В том месте, где Олен рвал мяту, передняя из собак остановилась, закрутилась на месте, а затем принялась оглушительно чихать. Другие псы начали дружно лаять, хирдеры разразились проклятиями.
– Что такое? – тонким, почти женским голосом спросил барон, останавливая могучего вороного жеребца.
– Владыка Бездны его знает, – отозвался рыжеусый дружинник с лишаем на щеке, тот самый, что вчера стоял у ворот. – А ну вперед, проклятые! Пошли, пошли!
– Ох, кто-то сегодня получит плетей, – лицо барона исказилось, – за удравшую из замка деревенщину. А если мы ее не поймаем, то этот «кто-то» будет отдан Чернокрылым.
Хирдеры одновременно побледнели, один, в котором Олен узнал командира разъезда, закашлялся. Псы, залаяв, побежали дальше, кавалькада устремилась за ними, и всадники скрылись за деревьями.
– Разрази меня Акрат, если я что-нибудь понимаю, – пробормотал Рендалл. – Такой переполох – из-за меня? Но почему, почему?
Отвечать никто не спешил. Деревья равнодушно покачивались под ветром, боги занимались своими делами, не обращая внимания в сторону затерянной на просторах Алиона чащи и на спрятавшегося в ней Олена. Где-то западнее дятел гулко колотил по стволу, точно забивая гвозди.
– Ладно, в любом случае надо сначала спасти собственную шкуру, – Олен развязал мешок, отломил от ковриги кусок хлеба и принялся жевать.
Проглотив последнюю крошку, прикинул по солнцу направление и зашагал на северо-запад.
План Олена был прост – глухими лесами, тянущимися вдоль границы с эльфами, дойти до границы баронства, а заодно и графства. Выбраться в герцогство Вителия, где ни ари Онистер, ни граф Файна не имеют власти. Там найти какое-нибудь селение, где слыхом не слыхивали о воинах в черных плащах, и наняться на работу.
Летом всегда есть нужда в умелых руках.
Шел целый день, не встретив никого. На ночь устроился у маленького торфяного озерца, вода в котором пахла тиной, а на берегах в изобилии водились лягушки, зато не было комаров. Лег спать на голодный желудок, а утром догрыз половину начавшей подсыхать краюхи и отправился дальше, через сумрачный еловый лес.
К полудню погода испортилась. Небо затянуло облаками и начало накрапывать, капли зашлепали по веткам и стволам.
– Если встретил в лесу ты девицу-красу, не теряйся и будь веселей, – замурлыкал Олен на ходу песню, какую обычно певал во хмелю баронский вербовщик, – ну а если в овраг тебя сбил злобный враг, то разрежь ему пузо скорей…
Допев второй куплет, Олен настороженно замолчал – показалось, что с запада ответило слабое эхо. Через несколько мгновений услышал голос, за ним еще один, потом треск сломавшейся ветки.
Кто-то, совершенно не скрываясь, двигался через лес.
Олен вытащил из мешка топор и осторожно зашагал туда, откуда доносились голоса. Шел мягким охотничьим шагом, обходя островки сухого мха и те места, где ветки лежали особенно густо. Старался держаться так, чтобы перед ним всегда были несколько деревьев.
Солнце прорвалось через облака, золотые лучи упали на лес. Заблестели осевшие на иголках капли.
– Как слепит-то, – произнес кто-то, и Олен разглядел засверкавший над кустами шлем, черный, с крылышками.
Судя по тому, на какой высоте он находился, его хозяин сидел в седле.
– И не говори, – прозвучал еще один голос, и стал виден второй шлем, рядом с первым.– А толку? Вроде лето, а холодно, словно в начале весны.
Олен отступил под прикрытие толстой ели, присел так, чтобы самому все видеть, но оставаться под защитой ветвей. Догадался, что тремя дюжинами шагов дальше – дорога, и что верховые едут по ней.
– Когда мы вернемся домой? – сказал первый всадник, и его конь выступил из зарослей, стала видна серебреная уздечка, сжимающие повод руки в перчатках, свисающий по конскому боку черный плащ.
– Скоро, как только поймаем и убьем этого ублюдка. Прятаться ему осталось недолго. Цастин снова пустил в ход след крови…
Олен вздрогнул, дернул себя за ухо. Лишь в этот момент вспомнил, что воины в черных плащах, которых барон назвал Чернокрылыми, служат магу. Всадники тем временем выехали на открытое место, стало ясно, что их трое, двое болтают, а третий дремлет прямо в седле.
– Зачем тогда мы патрулируем дороги? – осведомился передний, с узким и каким-то вогнутым лицом.
– А чтобы не пришлось долго за ним бегать, – ответил второй, широкоплечий и носатый. – Цастин умен, а баронские молодцы знают местность, так что мы перекрыли все щелочки. К вечеру этот парень будет в наших руках…
И на лице его появилась самодовольная улыбка человека, полностью уверенного в своих словах. Всадники проехали между двумя соснами, напоминающими колонны из желто-коричневого камня, голоса их затихли. Мелькнули и пропали среди стволов блестящие шлемы и черные плащи.
– Проклятье, – Олен в ярости ударил рукой по стволу, ель содрогнулась, длинные темно-зеленые иголки полетели на серый ноздреватый мох. – Что же делать? Что делать?
Один раз удалось ускользнуть, но теперь на выжившего обитателя Заячьего Скока началась самая настоящая облава. Чтобы уйти от нее, надо выдумать нечто совершенно необычное, пойти на такой шаг, что собьет с толку вооруженных магией преследователей.
Олен отогнал панику прочь, сжал виски ладонями и задумался.
На юге, востоке и западе его ждут, по следу идут Чернокрылые. Свободна дорога только на север. Там граница графства ближе всего, но лежат за ней земли эльфов. Когда-то проход туда был свободным, но двадцать лет назад после нескольких конфликтов хозяева Великого леса объявили, что любой человек, прошедший в их владения, будет убит. А затем маги зеленоглазых вырастили Засеку.
За ней ожидает верная смерть от острых белоперых стрел, но ждет она и тут, от мечей Чернокрылых.
– О великие боги, – Олен горько рассмеялся, заставив скачущую по ветвям белку настороженно замереть, – вы предоставили мне выбор, как именно сегодня умереть? Спасибо и на этом.
Он поднялся, отряхнул штаны на коленях и решительно зашагал на север. Эльфы пусть и убьют, но без злобы, просто уничтожат нарушителя границы. Чернокрылые, скорее всего, станут терзать, мстить за погибшего соратника, а то и вовсе по указке мага затеют какую-нибудь вычурную казнь.
Олен миновал небольшое болотце, где на тысячи голосов шептал тростник, воздух дрожал от комариного писка. Огромные и важные лягушки, сидящие на покрытых изумрудным мхом кочках, проводили его взглядами. Поднялся на поросший осинами холмик, и с него разглядел далеко на севере Засеку – линию из громадных дубов, поднимающихся над соседними деревьями словно взрослые над детьми.
Впервые Олен увидел ее почти десять лет назад, на первой своей долгой зимней охоте. Тогда они с отцом в погоне за кабаном зашли очень далеко на север, и когда из метели выступили исполинские деревья, молодой Рендалл подумал, что от усталости начал видеть несуществующее. От того момента в памяти осталось впечатление невообразимой мощи и сладкий запах желудей, совершенно невероятный посреди холодной зимы.
От воспоминаний отвлек донесшийся с востока резкий звук.
Олен глянул в ту сторону и выругал себя за беспечность – пока торчал на открытом месте, предаваясь воспоминаниям, один из патрулей Чернокрылых подошел достаточно близко и заметил беглеца.
Теперь всадники, нахлестывая лошадей, во весь опор мчались к нему.
– Просто так я не дамся, – вместо страха Олен почувствовал озлобление, дикую жажду крови. Он вытащил из мешка топор и побежал вперед, туда, где поднимались за зарослями дубы Засеки.
В лесу конный имеет над пешим не такое уж большое преимущество в скорости, а в густых зарослях и вовсе проигрывает. К несчастью для Олена, он бежал по редколесью, утыканному осинами и березами. Ноги гудели, горячий пот тек по лицу, в груди хрипело, но Чернокрылые неумолимо приближались.
– Стой! Стой, ублюдок! – долетел полный злобы крик. – Хуже будет!
«Размечтались» – подумал Олен, проскакивая между стоящими тесно деревьями. Один из сучков ткнул в бок, рубаха треснула, расставаясь с куском ткани, и тот повис на осине маленьким флажком.
Топор копыт надвинулся, стал громким. Олен прибавил ходу, а затем прыгнул в сторону и пригнулся. Что-то свистнуло над головой, а он резко распрямился и ударил назад топором. Просто махнул туда, где должен был находиться преследователь. Лезвие задело конский бок. Животное взвизгнуло и встало на дыбы, молотя копытами, а затем рухнуло, придавив всадника.
– Тварь! – второй всадник надвигался, вскинув руку с блистающим мечом, глаза его под крылатым шлемом горели ненавистью.
Олен замахнулся и швырнул топор. Тот перевернулся в воздухе один раз и обухом врезался Чернокрылому прямо в лоб. Раздался глухой звон, меч и шлем полетели в разные стороны. Всадник шлепнулся наземь, точно мешок с крупой, конь с испуганным ржанием помчался в сторону.
Третий из преследователей, самый молодой, с черными усиками, натянул поводья. Глянул туда, где копошился, выбираясь из-под бьющейся лошади, его соратник, и заметно побледнел.
– Не дай ему взять топор… – прохрипел упавший. – Иначе…
Олен развернулся и побежал на север.
Он хрипел и сипел, но не снижал хода. Засека медленно приближалась, дубы вырастали, поднимались к серому небу. Становились видны похожие на толстые руки ветки, морщины в коричневой коре, желуди размером с кулак. За спиной звучали сердитые голоса, потом вновь раздался конский топот.
Олен влетел под сень одного из дубов, едва не задохнулся от сладкого запаха. Под ногами зашуршали большие листья, выглядящие так, словно каждый вырезали из зеленого металла. Промчался мимо ствола толщиной с дом, споткнулся о выпирающий из-под земли корень и полетел наземь.
От удара из груди вылетело дыхание, но Олен сумел перевернуться на спину. Разглядел черный силуэт мчащегося на него всадника и потянулся к ножу, понимая, что не успеет…
Чернокрылый поднял меч, закричал что-то торжествующее, но вопль его быстро перешел в хрип. Молодое лицо исказилось, конь остановился, словно налетел на стену. Корчащийся всадник вывалился из седла, а наземь упал иссушенный труп, по траве заскребли рассыпающиеся на фаланги пальцы.