В казино рассчитывались не деньгами, а жетонами, обмененными на золото в кусках или в виде песка. Сведенная к обмену фиктивных ценностей, игра, несмотря на азарт, теряла тут драматическую сторону, делавшую ее такой убийственной в игорных домах Калифорнии, Австралии и Южной Африки, со времени открытия там копей. Настоящая трагедия происходила разве только в вертепе казначея, куда стекались действительно в неисчислимом количестве всевозможные ценности.
Наши трое друзей, войдя в зал, сразу были окружены дымом папирос и сигар, запахами вина и виски. Относительная тишина царила только среди игроков, теснившихся у столов, при свете керосиновых ламп. Слышался только шепот, и то скоро смолкший, звяканье стаканов, глухой шум постоянной ходьбы, иногда — крепкая брань, и над всем этим возвышался сухой, отрывистый голос банкометов, произносивших таинственные слова:
— Господа, ставки!.. Больше нельзя!.. Нечет, чет, красное!..
Пробыв несколько минут в зале и привыкнув к его атмосфере, Поль и его друг остановились близ стола, за которым восседало двое мужчин. Они были видны только на три четверти, но голоса их казались подозрительно знакомыми. Тоби прошептал только одно слово:
— Подойдем!
Ловко маневрируя среди понтеров, они скоро пробрались в первый ряд, посмотрели на лица говорящих, и взгляды их скрестились со взглядами более чем когда-либо невозмутимых банкометов. Молодые люди едва могли подавить крик удивления и гнева. Это они!.. Ложные полисмены!.. Воры!.. Двое негодяев, похитивших самородки!
Дрожь пробежала по телу, друзья побледнели и не слышали даже Тоби, напоминавшего о спокойствии. Наконец, они раздвинули игроков, подошли к банкометам и, ни слова не говоря, схватили их за шиворот. Те, застигнутые врасплох, стали сопротивляться и звать на помощь, но руки Поля Редона и Леона Фортена были как клещи.
— Что происходит? Прекратите насилие! — вмешались игроки, готовые принять сторону банкометов.
— Эти люди — бандиты! — вскричал звонким голосом журналист. — Неделю назад они украли двести фунтов золота, переодевшись в форму полисменов, которых убили!
А Леон подхватил с еще большей горячностью:
— Да, бандиты, совершившие в Англии и Франции самые ужасные преступления! Это два главаря шайки «Красная звезда»!
Услышав такое обвинение, симпатии общества уступили место весьма понятному негодованию. Некоторые игроки стали даже награждать банкометов очень чувствительными пинками. И тогда в интересах правосудия и справедливости начал действовать Тоби.
— Джентльмены! — вскричал он. — Прошу выслушать! Вот документ, подписанный лорд-шефом Лондонского суда, с приказанием задержать этих людей во всяком месте британской территории…
— Хорошо! Арестуем их! — прервал один игрок.
— Отведем к начальнику полиции! — прибавил другой.
— На суд! — сказал третий.
Негодяи, лишенные возможности убежать и даже сопротивляться, вскричали:
— Мы лучшего и не желаем! Ведите нас к судье! Он оправдает нас!
Двое добровольных полисменов, какие всегда находятся в подобных случаях, взяли по веревке и крепко связали руки банкометам. Последние, боявшиеся сначала подвергнуться суду Линча, ободрились, подняли голову, вздернули плечи и иронически посматривали на окружающих, как бы говоря: смеется тот, кто смеется последним!
Это была невиданная дерзость, и французы едва сдержались.
Судьи не оказалось дома, как и начальника полиции. И все-таки арест, узаконенный указом, имевшимся у Тоби, был произведен. Банкометов посадили в тюрьму.
Через сутки, в соответствии с английским законом, состоялся первоначальный допрос в присутствии двух адвокатов подсудимых: как и везде, в Доусон-Сити быстро появились ловкие юристы, ищущие золота и кляузных дел. Тоби и оба француза присутствовали здесь в качестве обвинителей.
Пленники назвали себя: один — Ребеном Смитом, другой — Джо Нортоном.
— Это ложь! — вскричал Тоби. — Высокого зовут Боб Вильсон, а того, кто пониже, — Френсис Бернетт. Оба хорошо известны лондонской полиции, их приметы есть в Скотланд-Ярде. Вот, впрочем, господин судья, дело, снабженное печатями и подписями.
Судья взял бумаги, быстро пробежал их, обратив внимание особенно на приметы, и велел обвиняемым приблизиться, затем сказал:
— Невозможно сомневаться… Впрочем, я громко прочту эти документы, чтобы все: адвокаты, свидетели и обвиняемые могли удостовериться в тождестве примет преступников и обвиняемых.
Когда он кончил, адвокаты не могли удержаться от многозначительной мины: бесполезно было отрицать полное сходство банкометов с убийцами.
— Что вы имеете сказать? — спросил судья ловких проходимцев.
— Прежде всего, в чем нас обвиняют? — нахально вопросил Ребен Смит, или Боб Вильсон, до сих пор молчавший.
— Потрудитесь сформулировать свои жалобы! — обратился судья к троим друзьям.
— Я обвиняю этих людей в том, что они украли из нашей палатки около двухсот фунтов золота, погрузив нас самих при помощи хлороформа в глубокий сон! — сказал Леон Фортен.
— А я, — подхватил Тоби, — обвиняю их в том, что в деревне Фурш они завлекли в ловушку и убили двух конных полисменов, а трупы своих жертв сожгли вместе с домом, где совершили преступление.
— Есть у вас доказательства? — спросил судья.
— В свое время я представлю их!
— Хорошо! Это все?
Между тем обвиняемые только улыбались, тихо переговариваясь с адвокатами, глядевшими на них с изумлением. Наконец, Редон заговорил:
— Я, в свою очередь, обвиняю этих людей в попытке умертвить меня около шести месяцев тому назад в Париже… В подлом убийстве ночью старика на улице Сен-Николя в Париже, в преступлениях, при разборе которых предписано британскими властями выдать преступников французскому суду…
— А я, — опять поднял голос Леон Фортен, — обвиняю их в дьявольских махинациях, доведших до самоубийства француза Грандье… Обвиняю в том, что они выдали меня за виновника своих преступлений и засадили в тюрьму!..
— Подтверждаю, что это истина! — прервал Тоби. — Я был тогда во Франции по приказанию своего начальника, инспектора Мельвиля. Потеряв и вновь найдя след этих людей (слишком поздно, к несчастью!), я отплыл вместе с ними пятого мая из Бремена в Нью-Йорк на «Императоре Вильгельме» и все время держал их под наблюдением.
— Но, — спросил судья, — почему же вы не арестовали их раньше?
— Потому что английские власти не позволяют этого в случае, если преступления совершены во Франции. Кроме того, я тогда еще не получил приказа об аресте, присланного недавно по телеграфу. Наконец, они в то время еще не совершили преступления на канадской территории. Все эти условия, делающие арест законным, существуют только несколько дней.
— Верно! — произнес судья и прибавил, обращаясь к подсудимым: — Что вы имеете сказать?
— Многое, господин судья! — отвечал Джо Нортон, или Френсис Бернетт. — Прежде всего, несмотря на сходство примет, вы в заблуждении; я это сейчас докажу. Полицейский агент, обвиняющий нас, утверждает, что мы пятого мая сели в Бремене на немецкий корабль. Вот паспорт и расписание, доказывающее, что мы сели седьмого мая в Ливерпуле на «Луканию», судно общества Кунарда. Агент был, вероятно, жертвою сходства или мистификации. То, что мы были в Ливерпуле между пятым и седьмым мая, могут под присягою подтвердить капитан, счетный агент и пассажиры «Лукании». Далее, наши обвинители утверждают, будто мы убили в Фурше двух полицейских и украли на клеме двести фунтов золота. Я прошу их сказать, в какой день и час совершены оба преступления. Это можно?
— Конечно! — сказал судья. — Господа, вы слышали вопрос обвиняемого, потрудитесь отвечать!
— Убийство полисменов было совершено второго июля между четырьмя и шестью часами вечера! — сказал твердым голосом Тоби.
— Вы хорошо знаете день и час?
— Называю точное время!
— Что касается кражи, — сказал, в свою очередь, журналист, — то она была совершена четвертого июля, между одиннадцатью часами и полуночью.
— Хорошо! — проговорил Джо Нортон. — Теперь мы уличим вас в клевете, злоупотреблении силой и ложном свидетельстве.
— Посмотрим!
— Господин судья, прикажите, пожалуйста, привести всех свидетелей, обыкновенно посещающих наш дом. Мой товарищ и я представим вам лист с тридцатью подписями… Можете получить еще столько же, если пожелаете!
— Значит, вы не признаете себя виновными?..
— О, мы невинны, как новорожденные младенцы!
Судья приказал отвести их в тюрьму, пока не будут допрошены свидетели, назначил завтрашний полдень для продолжения разбирательства и прибавил, обращаясь к троим друзьям:
— Что касается вас, господа истцы, то потрудитесь пожаловать в этот же час!
Леон, Поль и Тоби удалились, заинтересованные и даже обеспокоенные такой уверенностью бандитов, дьявольская ловкость которых была им хорошо известна. Сыщик, наскоро определив положение, прибавил:
— Надо ожидать всего, особенно — невозможного и неправдоподобного!
И он не ошибся. На другой день тридцать наиболее почтенных граждан Доусон-Сити явились в суд. Честные и справедливо уважаемые, они шумно болтали, курили, жевали табак, спрашивая себя, зачем этот вызов. Здесь были представители всех стран, особенно много канадцев и янки.
В то же время прибыли адвокаты и обвинители; последние все больше беспокоились. Затем ввели обвиняемых, и допрос свидетелей начался.
Френсис Бернетт с ироническим спокойствием сказал судье:
— Мы, мой товарищ и я, обвинены в том, что совершили убийство в деревне Фурш второго июля, между четырьмя и шестью часами вечера и на другой день украли между одиннадцатью часами вечера и полуночью двести фунтов золота на клеме Верхнего Эльдорадо. Хорошо! Я клятвенно утверждаю, что мы не покидали своего жилища с самого приезда в Доусон, что нас все видели в эти дни здесь и что, стало быть, мы не могли быть разом в двух местах, так далеко друг от друга находящихся. Потрудитесь допросить свидетелей!