– Я пока сам не уверен. Но вы, пожалуйста, запомните мои слова.
Чувствуя спиной его полный подозрений взгляд, я забрался в экипаж. Прежде чем повозка тронулась, раздался стук в окно.
– Связано ли это с вашим завещанием? – прокричал Крузе.
Я слабо улыбнулся.
– Вы очень догадливы. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, передайте отцу и матери мою последнюю волю.
Крейзер провожал удаляющуюся повозку задумчивым взглядом. Экипаж, плавно покачиваясь, направился в самый центр Эдена.
По дороге в Канон-холл я думал о многом: о семье, друзьях, фортепиано, музыке… Той самой, которую изменил Баэль. Он открыл для меня целый мир, а я так и не смог стать его истинным ценителем. С моих губ сорвался тихий смешок. Придется расстаться с жизнью, не исполнив свою мечту. Но я не жалел ни о чем – ни о прекрасном, ни об ужасном. Мне посчастливилось увидеть то, что другим и не снилось.
Меня не страшила такая смерть – в окружении воспоминаний и музыки.
Я был готов уйти.
Интересно, сыграешь ли ты прекрасный реквием, мой друг, обещавший не пролить ни слезинки над моей могилой?
Без сомнений, именно этого и добивался убийца. Но все равно в глубине души я страстно желал, чтобы музыка Баэля звучала на моих похоронах. Чтобы он сыграл ради меня.
Что ж, видимо, я мало чем отличался от преступника.
Губы изогнулись в горькой усмешке.
После конкурса Канон-холл ненадолго закрыли для публики. Пройти можно было лишь в фойе, но не в зрительный зал.
В театре я случайно столкнулся с Ренаром Каноном. Он удивился, но был рад моему визиту.
– Мы давно не виделись. Последний раз на похоронах, кажется? Что привело вас в Канон-холл?
– Хотел задать вам пару вопросов.
Он кивнул и повел меня в свой кабинет на втором этаже. Я боялся, что там будет Дюпре, но, к счастью, мои опасения не оправдались: комната была абсолютно пуста.
Я сел на стул, Ренар занял место за своим столом.
– Внимательно слушаю. – Он тепло улыбнулся. – Кажется, вы впервые обращаетесь ко мне за помощью.
– Мне нужно кое-что узнать. Я пойму, если вы не захотите отвечать. Но если согласитесь помочь, прошу, будьте предельно честны.
Мой серьезный тон, кажется, удивил Ренара, но он все равно кивнул.
– Что вас интересует?
– Дюпре.
– Мой переписчик?
– Да.
Хозяин Канон-холла чуть нахмурился.
– О причине вашего интереса я спрошу позже. Как вам известно, Дюпре – очень способный переписчик. Он работает не так долго, но многие известные музыканты просят именно его записывать их произведения. И вы в их числе.
– Скажите, а он когда-нибудь копировал почерк?
– Да, конечно. Некоторые особо привередливые клиенты просят записывать ноты только их почерком. Крайне сложная работа, но Дюпре отлично справляется.
Как я и думал.
– А вы не замечали за ним что-нибудь странное?
Ренар был крайне озадачен моим вопросом. Я решил поделиться своими мыслями.
– Полагаю, именно Дюпре стоит за недавними преступлениями.
Владелец театра чуть не подпрыгнул на месте. На его лице попеременно отразились замешательство, удивление, испуг и, наконец, гнев.
– Коя, вы не понимаете, о чем говорите!
– Напротив, прекрасно понимаю. У меня есть основание подозревать его, но пока нет доказательств.
Ренар, наморщив лоб, погрузился в раздумья. Я терпеливо ждал. Спустя несколько минут он произнес:
– Вы мне очень нравитесь, Коя, и я уважаю вас. Такой человек, как вы, не будет обвинять другого без веских причин. Я, конечно, не согласен с вашим умозаключением, но все же понимаю вас. Хорошо. Я расскажу о том Дюпре, которого хорошо знаю.
Ренар поведал мне, что их знакомство произошло несколько месяцев назад. Дюпре приехал в Канон-холл из какой-то далекой глуши, у него не было ни денег, ни близких друзей в Эдене. Ренар принял его за нищего и приказал выгнать из театра, но уже в следующую секунду передумал. Дюпре безошибочно определил фальшь в игре пианиста, репетировавшего в тот момент, и хозяин Канон-холла понял, что в юноше скрывался большой музыкальный талант. Так Дюпре остался в театре, и Ренар стал обучать его всему, что знал сам. Юноша обладал прекрасным слухом и безмерно восхищался музыкой Баэля. Но сам так и не притронулся ни к одному инструменту.
Как-то раз Ренар дал ему задание переписать партитуру, и он так прекрасно справился, что тут же был принят на работу в Канон-холл в качестве штатного переписчика.
– Дюпре – очень спокойный, вежливый и умный юноша. Я ума не приложу, почему вы считаете преступником именно его. Он и мухи не обидит.
– Уверен, вы абсолютно правы. Но нам никогда не понять, что происходит в голове убийцы. Я убежден, что за всем стоит именно он. Осталось понять, каким образом он убивает своих жертв.
Ренар лишь тяжело вздохнул и ничего не ответил. Конечно, он не поверил, но я и не планировал его убеждать, поэтому лишь спросил:
– Могу ли я осмотреть его комнату? Если ничего не обнаружу, то просто тихо уйду.
– Да, конечно. Надеюсь, это многое прояснит и вы откажетесь от обвинений.
Мы вышли из кабинета и стали подниматься по узкой винтовой лестнице. Каморка Дюпре находилась под самой крышей, в одной из трех башен, высящихся над зданием Канон-холла. Ренар пояснил, что уже не раз предлагал переписчику новые просторные апартаменты, но тот все время отвечал отказом.
Хозяин театра открыл дверь медным ключом, пропуская меня вперед.
– Я вас оставляю. Можете не торопиться.
– Спасибо. Скажите, а Дюпре в театре?
– Его нет. Кажется, он получил заказ от Мориса Либерто.
Я поклонился, и Ренар Канон захлопнул дверь. Дождавшись, пока стихнут его шаги, я осмотрелся. Первое впечатление от комнаты: везде идеальная чистота. Из мебели – кровать и стол. На столе стопка нотных листов, бутылочка чернил и пучок писчих перьев. Не знаю, что я хотел найти, но было совершенно ясно: в этой комнате не так легко что-то спрятать.
Поразмыслив, я подошел к столу. По крайней мере, был шанс отыскать доказательства, что Дюпре тренировался подделывать почерк Хюберта.
Взяв листок из стопки, я внимательно его осмотрел. Рукопись выглядела крайне странно: ни названия, ни имени композитора, ни темы. Неужели Дюпре сам писал музыку?
Я попробовал проиграть мелодию в уме. Получился лишь странный набор звуков. Ноты не значили ничего. Мне показалось это крайне подозрительным.
Неужели…
– Это не музыка? – пробормотал я, как вдруг дверь в комнату резко открылась.
От испуга я выронил листок. Я надеялся, что это вернулся Ренар, но мои ожидания не оправдались. Сердце ушло в пятки. Человек, стоявший в дверях, сканировал меня холодным взглядом.
– Что вы здесь делаете, господин Морфе? – В голосе Дюпре звучала сталь.
Еле дыша от страха, я пытался выдумать оправдание.
– Я… Хотел попросить вас переписать для меня кое-что.
Мой голос сильно дрожал. Дюпре подозрительно прищурился.
– А почему не подождали внизу? Почему поднялись сюда?
Он смотрел на пол, на партитуру у моих ног.
– Без разрешения трогаете мои вещи, – сухо продолжил он.
– Прошу прощения. Мне просто стало интересно, над чем вы сейчас работаете. – Я быстро поднял листок и протянул ему. – Такая странная рукопись: нет ни названия, ни имени композитора. Обычно ведь переписчик указывает их в первую очередь, чтобы не перепутать с другими работами?
Ни один мускул не дрогнул на лице Дюпре.
– У каждого переписчика свои секреты. Не хочу хвастаться, но у меня феноменальная память.
Он стал приближаться ко мне. Сердце забилось как бешеное, и, нащупав перо в кармане, я сжал его изо всех сил. Мое единственное оружие.
Но Дюпре прошел мимо и остановился возле стола. От страха и нервного напряжения меня бросило в холодный пот. Я медленно повернул голову. Дюпре пробежался взглядом по столу и обыденно произнес:
– Я думал, вы больше не заговорите со мной после того, что случилось.
«Того, что случилось»?
Я молчал, а Дюпре, приведя бумаги в порядок, поднял на меня глаза.
– Я ударил вас во время выступления.
Так вот что он имел в виду. Это случилось в салоне госпожи Капир. Он разозлился, потому что я испортил прощальное выступление маэстро. Смерть Лиан абсолютно затмила собой все остальные события того дня.
– На вашем месте я сделал бы то же самое. Нам так и не удалось услышать игру Баэля.
– Отчего же, я даже рад, что так случилось.
На его губах появилась холодная усмешка, отчего у меня по спине побежали мурашки. Сообразив, что до сих пор сжимаю перо, я неловко достал ладонь из кармана.
– Что вы хотите этим сказать?
– Маэстро ведь так и не смог выступить с прощальным концертом. Многие восприняли это как знак, что он снова вернется на сцену.
На лице Дюпре возникло то же самое выражение, что и на похоронах: пугающее, от которого бросало в дрожь. Мне снова стало не по себе.
– Поэтому я рад, что так все получилось, – довольно продолжил он.
Меня охватило странное чувство.
– Вам не стоит так бездумно разбрасываться словами, – предупредил его я. – Особенно перед Баэлем.
Дюпре продолжал как ни в чем не бывало перебирать листы.
– Вы недооцениваете меня. Я поделился сокровенным только с вами.
Сокровенным? В день похорон его ликование было столь явным, что не только я мог это заметить.
Я не понимал, что происходит. Если он действительно убийца, почему не набросился на меня? Потому что Ренару известно, что я здесь? Или потому, что мое время еще не пришло?
Дюпре с усмешкой наблюдал за мной.
– Господин Морфе, ответьте честно.
– Что вы хотите услышать?
Он сделал шаг навстречу мне.
– Причину, по которой вы пришли в мою комнату.
Дюпре сделал еще шаг.
Я пытался не выдавать своего страха, но неловко отступил.
– Причину? Кажется, я уже объяснил, что привело меня сюда.
– Вы снова недооцениваете меня. Вы пришли попросить меня об услуге, но пришли с пустыми руками. С чем же я буду работать?