кто смеется последним!»
Это была невиданная дерзость, и французы едва сдержались.
Судьи не оказалось дома, как и начальника полиции. Тогда, вследствие обвинения Леона и Редона и под их ответственность, арест, впрочем, узаконенный указом Тоби, был предпринят.
Банкометы были посажены в тюрьму.
Через сутки, как предписывает английский закон, состоялся первоначальный допрос в присутствии двух адвокатов со стороны подсудимых: как и везде, в Доусон-Сити появились адвокаты, ищущие золота и кляузных дел. Тоби № 2 и оба француза присутствовали в качестве обвинителей.
Пленники назвали себя: один — Ребеном Смитом, другой — Жое Нортоном.