На лице оратора застыло выражение театральной скорби. Неужели это и есть Кисэ? Рядом с ним стояла группа людей, среди которых я заметил известного пасграно Аллена Хюберта. Он был знаменитым пианистом, и его имя часто звучало в музыкальных салонах, где собирались мартино.
– Коя? – окликнул меня кто-то.
Я обернулся и увидел своего друга.
– Тристан, какая встреча! Тоже решил прийти?
– Ты же знаешь, я постоянно торчу на площади, сегодняшний день не исключение. А ты почему здесь?
– Так получилось… Знаешь, я послушал, и, в общем-то, они говорят разумные вещи.
Я сказал это с полной серьезностью, но Тристану почему-то стало смешно.
– Странно слышать это из твоих уст. Может, тоже вступишь в партию?
– Хватит тебе! Я ведь не шучу.
Тристан, закинув руку мне на плечо, продолжал тихо посмеиваться. После чего произнес, глядя на трибуну:
– Сейчас выступает Ганс Найгель. Многие простолюдины его поддерживают. Но он действует слишком радикально, так что, думаю, долго не продержится. Забавно, что Найгель выступает против Кисэ, хотя сам неоднократно заявлял о важности поддержки и солидарности. Но, похоже, теперь они работают вместе, ведь создание народной партии – их общая мечта.
Тристан знал куда больше меня, поскольку сам был из простой семьи. Почему-то я почувствовал облегчение, когда узнал, что выступающий сейчас вовсе не Кисэ.
– Того, кто стоит в первом ряду, ты знаешь. Талантливый пианист-пасграно Аллен Хюберт. Жаль только, что происхождение не позволило ему стать мартино. Он так и не смог показать всего, на что способен. Аллен – близкий друг Ганса. Видишь туповатого на вид мужчину позади них? Это Коллопс Мюннер, коллега и преданный поклонник Аллена. Страшный человек, ради своего кумира готов на все. Он недолюбливает Баэля, ведь тот, став мартино, теперь презирает пасграно.
– Ты знаешь все на свете.
Тристан усмехнулся:
– Расскажу вот еще что. Баэль ненавидит Хюберта. А тот отвечает ему взаимностью, и его верный пес Коллопс плетет козни против Антонио.
– И как же Баэль на это реагирует?
– Не знаю. Наверное, оттачивает свой талант, чтобы снова продемонстрировать, что он не ровня пасграно.
Я задумался. Мне вдруг стало интересно, как дела у молодого де Моцерто. Мы не виделись с того самого дня, когда умер маркиз.
Ганс Найгель закончил речь и спустился с трибуны. Я вдруг вспомнил еще об одном человеке.
– А где же Кисэ?
– Кисэ?
Тристан, изменившись в лице и слегка прикусив губу, стал разглядывать людей около трибуны.
– Вон там, – указал он на человека, разговаривавшего с Найгелем.
Сперва я подумал, что друг ошибся, и решил уточнить:
– Я имею в виду оракула.
– Ну, это и есть оракул Кисэ.
– Подожди, ты имеешь в виду ту молодую женщину?
Тристан кивнул. Я уставился на нее в изумлении. Легендарный оракул Кисэ – женщина? Одежда на ней была мужской: брюки и черный плащ, на голове – шляпа. Единственное, что выдавало в ней женщину, – копна длинных рыжих волос.
И вдруг она обернулась, как будто почувствовав мой взгляд. Я попытался отвернуться, но Кисэ уверенным шагом направилась в нашу сторону. Секунда – и все, кто стоял перед нами, расступились, бросая на нас с Тристаном косые взгляды.
В чем дело? Почему все так пристально смотрят?
Ответом мне стала улыбка, которая расцвела на лице Кисэ:
– Тристан Бельче! Сколько лет!
– Да, Кисэ, давно не виделись.
– Что же ты не подошел? Прожигал меня взглядом и опять собирался тихо уйти? Тебе самому не надоело?
– Прости-прости. Сегодня я с другом.
Тристан подтолкнул меня вперед, и я посмотрел ей в глаза, которые внимательно изучали меня. Должно быть, она ненавидит аристократов, раз хочет создать партию для народа.
Я попытался завязать разговор:
– Я Коя де Морфе. Надеюсь, у вас нет предрассудков насчет мартино?
На это Кисэ громко расхохоталась, и я почувствовал, что от стыда у меня горят уши. Я посмотрел на Тристана в надежде, что он как-то сгладит неловкость, но друг отвернулся.
Настоящая Кисэ совершенно отличалась от образа в моей голове: почему-то мне все оракулы представлялись седыми старцами, окутанными шлейфом мистики и бормочущими что-то себе под нос. Она же казалась по-детски наивной, когда смотрела на меня своими большими глазами цвета спелого граната. На ее губах играла улыбка.
– Простите за мою бестактность! Но вы такой забавный. Взгляд как у испуганного олененка. Просто загляденье!
Все слова вылетели из моей головы, стоило лишь мне посмотреть на Кисэ. Никогда прежде я не встречал женщины, которая бы говорила так свободно и открыто. Хотя, признаться честно, я вообще редко общался с девушками своего возраста.
– Хватит, Кисэ, ты смущаешь Кою. Не нужно потешаться над моим невинным другом.
Хотя бы в этот раз Тристан заступился за меня, но я все еще обижался на него за то, что он отвернулся, когда мне так нужна была его поддержка. Похоже, он прочитал мои мысли, неловко улыбнулся и потупил взгляд.
– Ладно, на самом деле я рада знакомству. Позвольте мне наконец-то представиться. Кисэ. Вот так, без фамилии, – произнесла девушка, а затем, оглядевшись, добавила: – Я не могу себе позволить такое дорогое место. Надеюсь, вы угощаете, Коя?
– Да, разумеется.
Мы зашли в кафе «Мареранс», в котором частенько бывали с Тристаном. Довольная Кисэ заказала чашку чая и кусочек торта. Меня смущали ее поведение и темперамент, и я надеялся, что смогу поскорее сбежать.
– Не волнуйтесь, я тоже занятой человек, поэтому вас не задержу. Только доем и сразу уйду.
Я с изумлением разглядывал ее, а она продолжила говорить с набитым ртом:
– Я нормально отношусь к аристократам. Если я создала партию для людей, это еще не значит, что я презираю каждого носителя знатной фамилии. Не нужно сравнивать меня с теми пустоголовыми активистами типа Найгеля, которые на каждом шагу кричат о свержении аристократической власти.
– Тогда зачем вам создавать партию?
– Зачем… Будущее указало мне. Вы бы поступили так же на моем месте, если бы увидели то, что видела я. Еще немного – и такие понятия, как «простолюдин» и «аристократ», исчезнут.
Наконец-то Кисэ стала похожа на оракула. Однако мне, как представителю знатного рода, стало не по себе от ее слов, поэтому я спросил:
– Все случится в этом году? Как вы и предсказали – в конце тысяча шестьсот двадцать восьмого?
Кисэ, уронив ложку, громко засмеялась, будто потеряла рассудок. Крошки бисквита полетели во все стороны. Тристан вздохнул, вынул из кармана платок и нежно вытер ей подбородок.
– Триста-а-ан, почему ты раньше нас не познакомил? Твой друг такой забавный, он мне нравится. Очень-очень.
Я попытался скрыть замешательство, прикрыв рот ладонью, и сделал вид, что закашлялся. Она разительно отличалась от дам из высшего общества.
Вдруг Кисэ прекратила смеяться и серьезно спросила:
– Господин Коя де Морфе, кто вам такое поведал? Неужели я?
– Нет, но об этом говорят повсюду: на площади, в музыкальных салонах…
– «1628 год станет концом для всех нас!», «Какой смысл работать в поте лица, совершенствовать свои музыкальные способности, ведь мы все умрем!» – это вы слышали?
Я молчал. С ее лица исчезла улыбка. Теперь Кисэ напоминала драматическую актрису. Я больше не видел в ее багряных глазах детской наивности, которая магнитом притягивала меня, – теперь их наполняла лишь печаль.
– Только для глупцов реальность выглядит столь примитивно. Все произойдет очень тихо. Никто не узнает. За исключением тех, кто умеет видеть. А вот вы… Вы станете непосредственным участником этого события.
– Не понимаю. Какого события?
– Конца.
Кисэ говорила загадками, и я вопросительно посмотрел на Тристана. Однако друг не заметил моего взгляда: он не сводил глаз с девушки.
– Когда грусть станет снегом, что укутает Эден, многие покинут нас. Но вы справитесь, ведь вы человек, который не скрывает слез, – добавила она, рассматривая улицу за окном.
Кисэ ушла, а я еще какое-то время сидел неподвижно.
Неужели это и есть оракул, о котором все толкуют? Или она обычная шарлатанка, как и говорила матушка? Правда ли она видела конец света?
– Догадываюсь, о чем ты думаешь, Коя. Но она не сумасшедшая, – сказал Тристан тихим голосом.
– Я не считаю ее сумасшедшей, может, немного бесшабашной. А где вы познакомились? – поинтересовался я.
– Это случилось довольно давно. На том вечере, после концерта.
– Подожди, как она смогла туда попасть?
– Не знаю. Она часто появляется в неожиданных местах. Сегодня она на собрании уличных бродяг в грязной таверне, а завтра уже кружится в вальсе на балу среди знатных особ. Но чаще всего ее можно увидеть на площади Монд. Кисэ довольно непредсказуема.
Рассказывая о ней, Тристан не переставал улыбаться, как будто говорил о самом близком человеке. Мне вдруг показалось, что мой друг влюбился. Но об этом я решил умолчать, лишь позволил себе заметить:
– Я и подумать не мог, что вы с Кисэ давние друзья. Она очень необычная. И…
– И говорит о конце?
– Ты ей веришь?
– Я… – Тристан откинулся на спинку стула и задумчиво сказал: – Верю. Каждому ее слову.
В том, что он говорил, не было ничего необычного. Многие пасграно и вообще простолюдины верили ее предсказанию. Но меня не покидало чувство, что Тристан чего-то недоговаривает.
– Ты любишь ее? – наконец отважился я задать тревожащий меня вопрос.
Тристан на мгновение замер, но в его чертах не было ни намека на волнение или беспокойство. Он просто и уверенно сказал, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся:
– Она – мое все.
Глава 04Зов Ледяного леса
«История Эдена», эпиграфом к ней служат такие слова:
«Мы, пилигримы, жители города,
Все наши порывы устремляем сюда».
Тристан ходил на все светские мероприятия города, а в остальное время пропадал на площади Монд.