Я скрестил пальцы, надеясь, что его выступление пройдет безупречно. Но уже через несколько секунд скрипка жалобно взвизгнула, когда смычок задел не ту струну. Судьи тут же остановили игру, и скрипач убежал со сцены, еле сдерживая слезы.
– Следующий конкурсант – Коя де Морфе.
Поднимаясь на сцену, я постарался расслабиться. Громкие аплодисменты ошеломили меня, но через мгновение я пришел в себя и сел за фортепиано.
Я провел много времени, раздумывая над композицией для сегодняшнего концерта, и в конце концов выбрал спокойную мелодию, которая идеально соответствовала моему настроению. Я не любил демонстрировать виртуозную технику, мне нравилось играть рубато, сохраняя насыщенное, глубокое звучание. Тристан частенько повторял, что именно в таком исполнении воплощается «сущность Кои».
После первой же ноты вся моя неуверенность испарилась. Я вслушивался в мелодию, ощущая безграничное спокойствие. В тот миг в мире не осталось никого и ничего, кроме меня и инструмента. Все, что мешало, я стер на время игры. В этом темном вакууме существовали лишь я и фортепиано. И еще – музыка. Лишь она.
Своими руками я создавал сказочную мелодию, наполнял ею собственный темный мир, в котором было место и для разочарования, и для радости. Финальной точкой выступления стало арпеджио в четыре октавы.
Взрыв аплодисментов вернул меня в реальность из темного выдуманного мира – я чувствовал, как тепло разливается по всему телу. Выйдя на авансцену, я подарил публике благодарный поклон и попытался угадать, довольны ли судьи моей игрой. Они, как и публика, пребывали в восхищении и громко аплодировали. К сожалению – или к счастью, – среди них не было ни моего отца, ни графа Киёля.
Я неловко улыбнулся: похоже, мое выступление прошло успешно.
В артистической я нашел Аллена Хюберта и сразу понял, что он ждал именно меня. Юноша склонил голову в почтительном поклоне, выражая свое восхищение:
– Ваша игра доставила мне огромное удовольствие. Теперь я понимаю, что, по сравнению с вашим, мой талант ничтожен.
– Не стоит, вы прекрасный музыкант.
Хюберт собирался что-то сказать, но я не был готов к очередной похвале и быстро выпалил:
– Я хотел спросить у вас о дуэли.
Его лицо окаменело. Я решил задать вопрос иначе:
– Не буду ходить вокруг да около. Скажите, почему вы все же выбрали победителем Баэля? Он мой дорогой друг, и я преклоняюсь перед его гением, но в тот день все, что он делал, не имело логики.
Говоря это, я чувствовал грусть. Пусть пострадает моя гордость, но я узнаю, слышал ли он в мелодии Баэля то, чего не понял я. Да, Хюберт был пасграно, и Антонио ненавидел его, но он мог бы помочь Баэлю найти своего истинного ценителя.
Аллен задумался и честно признался:
– Мне больно об этом говорить. Я бы очень хотел ответить на ваш вопрос, но… Воспоминания о том дне до сих пор терзают меня. Вы же знаете, мы очень близки с Коллопсом, но с тех самых пор я ни разу не видел его. Он заперся дома и никому не открывает. Я даже не знаю, все ли с ним в порядке.
Меня интересовало совсем не это, и Хюберт, будто прочитав мои мысли, продолжил:
– Вы спросили меня о маэстро Баэле. Не знаю, как вы, но я судил не просто по звучанию, а заглянул намного глубже. Да, Коллопс прекрасно исполнил сонату. На этом все. Кто угодно может сыграть так. А игра маэстро…
Хюберт замолчал. Казалось, что он подбирает слова, чтобы правильно передать свои чувства. Не выдержав, я задал вопрос:
– Так играть может только он?
– Это было больше, чем мелодия, чем исполнение… Вы же почувствовали, да? Как дыхание двигалось в такт музыке?
– Да.
– Раньше он не играл при вас эту мелодию?
Я покачал головой. Хюберт продолжил, теперь уже менее напряженно:
– Мне показалось, что он использовал эту технику впервые. Вы знаете даже лучше меня, что Баэль хочет выделиться из толпы. Стать недосягаемым. И единственный способ это сделать – создать новую технику. Если у него получится, я уверен, нас ждет музыкальная революция, которая перевернет все.
Я застыл, будто меня пронзила молния. Хюберт не просто услышал что-то большее в музыке Баэля, он сразу понял истинные намерения Антонио. И я не сомневался, что Баэль достигнет этого любой ценой.
– Спасибо, что поделились. Вы проницательнее меня, – грустно пробормотал я, протягивая ему руку.
– Я сказал лишь то, что думаю. А правду знает только маэстро. Но я рад, что смог побеседовать с вами. Теперь я знаю о вас чуть больше, чем раньше.
Я впервые увидел его искреннюю улыбку, адресованную именно мне.
– Мне интересно, каким вы останетесь в истории. Кажется, вам претит быть просто пианистом. Вы хотите запомниться потомкам как близкий друг Антонио Баэля и его сподвижник.
Его слова привели меня в замешательство, щеки предательски горели, и я смущенно отвернулся.
Аллен Хюберт рассмеялся и, поклонившись, ушел. Еще какое-то время я просто стоял, погруженный в размышления.
История запомнит Баэля как бессменного де Моцерто. А мне будет достаточно фразы: «Его истинный ценитель Коя де Морфе».
Глава 07Первое убийство
Гармонию и диссонанс разделяет лишь одна клавиша.
После выступления у входа в Зенон-холле меня ждал Тристан. Я постарался изобразить удивление, чтобы отвести от себя малейшие подозрения по поводу подслушанного разговора.
– Тристан, ты почему здесь?
– Случилась большая беда, Коя. Ты должен пойти со мной в городскую управу.
– Что? Зачем?
– Нас хочет видеть начальник лейб-гвардии.
– Подожди, да что случилось?
Тристан ускорил шаг, я старался не отставать: нас ждал экипаж. Только когда мы сели и повозка тронулась по направлению к городу, друг наконец ответил на мой вопрос:
– Они задержали Антонио.
– Задержали?
В моей голове роились всевозможные предположения. Может, он решил утопить свою злость в алкоголе, а потом устроил пьяный дебош? Или подрался с Хюбертом, так и не смирившись с тем, что тот женится на Лиан?
Нет, Аллен Хюберт несколько минут назад разговаривал со мной, целый и невредимый.
– За что его задержали?
– Не знаю, Коя. Но это что-то серьезное, крайне серьезное. – В голосе Тристана звучала тревога.
Что же могло случиться в нашем тихом и спокойном городе, где главной проблемой были стычки между пасграно и мартино? Серьезные происшествия, с привлечением гвардии, происходили крайне редко. В каком страшном правонарушении замешан Баэль, если его взяли под стражу?
Прибыв к зданию управы, мы поспешили внутрь. Суровый юноша в униформе мерил большими шагами холл, он сразу заметил нас и тут же подошел.
– Вот и вы. Пройдемте, вы должны увидеть это.
Тристан, следуя за гвардейцем, послал мне вопросительный взгляд. В ответ я лишь пожал плечами.
Я сразу опознал человека впереди – Крейзер Крузе, капитан лейб-гвардии, который уже давно точил зуб на мою семью из-за предположительных финансовых махинаций отца.
Мы спускались по лестнице все ниже и ниже. Становилось зябко, в нос ударил отвратительный запах, накатила тошнота. Достигнув самого нижнего этажа, Крейзер без предупреждения распахнул дверь. Случайно заглянув внутрь, я мгновенно отвернулся с отвращением.
– Что это? – дрожащим голосом спросил я, прислонившись к стене и изо всех сил сдерживая рвотные позывы.
Гвардеец ответил, словно издеваясь:
– А вы как думаете?
– Только не говорите… что это Баэль.
Ноги перестали слушаться, и я повалился на пол. Боль от возможной потери захлестнула меня с головой, щеки вмиг стали мокрыми от слез. Не может быть… Этого просто не может быть… Только она могла сделать такое с Баэлем. Эта проклятая скрипка из легенды! Аврора!
До слуха донесся смешок Крузе:
– Это не труп Баэля. Но он имеет к нему непосредственное отношение.
Я поднял голову, встал и, не заметив открытую дверь, с размаху ударился об нее. Но я не почувствовал боли – у меня появилась надежда…
– Так он жив?!
– Жив.
Тристан облегченно выдохнул. Но вторая часть фразы капитана не дала мне расслабиться, и я спросил:
– Что вы имели в виду, когда сказали, что Баэль имеет отношение к этому?
– Для начала поднимемся наверх, к вашему другу, раз самое главное вы уже увидели.
Тристан резко вскочил, мечтая поскорее убраться отсюда подальше, и первым стал подниматься по лестнице. Только я собрался последовать за ним, как Крейзер сжал мое плечо стальной хваткой. Наклонившись ко мне, он угрожающе зашипел:
– В этот раз даже деньги папаши тебя не спасут.
Не говоря ни слова, я скинул его руку и поспешил за Тристаном. На душе было неспокойно.
Мы первыми поднялись на верхний этаж и, дождавшись капитана, последовали за ним по петляющим коридорам. Он привел нас в комнату, где в одиночестве сидел Баэль. Его лицо посветлело при виде Тристана, но в ту же секунду, как будто вспомнив о недавней ссоре, он снова нахмурился. Не обратив на это ни малейшего внимания, Тристан крепко обнял Антонио.
– Ну и напугал же ты нас! У меня душа ушла в пятки, когда я увидел тело.
– Подумал, что это я? Мы же виделись утром, я бы не успел превратиться в такое всего за несколько часов, – ответил Баэль ледяным тоном, но на мгновение взгляд его растаял. И тут он заметил меня. – Ты опять плакал?
В его голосе, как и всегда, чувствовалась издевка.
– Представь себе! – Я сорвался на крик, который удивил не только его, но и Тристана.
Я резким движением вытер слезы, собираясь высказать все, что думаю, но губы снова предательски задрожали, и я сжал их как можно крепче. Горло снова сдавило.
– Ты решил, что я умер. – Баэль словно насмехался. – Как и Тристан, ты подумал, что Аврора убила меня.
Я посмотрел ему в глаза, ощущая озноб по всему телу. Полные разочарования, они как будто спрашивали меня: «Как ты мог поверить, что она не признала меня? Ты же видел, что произошло в Ледяном лесу».