— Я не верю тебе, старик! — отставляя кружку и поднимаясь на ноги, бросил Клаус. — Ты хочешь убедить меня, что граф всё придумал насчёт тебя и обманывает всех окружающих?!
— Я не знаю, что этот жирный боров вам наплёл, но у него ничего не выйдет.
— Откуда ты это знаешь? — сделал к архимагу несколько шагов палач.
— Скоро в Аросию прибудет настоящий король, тогда всё и разясни…
— Ну-ну, заливай старик, — перебил Клаус Эльтуруса, — посмеши меня своими сказками.
— Это не сказка, как ты тут выразился, а истинная правда! — выкрикнул Эльтурус, взглянув в глаза палача. — Алекс уже на полпути сюда! Пройдёт месяц, а может и того меньше и он прибудет в королевство. Ты ещё не забыл того светловолосого паренька, Клаус, которого я привёл в город и представил королеве Виктории.
— Наша королева ведь путешествует по миру, — подходя поближе к старику, произнёс палач, — и она уже скоро вернётся.
— Ты ошибаешься, Клаус, королева уже никогда не вернётся сюда.
— Это почему? — уставился на архимага палач.
— Королева мертва! — бросил Эльтурус. — Её убили по распоряжению Викария, — соврал старик и поймал удивлённый взгляд палача.
И только глаза их встретились, архимаг стал гипнотизировать мужика.
Послав мысленный зов в его голову, он подозвал палача к себе.
— Подойди ко мне Клаус! — выговаривая чётко и громко каждое слово, произнёс Эльтурус, не спуская глаз с мужика.
Палач, не опуская головы, сделал шаг к архимагу и остановился.
— Ещё ближе! — приказал Эльтурус.
Клаус сделал ещё несколько неуверенных шагов и вплотную подошёл к старику.
— Сними с меня эти цепи и освободи! — глаза в глаза произнёс архимаг.
Вытащив из кармана ключ, Клаус трясущимися руками стал открывать замок.
И только шея Эльтуруса освободилась от оков и цепь, упав на каменный пол, брякнула, архимаг вздохнул полной грудью. Ведь он сам накладывал на эти цепи магическое заклятие, чтоб от них не смог освободиться пленник и не воспользовался силой своей магии, если это будет, какой-нибудь маг или волшебник.
Но надев на бесчувственное тело архимага заговорённое кольцо с цепью, стражники, притащившие его сюда, палач и граф Викарий не могли представить себе, что старик в таком положение может воспользоваться гипнозом и освободиться от этих оков.
И только заколдованная цепь упала на пол, Эльтурус ударил палача воздушным ударом в грудь, да так сильно, что здоровенный мужик отлетел на несколько метров и, ударившись о стену, затих.
Больше не обращая на него внимания, архимаг открыл портал и шагнул в него. И только фигура старика исчезла, как портал закрылся, словно его никто и никогда здесь не открывал.
***
Ещё не успел граф Викарий заговорить, войдя в комнату к Ингвариусу, как Эльтурус вынырнул прямо из воздуха и взмахнул рукой.
Волна воздуха, подхватив графа и казначея, отшвырнула их в сторону.
Ударившись о стену, но не очень сильно, Ингвариус попытался вскочить на ноги, но Эльтурус рявкнул на него:
— Лежи тихо и не дёргайся, падаль, а то прибью! А ты, — архимаг перевёл свой взгляд на графа, — медленно поднимайся, но без глупостей и присаживайся, у меня есть к тебе разговор!
— Как ты смог освободиться? — поднимаясь, выдавил из себя толстяк.
— Это не твоего ума дела, жирный боров! — выкрикнул Эльтурус. — сядь и отвечай мне на вопросы! Но если станешь юлить, то пеняй на себя!
— Что ты хочешь услышать от меня? — подойдя и присев в кресло, спросил граф.
— Это правда, что Эрмикус мёртв?
— Да! — вновь соврав архимагу, сплюнул на пол кровь Викарий, при падении он разбил губу.
— Граф обманывает тебя, Эльтурус, — заговорил, сидевший у стены, казначей, — он жив. Эркингоф, как и ты находится в камере, то есть, он ещё там находится, а ты уже нет, — тут же поправился Ингвариус, поглядывая на архимага.
— Так, — Эльтурус подойдя к графу и, нависнув над ним всем телом, взглянул ему в лицо, — умри падаль!
И только архимаг выкрикнул эти три слова, Викарий резко дёрнулся, но остался сидеть в кресле, затихнув уже навсегда. Сердце толстяка тут же разорвалось, от посланного мысленного импульса архимагом прямо в голову графа.
— Что с ним? — увидев, что граф резко дёрнувшись, обмяк, поинтересовался казначей.
— Ничего! — повернувшись и сделав несколько шагов к Ингвариусу, бросил Эльтурус.
Увидев разгневанное лицо архимага, казначей сжался, втянув голову в плечи.
— Я не буду тебя убивать, Ингвариус, хотя руки так и чешутся, чтобы свернуть тебе шею! — заговорил Эльтурус. — Сейчас ты встанешь и пойдёшь в подвал!
— Зачем? — трясясь, как осиновый лист, выдавил, сквозь зубы, казначей.
— Освободишь Эркингофа, — тихим голосом произнёс Эльтурус. — А если ты этого не сделаешь, я найду тебя и убью.
— Я всё выполню, как ты пожелаешь, — вскочил на ноги Ингвариус. — Что потом?
— Эркингоф знает, ведь мы с ним уже обо всём договорились.
И только Ингвариус выскочил из комнаты и помчался в подвал, Эльтурус открыл дверь портала и, шагнув в него, исчез, но не только из комнаты, а вообще из Аросии.
Архимаг помнил слова Орифтоликса и решил на время спрятаться в надёжном месте, чтобы белый маг и его братец не нашли его.
«Придёт время, и мы ещё встретимся, а потом посмотрим, чья сила возьмёт верх», — размышлял Эльтурус, улепетывая из Голубого мира в прилегающий к нему параллельный мир со странным названием «Око дьявола».
Глава 5
Догнав незнакомца и поравнявшись с ним, Феофан взглянул ему в лицо, но ничего там не увидев, проронил:
— Так, ну и откуда у тебя этот перстень?
— Послушай Феофан, если ты действительно тот человек, о котором я думаю, — заговорил Оникус, — то мы …
— Стоп! — перебил его старик, дёрнув за рукав, да так, что мужчина резко остановился, — что ты имеешь в виду, говоря обо мне, как о другом человеке? Ты, что думаешь, я обманываю всех?
— Ничего я не думаю! — бросил Оникус, — веди меня в свой дом, там и поговорим!
— Нет! — не двигаясь с места, словно прирос ногами к земле, бросил Феофан, лишь глазами сверля незнакомца, — сначала ты скажешь мне, где взял этот перстень, приятель, а уж потом я решу, вести тебя в свой дом или немедленно сдать стражникам?!
— Феофан, — обведя кругом взглядом и проверяя, наблюдают ли кто за ними или нет, незнакомец заговорил тихим голосом, стараясь, чтобы его услышал только старик, а не проходящие мимо них жители города, — как я тебе и говорил в лавке ювелира, этот перстень мой, его мне отдал наш с тобой отец. Если ты, действительно, тот, за которого себя выдаёшь, а не прячешься за этой личиной, ты должен это помнить.
— Не может этого быть, — выдавил из себя старик, — значит ты мой …
— Не торопись, Феофан, — не дал закончить ему Оникус, — давай обо всём этом поговорим в твоём доме, а не здесь на улице, среди всей этой любопытной толпы, которая стала уже обращать на нас внимание.
— Давай! — подхватился Феофан и заспешил по улице к своему дому, да так шустро, что Оникус еле-еле поспевал за ним.
Через тридцать минут или около этого времени, точно сказать было невозможно, временами старик и незнакомец прибавляли шаг, а временами замедляли, лавируя между городскими жителями, спешащими по своим делам, они подошли к дому, со всех сторон окружённому садом.
— Вот мы и пришли! — открыв калитку, Феофан пропустил первым в неё незнакомца.
— Хороший дом! — топая по дорожке из камня, бросил, не оборачиваясь, Оникс.
— Хороший, — буркнул ему в спину старик, шлёпая следом.
И только они подошли к дому, дверь открылась, словно их поджидали или увидели из окна, и им навстречу вышел слуга.
Взглянув на мужчину, который пришёл вместе с хозяином, он перевёл взгляд на Феофана и произнёс, хриплым, как не смазанная маслом телега, голосом:
— У нас, что, гости?
— Да! — бросил старик, строго взглянув на слугу. — Принеси в мой кабинет вина и проследи, чтобы нас никто не побеспокоил!
Поклонившись, слуга пропустил в дом незнакомого мужчину, а потом и хозяина. Прикрыв за ними дверь, и больше ничего не спрашивая, поспешил выполнять поручение хозяина.
Поднявшись на второй этаж, старик провёл гостя в свой кабинет, который находился в самом конце коридора.
— Присаживайся, — указал рукой на кресло Феофан, — сейчас выпьем хорошего вина, а потом спокойно поговорим.
— Не откажусь, от хорошего вина! — бросил Оникус и, пройдя, уселся в глубокое кресло, что стояло возле небольшого столика.
Прикрыв дверь, Феофан бросил свой колючий взгляд на незнакомца и, пройдя, присел в кресло, напротив гостя.
Через минуту в дверь постучали и, дождавшись разрешения от хозяина, вошёл слуга и поставил на стол поднос, на котором стоял графин с вином, два хрустальных бокала и ваза с фруктами.
— Ступай, — взмахнул рукой старик, — и помни, что я тебе сказал!
Налил в бокалы вина, слуга поклонился и молча, покинул кабинет, прикрыв за собой дверь.
Проводив слугу взглядом, Оникус поднял свой бокал и, втянув превосходный аромат, который распространялся на весь кабинет, сделал два небольших глотка.
Подержав вино во рту, словно пробуя его на вкус, он проглотил его, а потом, взглянув на Феофана, бросил:
— Великолепное вино!
— Да! — ответил старик, — мне оно тоже очень нравится! Я заказываю его прямо из Дании!
— Разве на острове нет своего? — делая ещё пару глотков, спросил гость, поглядывая на Феофана.
— Есть и оно тоже превосходно, но я предпочитаю это, — поднимая свой бокал, Феофан подержал его в руке, словно подогревая своим теплом, а потом, поднеся к носу, втянул в себя винный аромат.
Опустошив свои бокалы и убрав их в сторонку, чтобы не мешались, мужчины вновь взглянули в лица друг друга, словно пытаясь найти в них ответ.
Первым не выдержал, затянувшееся на пять минут молчание, Феофан.
— Так, значит, ты говоришь, что этот перстень тебе дал отец?