Оба не просто догадывались, а знали, что она не задала тот единственный вопрос, который изводил ее с момента пробуждения. Да и спрашивать не было смысла. Если бы Первое Дерево вернулось, Дарк первым делом сказал бы ей об этом.
Аксаш вычистила и починила одежду Ренн и вдобавок дала ей нижнюю жилетку и штаны из пушистого меха белого зайца.
Тсеид, чтобы загладить вину за сломанный лук, вручил Ренн колчан, сплетенный из коры и полный стрел с оперением черного дятла. Она сразу их оценила – стрелы были хороши, такие летят прямо в цель.
Пошла по следу Торака вверх по склону холма. Сосны искрились от инея. Тишину нарушали только скрип снегоступов и шорох падавшего с веток снега.
Наконец она нашла Торака. Он сидел на стволе ели и так увлекся, доставая мед из пчелиного гнезда, что даже не услышал шагов. Пчелы жужжали возле его головы, но от дыма головешки, которую Торак вставил в развилку между ветками, они были слишком сонными, чтобы нападать на незваного гостя.
Торак положил соты в туес из березовой коры, который висел у него на плече. Ренн стояла и наблюдала. На Тораке была новая парка и штаны из коричневой шкуры оленя. Его лицо было уже не таким осунувшимся, а длинный порез на щеке затянулся и покрылся коркой – на Тораке все быстро заживало, как на волке.
Наконец он почувствовал, что Ренн рядом, и, посмотрев вниз, улыбнулся краешком губ, так чтобы корка на порезе не треснула.
После его пленения они впервые оказались наедине. Торак быстро, как лесная куница, слез с ели, скинул с плеча туес и притянул Ренн к себе.
– Осторожнее, мой лук! – вскрикнула Ренн и счастливо рассмеялась.
Торак с преувеличенной осторожностью снял с плеча Ренн лук, потом колчан, повесил их на ближайшую ветку и снова притянул ее к себе.
От него пахло дымом и волком, Ренн могла почувствовать его вкус – вкус меда.
– Черная сеть, – сказала Ренн, когда наконец смогла дышать. – Ее больше нет, так ведь?
– Откуда ты знаешь?
– Твои глаза. Зеленые крапинки вернулись. Я по ним соскучилась… И по тебе… – Ренн запнулась. – В ночь после обряда ты говорил, но я ничего не смогла понять.
– И что я говорил?
– Без конца просил, чтобы я выкопала тебя и посадила на склоне. Потом я наконец поняла, что твоя душа блуждает в проростке тиса, который мы нашли среди камней.
– И ты сделала, как я сказал? Ты пересадила проросток?
Ренн кивнула:
– Я попросила Йакима, и он это сделал. Но зачем? Ты так говорил, как будто это очень важно.
– Не знаю, ничего не помню.
Ренн передернуло.
– Мне жутко, когда твои души блуждают в деревьях. Страшно, что ты уйдешь и не вернешься. Больше никогда так не делай.
Торак убрал выбившуюся прядь волос за ухо Ренн и поцеловал ее в родинку возле уголка рта.
– Я всегда буду к тебе возвращаться.
Но это был не тот ответ, который хотела услышать Ренн. Она понимала, что есть вещи, о которых он не хочет говорить. А еще ей хотелось узнать, видит ли он наконец зеленый цвет. Но в тот миг она решила об этом не спрашивать. Ей хотелось быть с Тораком, как до удара Звезды-Молнии, просто вдыхать его запах и смотреть на улыбающееся лицо.
Торак провел пальцем по засохшему порезу на щеке:
– Шрам останется о-го-го какой. Ты не против?
– Конечно нет, ведь он – часть тебя.
Потом они молча наблюдали за черным дятлом, который принялся клевать застрявшую в стволе ели шишку. Дятел, почувствовав их взгляд, затрещал: «Кик-кик-кик!» – и улетел.
– Надо собрать побольше меда, – сказал Торак.
Ренн сделала еще один факел – обмотала березовой корой ветку – и передала его Тораку. Он снова забрался на ель и вытащил из пчелиного гнезда соты, но только треть, две оставил пчелам.
Потом они поблагодарили пчел, и Торак, отломав кусок от сот, воткнул его между ветками как подношение Лесу, а Ренн отломила свой кусок и оставила его хранителям племени.
Рек с Рипом тем временем играли – запрыгивали на снежный занос, скользили вниз, вспархивали наверх и снова соскальзывали.
Торак отломал большой кусок от сот и оставил возле ствола ели на случай, если медведь вдруг окажется поблизости.
– Он мог и не найти новую берлогу, так что наверняка голодный.
Ренн искренне удивилась:
– То есть ты примирился с медведями? Что изменилось?
Торак ответил не сразу:
– Потом расскажу. Но думаю, теперь, когда я вспоминаю отца, это уже не так, как прошлой ночью. Теперь я буду помнить его таким, каким он был до всего этого.
Они жевали медовые соты, Ренн всасывала чудесную сладость и сплевывала воск в мешочек со снадобьями, а Торак, как всегда, ничего не сплевывая, глотал и мед, и воск.
На Лес опустились сумерки, но Ренн не чувствовала приближения демонов. Вороны стряхнули с перьев снег и полетели устраиваться на ночлег.
Где-то вдалеке завыл Волк, и, еще до того как Торак завыл в ответ, ему ответил другой.
Торак удивленно приподнял брови:
– Похоже на волка, который потерял стаю. Странно.
Но Волк вроде был спокоен, и Торак решил, что друг сам со всем разберется.
Возвращаться в лагерь не хотелось, и они устроили уютное лежбище в снежном заносе. Улеглись рядом и смотрели на постепенно появляющиеся в небе звезды, а небо тем временем меняло цвет от бледно-фиолетового до темно-синего.
Скоро должна была взойти новая луна Белой Куропатки. Ренн смотрела на пересекавшую небосвод широкую полосу звезд. Это были следы снегоступов Первой Воронихи, которые она оставила, после того как украла солнце.
Но Первого Дерева она не видела, и от этого больно покалывало сердце.
Торак крепко обнял ее одной рукой:
– Когда ты совершала обряд… В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так пускал стрелы. Ты была прекрасна.
Ренн поежилась:
– Мне было так худо, когда я оставила тебя на снегу. Понимаешь?
– Ренн, никто, кроме тебя, не смог бы так пускать стрелы.
– Какая разница, если…
Ренн осеклась, они думали об одном и том же, но никто не хотел произносить это вслух.
Что, если обряд не сработал?
Глава 30
Фин-Кединн попросил Торака пойти вместе с ним в Мертвые Земли и прихватить с собой сачки и садки из березовой коры.
– Почему нельзя пойти рыбачить в каком-нибудь месте поближе к лагерю? – попытался возразить Торак.
– Потому, – коротко ответил приемный отец.
Пока Торака с Ренн не было в лагере, Гувач, охотник из племени Благородного Оленя, сходил к Вороньей Воде и, вернувшись, сказал Фин-Кединну, что Лес к югу от Щита не сгорел.
Теперь племена разбили стоянки у Черной Воды в Открытом Лесу к западу от Челюстей, и Йакиму было проще довезти Торака, Ренн и Дарка на нартах вниз по реке к новому лагерю.
«Но зачем тащиться назад в Мертвые Земли? – возмущался про себя Торак. – Как будто здесь нельзя порыбачить?»
Шел четвертый день месяца Белой Куропатки, а Первое Дерево так и не появилось. Избранные – так мысленно продолжал называть их Торак – вернули ему амулет с фигуркой волка и браслет-оберег, а еще дали новый топор и нож из зеленого базальта. Правда, для него и топор, и нож все равно были серыми. Он не говорил об этом Ренн, но она наверняка догадывалась.
Означает ли это, что обряд не сработал и Первое Дерево никогда не вернется?
Когда Торак спросил об этом Волка, тот просто ответил, что не слышит Светящееся Дерево. Но спросить, вернется ли оно, Торак не мог, потому что в языке волков не было понятия «будущее».
– Здесь, – сказал Фин-Кединн.
Они стояли на берегу замерзшей реки, место было довольно мрачным. Светало, на скелеты деревьев падал влажный снег. Лапа, пес Фин-Кединна, стоял с повисшим ухом и опущенным хвостом, а его хозяин уже приступил к работе.
Когда ударила Звезда-Молния, обвал отрезал от реки небольшое озеро всего в нескольких шагах выше по течению.
Фин-Кединн встал возле обвала и принялся рубить во льду прорубь. Торак неохотно присоединился. Когда закончили, Фин-Кединн перебрался через обвал к озеру и там тоже начал вырубать прорубь, только побольше.
Торак остался на месте. Он думал о племенах, которые исчезли после удара Звезды-Молнии. Рыси, Кабаны, Выдры… Все эти погибшие деревья и звери…
Он безвольно опустил топор и крикнул:
– Почему это случилось? Почему?
– Не знаю, – ответил, продолжая рубить лед, Фин-Кединн. – Но как тут поможет злоба?
– И это все, что ты можешь сказать?
– Хочешь, чтобы я притворился, будто знаю ответ?
Торак зло сверкнул глазами:
– Так, значит, да? Мы не знаем, почему это случилось, и поэтому просто будем жить дальше?
– Ничего другого нам не остается. – Фин-Кединн оперся рукой на бедро со старой раной и выпрямился. – Когда-то, до удара Звезды-Молнии, это было хорошее озеро. Оно кормило большие косяки подлещиков.
Торак ничего не ответил, стоял и смотрел, как приемный отец набрал в садок воду из озера и поставил на лед. Потом опустил в прорубь сачок и, вытащив несколько бивших хвостом серебристых подлещиков, перекинул в садок. Подлещики были слишком мелкими, чтобы их есть, но через три лета они могут прокормить многих людей. А если останутся в озере без доступа к реке, этого никогда не случится.
Торак мрачно наблюдал за тем, как Фин-Кединн, прихрамывая, спустился с каменного завала и сбросил рыб из садка в прорубь в реке.
Теперь, если подлещикам повезет, они подрастут и станут крупными рыбами.
– А смысл? – крикнул Торак. – В этом озере заперты тысячи подлещиков, и от того, что ты тут делаешь, ничего не изменится.
– Для этой парочки что-то точно изменится, – сказал Фин-Кединн. – Поможешь или так и будешь стоять?
Торак, насупившись, взял сачок.
Подлещики совсем не хотели, чтобы их вылавливали, и вскоре Торак увлекся подледной охотой. В какой-то миг его сачок запутался с сачком Фин-Кединна, и, пока они их распутывали, Торак с удивлением понял, что уже начало смеркаться.