Ренн удивленно на него посмотрела, и он продолжил:
– Горные люди называют это «гул вьюги». Мы используем его, чтобы вызывать духов. Берешь плоский узкий кусок дерева длиной с ладонь, привязываешь к веревке из сухожилия и раскручиваешь… – Дарк скрипнул зубами. – Риалви все про них знает.
– Ты говоришь о нем как о чужаке.
Белое лицо Дарка стало твердым, словно кварц.
– Я никогда не назову его отцом.
– Мы не можем выбирать родителей, Дарк. Поверь, я знаю это лучше других.
Дарк не ответил на это.
– Перед тем как идти дальше, я сделаю нам пару штук. Могут помочь отгонять Избранных.
– Думаешь, уже пора идти?
– Ренн, мы не можем терять время, сейчас третья ночь темной луны!
Обряд. Ренн так обрадовалась, когда нашла Дарка, что чуть не забыла, зачем и куда они идут.
– Если так, то все напрасно, у нас нет ни одной стрелы, мы не сможем провести обряд!
– Ну… у меня вот что есть.
Дарк достал из колчана сверток из кожи лосося, развернул и показал Ренн стрелы, каких она в жизни не видела. Одна с наконечником из синего, словно Море, кристалла, вторая с ярко-красным, а третья с прозрачным, будто лед.
– Эту я сделал по дороге, – объяснил Дарк, показывая на третью стрелу. – Оперение из перьев белой совы, их перед вашим уходом дал мне Торак. И у меня с собой почти все, что нужно для четвертой стрелы, – древко из кизила, оперение из перьев зеленого дятла, деготь из коры березы. Но если не найдем сердцевину – что бы это ни было, – тогда…
– Дарк, ты просто чудо! Я-то думала, у нас вообще ничего нет!
У Дарка даже белые щеки на мгновение порозовели, а Ренн продолжила:
– Плохо, что Избранные сломали мой лук.
– Благородные Олени дали мне лук, вот посмотри, как тебе?
Ренн молча взяла лук. Он был идеальной длины и толщины, как будто его специально для нее сделали. Из отшлифованного тиса, спина гибкая, словно подкорье, живот крепче сердцевидной древесины. И в довершение, как лучший из лучших, он был из узкослойной древесины, а значит, из глубоких долин, где деревья вынуждены бороться за солнечный свет.
– А с луком дали еще вот это. – Дарк протянул Ренн мешочек из сыромятной кожи. – Сказали, там особый жир, который не замерзает в самый лютый холод.
– Из коленного сустава оленя, – пробормотала Ренн.
Она с трепетом провела пальцем по тетиве из скрученных сухожилий и мысленно попросила у Благородных Оленей прощения за все неуважительные слова, какими когда-нибудь могла их назвать.
Дарк встревожился:
– Что, недостаточно хорош?
Ренн была так потрясена, что не смогла ничего ответить. Она выбралась из убежища, вложила в лук обычную стрелу из колчана Дарка и прицелилась в шишку на вершине самого высокого дерева.
Стрела попала в цель, а потом по дуге упала в сугроб. Ренн сходила за ней, сняла с наконечника шишку и вернулась к стоявшему с разинутым ртом Дарку.
– Это был самый невероятный выстрел из всех, что я видел в своей жизни, – сказал он.
– А это, – отозвалась Ренн, – самый лучший лук из всех, что я держала в руках. Даже лук, который сделал для меня Фин-Кединн после смерти отца, с ним не сравнить… Никогда не думала, что скажу такое. Дарк, ты не просто чудо, ты… – Ренн раскинула руки в стороны: – Ты вот такое чудо!
Дарк, улыбаясь, стряхнул с башмаков снег.
– Ну, тогда будет лучше, если ты оставишь его себе. И колчан возьми. А теперь… если не считать сердцевину, что еще нужно для проведения обряда?
Ренн нахмурилась и постаралась припомнить, что говорил Ходец.
– «Голос из Прошлого станет Песней Настоящего…»
– Я думал об этом. А ты…
– Ты про мою дудочку из кости маммута? Дело в том, что я не умею на ней играть.
– Я умею, – сказал Дарк и в ответ на удивленный взгляд Ренн пожал плечами. – Семь зим в одиночестве, вот от скуки и научился.
– Тогда возьми ее. А «самые яркие души Леса»?
Дарк покачал головой.
– Постоянно об этом думаю и никак не могу понять.
Ренн снова начала терять надежду, и Дарк, судя по опущенным плечам, тоже.
– И даже если у нас будет все, что нужно для обряда, – сказал он, – мы не знаем, где его провести. Я даже не знаю, где мы сейчас.
– Я тоже. Я шла за табуном вверх по реке и думала, что она священная, но заблудилась, потому что пришлось прятаться от Избранных. Я не знаю дорогу в священную рощу. – И тут она вспомнила: – Некоторые места в Лесу можно найти, только заблудившись… Может, это здесь, как думаешь?
– Нет, – изменившимся голосом сказал Дарк.
Он пристально вгляделся в сосновую рощицу в десяти шагах от убежища, а потом молча пошел к соснам.
Что-то подсказывало Ренн, что за ним лучше не идти. Дарк в мгновение ока превратился из скромного парня в колдуна, который умеет говорить с духами.
Снег перестал, сумеречное небо очистилось от облаков и окрасилось в глубокий фиолетовый цвет. В Лесу стало очень тихо. Сосны избавились от дремы и наблюдали за происходящим. У Ренн мороз пробежал по коже. Приближалась третья ночь темной луны.
Звезды и снег подсвечивали длинные белые волосы Дарка. Он поклонился кому-то невидимому. У Ренн мурашки по спине пробежали, она потянулась к перьям покровителя племени. Перья были присыпаны мелом, и Ренн на мгновение усомнилась в том, что они ее защитят.
Дарк тихо говорил с кем-то невидимым:
– Я не хочу выказать вам неуважение, но мы – живые люди, поэтому прошу: не подходите ближе.
Замолчал ненадолго, кивая как будто в ответ, потом опять заговорил:
– Да, мы пришли, чтобы совершить обряд возвращения Первого Дерева… Но мы не можем найти то самое место, которое для этого нужно. Кто-нибудь из вас в силах нам помочь?
«Что? – удивилась про себя Ренн. – Сколько же здесь духов?»
Снова пауза, при этом Дарк поворачивал голову то вправо, то влево, как будто слушал разные голоса. Потом поклонился в знак благодарности невидимой толпе духов.
Когда вернулся к Ренн, взгляд у него стал ясным и он уверенно показал на вершину холма:
– Идем туда.
Глава 24
Волк прыгал на каменные стены ямы-ловушки, обломал когти и ободрал лапы, и все прыгал и прыгал, но выбраться не получалось.
Завыл, но Большой Бесхвостый не отозвался, и, что хуже всего, он совсем перестал чуять его душу. В последний раз, когда он чуял брата по стае, тот горевал и был в отчаянии, теперь же Большой Бесхвостый потерялся где-то за густой, сплетенной из корней деревьев сетью.
Потом начала мучить жажда. Волк, клацая зубами, ловил падающий сверху Яркий Мягкий Холод, но жажду это не утоляло. В яме было тесно, и, не имея возможности ходить взад-вперед, он просто вертелся кругом. Голод закрался в живот. Волк слышал, как лемминги бегают по ходам между норами, и чуял оленя, который идет по соседней долине.
Когда ветер задул с другой стороны и принес звук шагов бесхвостых, появилась надежда – вдруг это Большой Бесхвостый и сестра по стае идут на помощь?
Но надежда умерла, едва он почуял Белых Бесхвостых. Их было двое – от одного пахло летучей мышью, от второго – лошадью.
Шерсть на загривке встала дыбом, в груди зарождался рык. Бесхвостые шли к яме-ловушке.
Над краем ямы появились две головы.
Волк прыгнул, клацнул зубами, зарычал.
Бесхвостый, от которого пахло лошадью, был тощим и испугался. Тот, от которого пахло летучей мышью, просто насторожился.
Потом они исчезли, но Волк слышал, что они не отошли далеко. Поворчали, попыхтели и вернулись к яме, причем, что очень удивило Волка, опустили в яму ствол молодой березы.
Что они задумали?
Бесхвостые моргали и смотрели на него сверху вниз, как будто чего-то ждали. Тот, от которого пахло летучей мышью, что-то тихо и с уважением говорил. Волк немного растерялся.
Они хотят помочь?
Но Белые Бесхвостые – плохие, они охотятся на брата и сестру по стае…
И вдруг Волк вспомнил тот миг, когда Белые Бесхвостые поклонились ему, как будто почитали за какое-то высшее существо. Припомнив это, понюхал ствол, который бесхвостые опустили в яму, и попробовал по нему подняться. Ствол березы оказался слишком гладким, чтобы выбраться из ямы.
Белые Бесхвостые, кряхтя, вытянули ствол обратно и куда-то ушли. Когда вернулись – кряхтели еще громче, притащили ствол сосны. Ствол сосны был гораздо толще ствола березы, а без веток по грубой коре выбираться из ямы-ловушки было намного легче, чем по стволу березы. И Волк выбрался так быстро, что хвостом бы никто махнуть не успел.
И вот он на свободе! Вырвался из ямы-ловушки! Ветер расчесывал шерсть и лизал прохладным языком ободранные лапы!
Волк задрал морду и, переглянувшись с бесхвостыми, вильнул хвостом. Он не знал, понимают ли они, что это знак благодарности, но они улыбались, пока он убегал в Лес.
Последний Свет покинул деревья, и стая воронов полетела к вершине холма.
Волк побежал следом за воронами, на вершине задрал морду и завыл в надежде, что Большой Бесхвостый его все-таки услышит:
– Где-е-е ты-ы-ы?
Нет ответа. Тревога острыми клыками впилась в кишки.
Темнота не оставляла в покое души Торака, окружила треском корней, и сквозь этот треск он смог расслышать только карканье воронов, которое звучало все громче… и вдруг оборвалось.
Потом уже ближе Торак услышал стук, как будто дятел стучал по стволу дерева, захотел на него посмотреть, но веки словно камнями придавили.
Тук-тук-тук!
…Напрягся и усилием воли открыл глаза.
Ночь. Небо ясное. Луны нет, появляются первые звезды. Торак не сразу вспомнил, что стоит на коленях перед рухнувшим в священной роще Великим Тисом.
На стволе мертвого дерева сидели три ворона. Рек с Рипом глянули на него и продолжили долбить клювами ствол тиса. Третий ворон был белым. Не ворон, а самка ворона. Арк!
Торак огляделся по сторонам.
Что это значит? Ренн где-то рядом? И Дарк тоже с ней?
Но поблизости Торак, как ни старался, никого не увидел. За превратившейся в выжженную пустошь рощей – камнепад, а за ним Горы. Тораку жутко хотелось завыть, призывая Волка, но черная сеть крепко держала за горло.