Он раскусил меня.
– Об этом… Я решил прийти заранее. Узнать, не найдется ли у вас времени выполнить мой заказ. Вы же очень популярный переписчик.
– Это единственная причина?
Он был слишком близко. Я с трудом поборол желание снова опустить руку в карман и нащупать перо. «Сколько мне осталось? Как он собирается убить меня? Его руки пусты. Неужели сейчас я своими глазами увижу силу, способную превратить живого человека в кусок гниющего мяса?» – лихорадочно размышлял я, как вдруг услышал спасительный голос.
– Коя!
Дюпре слегка растерялся, и, воспользовавшись моментом, я выбежал за дверь. Ренар Канон быстро поднимался по лестнице. Он показался мне крайне встревоженным.
– Господин Канон, что-то случилось?
– Большая беда. Вы нужны своему другу.
– Вы говорите о Баэле?
Ренар Канон кивнул.
– Да. На этот раз его приемный отец… Почему… Почему на его долю выпали такие испытания?..
Я почувствовал, как земля уходит из-под ног.
Снова… Он снова кого-то убил?
Схватившись за стену, я с трудом сохранил равновесие. Тело было будто объято пламенем. Во мне бушевал гнев, за которым прятались боль и страдание. Я горько рассмеялся, не в силах даже заплакать, и медленно оглянулся.
Дюпре стоял в дверях, на его лице застыло выражение притворной грусти.
– Какая печальная весть. Но я надеюсь, что маэстро… снова выплеснет всю свою боль в музыке.
Его слова стали последней каплей. Притворяясь скорбящим, он уже предвкушал реквием, который исполнит Баэль. Гнев охватил каждую клеточку моего тела, впервые я потерял самообладание.
– Мерзавец! – Мой крик был исполнен лютой ненависти.
С разбегу врезавшись плечом в грудь Дюпре, я повалил его на пол. Усевшись сверху, я наносил удары по ненавистному лицу, кидал в него все, что попадалось под руку. Под моим кулаком что-то хрустнуло, и мне в лицо брызнула кровь, но я не обратил на это никакого внимания и продолжал бить, не помня себя от ярости. Но подоспевший Ренар Канон схватил меня со спины и оттащил от переписчика.
– Коя, что с вами? Прекратите немедленно!
– Это он! Он убийца! Этот мерзавец!
– Коя, прошу вас!
Никогда в жизни я и пальцем никого не тронул, но в ту минуту пребывал в таком бешестве, что готов был убить. Я оттолкнул Ренара и снова бросился на Дюпре. Мы катались по полу, нанося удары друг другу, пока не подоспели гвардейцы.
Если бы не они, я бы убил его.
Меня выволокли из комнаты, которая теперь напоминала поле битвы. Я исподлобья свирепо смотрел на Дюпре, в его же взгляде, обращенном на меня, не было ни злобы, ни обиды – лишь холодное презрение.
Я ощутил противный, липкий страх: этот взгляд напоминал Баэля, взирающего на свою публику.
Интересно, за что Дюпре так меня ненавидит?
Гвардейцы привели меня в штаб и заперли в темной камере. Все тело ныло от боли, во рту стоял металлический привкус из-за разбитой губы. Однако очень скоро гнев сменила печаль. Я беспокоился за Баэля. Интересно, рядом ли с ним Тристан?
За такой короткий промежуток времени погибло столько людей. Если убийца, возомнивший себя карающим богом, хотел услышать музыку, не принадлежащую этому миру, то он уже достиг своей цели. Мелодия, сыгранная на похоронах Лиан, должна была поставить точку. Но он не остановился – опять убил невиновного и убьет еще не раз. И все ради того, чтобы снова услышать игру маэстро. Пронзающую сердце мелодию, в которую бессменный де Моцерто вложил всего себя.
В глубине души я понимал Дюпре, но ненавидел себя за такие мысли.
Долгие часы я сражался с воспоминаниями, нахлынувшими в кромешной темноте. Казалось, прошла вечность с тех пор, как меня заперли здесь. Наконец дверь камеры открылась, вошел Крейзер. Он был одет в плащ на подкладке, отороченный мехом, – видимо, только вернулся откуда-то. Не теряя ни секунды, он привел меня в свой кабинет.
– Прощаясь с вами, я думал, что Коя де Морфе готовится совершить нечто героическое, а оказалось, он просто решил затеять драку, как какой-нибудь сопливый мальчишка.
– Я уверен, что Дюпре – убийца. На похоронах он…
– Я запомнил ваши слова и провел небольшое расследование, – перебил меня Крейзер. – Как вы уже знаете, приемный отец Баэля, Климт Лист, найден убитым в собственном доме. Тело обнаружил Тристан Бельче.
– Тристан? – переспросил я, не веря своим ушам.
Крейзер кивнул.
– Как он там оказался?
– Он первым обнаружил тело и, когда мы прибыли на место, был, мягко говоря, не в себе. Если бы Антонио Баэль после всего пережитого тронулся умом, я бы понял, но почему Бельче так отреагировал, никак не возьму в толк. Маэстро пришлось даже утешать его.
– А как Баэль?
Крейзер хотел что-то сказать, но промолчал, постукивая пальцами по столу.
Спросить снова? Перед глазами мелькали образы оглушенных горем друзей, к горлу подступил ком. Я крепко стиснул зубы. Это убийство не сойдет ему с рук. Мне больше не нужны никакие доказательства. Теперь…
– Насчет Дюпре…
Я резко поднял голову. Крейзер вздрогнул от моего движения, но тут же взял себя в руки и продолжил:
– В момент убийства он находился в доме Мориса Либерто. Хозяин и его слуги подтвердили это. Он работал там с самого утра, это железное алиби.
Что?
– Невозможно! Это его рук дело!
– Господин Морфе, успокойтесь. Я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы хотите помочь другу, но лишь запутываете следствие.
– Морис и его слуги могли солгать, или у Дюпре был сообщник. Или он мог успеть убить Листа по дороге в Канон-холл.
– Господин Морфе.
Холодный тон Крейзера отрезвил меня. Капитан тяжело вздохнул.
– Я прорабатываю каждую версию. Но сильно сомневаюсь, что Дюпре может убивать на расстоянии.
Я уверен, что каким-то образом смог.
– Именно поэтому я отпускаю Хюберта. Нет ни одного свидетеля сегодняшнего убийства. Нотный лист с почерком Аллена больше не может служить доказательством его вины.
Узнав, что Хюберта освободят, я пусть и ненадолго, но почувствовал облегчение.
– Вам лучше отдохнуть. Возможно, ваше состояние вызвано не только скорбью, но и страхом за свою жизнь. Если вы опасаетесь, что станете следующей жертвой, можете оставаться здесь, под нашей охраной, и немного успокоиться. У нас, конечно, не очень комфортно, но зато безопасно. После случая с Коллопсом мы усилили наблюдение.
Лицо Крейзера было абсолютно спокойным, однако, судя по его речи, он встревожился не на шутку. Казалось, он даже беспокоился обо мне. Это было несколько странно, но не вызывало отторжения.
– Мне нужно навестить друзей, – покачал я головой в ответ на его предложение.
– Тогда не буду вас задерживать.
Крейзер встал, открыл для меня дверь и даже проводил до самого выхода, но на пороге остановил:
– Насчет вашего друга…
– Баэля?
Капитан перевел взгляд мне за спину, а затем, покачав головой, усмехнулся.
– Нет, ничего такого. В первую очередь берегите себя. Мне тоже не очень-то хочется получить пулю в лоб от вашего достопочтимого батюшки, когда я заявлюсь к нему на порог, чтобы передать вашу последнюю волю.
Я тихо рассмеялся и сел в экипаж, который предоставил мне штаб гвардии. Возница тут же тронулся с места, даже не спросив адрес. Видимо, он знал, куда меня везти.
Уже через несколько минут мы остановились около дома Листов. Вокруг стояла мертвая тишина, как будто убийца все еще бродил где-то поблизости. Я осторожно вошел. Дверь была снесена с петель, в доме царил полный беспорядок – наверное, после гвардейского обыска.
Своих друзей я нашел в той комнате, где когда-то Баэль объявил о конце своей карьеры. Антонио примостился на стуле, подперев голову рукой, волосы закрывали лицо. Тристан же… вел себя крайне странно. Вместо того чтобы быть рядом с Баэлем, утешать его, он сидел поодаль на полу, уставившись в одну точку, словно безумец. Оба застыли, будто каменные изваяния, и при моем появлении даже не пошевелились. Всем своим существом я ощущал гнетущую атмосферу и не осмелился что-либо произнести.
Окинув взглядом помещение, я заметил небольшой предмет возле ног Баэля. Рука маэстро безвольно свесилась, будто он выронил вещицу и в этот момент силы оставили его.
Стараясь не шуметь, я медленно подошел и, нагнувшись, поднял с пола книжку. Я думал, что Антонио перехватит мой жест, но он даже не шелохнулся.
В тишине комнаты шелест страниц казался оглушающим. Вскоре я понял, что передо мной личный дневник Климта Листа. Его замысловатый почерк было сложно разобрать, но глаз иногда выхватывал имена Баэля и Лиан. Вчитываться в личные записи мне показалось невежливым, и я как можно скорее пролистал дневник в надежде, что найду какую-нибудь подсказку.
«О жестокий Мотховен, ты послал мне своего сына, де Моцерто. Я благодарен тебе, но также проклинаю тебя. Он оказался демоном. Надеюсь, его дьявольская музыка не будет звучать на моих похоронах».
Каждая строчка сочилась гневом. Буквы прыгали, местами перо проткнуло бумагу.
Перевернув последнюю страницу, я взглянул на Баэля и только теперь заметил, что его бьет мелкая дрожь. Сердце будто сжала чья-то ледяная рука. Выронив дневник, я упал перед Антонио на колени.
– Баэль…
– Не смей, – холодно приказал он.
В его голосе слышались еле сдерживаемые рыдания, из-под волос блеснули заплаканные глаза. Зажмурившись, я снова позвал:
– Баэль.
– Замолчи!
Его рука вцепилась мне в горло, лицо было искажено болью, губы крепко сжаты. Лучше бы он проклинал меня, бил, но не терпел всю эту боль молча, в одиночестве.
– Здесь лишь мы втроем. Ты можешь…
Пальцы, сжимающие мое горло, разжались, и Баэль, закрыв глаза, рухнул мне на плечо. Он рыдал, крепко вцепившись в меня, словно я был его спасательным кругом.
Доводилось ли вам когда-нибудь видеть такие страдания? Слышать такой нечеловеческий вой? В тот вечер я испытал это на себе.
Рыдания Антонио выворачивали душу наизнанку, а горячие слезы, казалось, разъедали кожу. Я так и не осмелился обнять его и по-дружески успокоить.