— Посмотрим. Нужно верить в него, и он обязательно будет рядом.
— Думаешь? — Лера с надеждой попыталась поймать его взгляд, но метеоролог смотрел на море, думая о чем-то своем.
— А что мы еще оставили себе, кроме веры? — опершись о поручень, Савельев посмотрел на плещущуюся внизу воду. — Я очень хочу, чтобы у нас получилось вернуть все назад. Даже если не сейчас, то хоть когда-нибудь…
— Ты не веришь в успех экспедиции? Думаешь, в Антарктике ничего нет? Ежи и остальные ошибаются?
— Я хотел бы верить, что есть. Просто не знаю, что ждет нас там. И никто не знает. Если база действительно существует, сейчас ей вот-вот должно стукнуть сто лет.
— Но лодка ведь неспроста уцелела, — Лера поежилась под налетевшим порывом ветра и плотнее укуталась в ватник. — Если есть хоть какой-то шанс исправить мир, мы должны попытаться.
— Должны, — согласился Савельев и с грустной улыбкой посмотрел на девушку. — Завидую я тебе, Лиса-Алиса!
— Почему?
— Ты родилась до Катастрофы и не знаешь, каким прекрасным он был.
— Кто? — подняла брови Лера.
— Наш мир, — вздохнул метеоролог. — Только когда его не стало, мы спохватились. Есть такая поговорка: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Суетились, размножались, воевали, строили, точно муравьи какие… Пока муравейник не сгорел. Тебе просто не с чем сравнить, а мне тогда десять лет было. Как сейчас помню: сирень, лето и бабушкины пироги. Последние…
Савельев замолчал и посмотрел в проплывающее над лодкой далекое, усыпанное звездами безмятежное небо. Лера тоже подняла голову. В этот миг мерцающее мириадами огоньков чернильное полотно пересекла стремительно угаснувшая за горизонтом полоса.
— Что это?! — испугалась девушка. — Ракета?! По кому-то стреляют?
— Не волнуйся, — успокоил Савельев. — Это падающая звезда. Я такие в детстве видел…
— А я никогда, — всматривающейся в небо Лере все еще казалось, что она видит шлейф звездной пыли от мелькнувшего и исчезнувшего нечаянно подсмотренного чуда. — Почему она упала? Умерла?
— Этого никто не знает. Говорят, если ее увидеть и загадать желание, оно обязательно сбудется. Только никому нельзя рассказывать.
Лера с готовностью прикрыла глаза. Желание. Конечно, у нее было одно желание. Заветное, единственное желание: там, на чужой земле, в неизведанном краю найти своих родителей, которых у нее отняли.
— Не буду, — изо всех сил пожелав скорейшего приближения долгожданной встречи, девушка открыла глаза. — Спасибо, что показал мне его…
— Ну что, закончил? А-а, Лерка, и ты здесь? — Дверь рубки отворилась, и в проеме показался слегка подвыпивший Азат. — Ты чего это среди ночи разгуливаешь? Да еще и не одна?
— А я не твоя невеста, чтобы оправдываться! — с вызовом посмотрев ему в глаза, девушка скрылась в рубке, раздраженная тем, что ее так бесцеремонно выдернули из мечтаний.
— Закругляйся, — буркнул Савельеву Азат. — Тарас перископную приказал.
— Сколько? — прервав разговор с ужинавшей на камбузе Лерой, Треска посмотрел на вошедшего Бориса Игнатьевича.
— Пока четыре, но продолжает увеличиваться.
— Что случилось? — насторожилась девушка.
— На море шторм, — объяснил кок. — И, судя по приборам, он будет нешуточным. Тарас решил погружаться.
— Глубоко?
— Пока на семьсот футов. Хочешь, покажу фокус?
— Давайте! — Лера с готовностью отложила ложку, пока Борис Игнатьевич натягивал над столом тонкую леску с привязанным к ней спичечным коробком.
— Теперь следи, как он будет медленно-медленно опускаться вниз.
У девушки округлились глаза.
— А почему так происходит?
— Внешнее давление на стенки лодки.
— А что будет, когда коробок окажется на столе?
— Нас раздавит, как яичную скорлупу, — опередив кока, хмыкнул Треска. — Яйцо видала когда-нибудь?
— На картинке, — сказала девушка, не в силах представить мощь, которая могла бы сотворить такое с огромной и, как ей казалось, несокрушимой лодкой.
— Ладно тебе ребенка пугать! Ничего с нами на такой глубине не случится, — осадил подчиненного Борис Игнатьевич. — А ты доедай, давай. Вон, остыло уже все.
Послушно взяв ложку, Лера стала быстро приканчивать и вправду подостывшую кашу, изредка с подозрением косясь на подвешенный коробок.
На борту потянулись ленивые дни, похожие друг на друга, словно близнецы. Лера часами пропадала на кухне, Батон потихоньку пьянствовал в своей палатке, а Ежи и Марк по-своему развлекали командный состав экипажа. Когда на привычном собрании в кают-компании в очередной раз стали обсуждать пункт назначения, Тарас, задумчиво теребя вислые усы, спросил начальника поляков:
— И все-таки, почему именно Антарктика, в толк взять не могу? Холод страшный, да и от Германии далеко.
— Гитлер был одержим оккультизмом, — с охотой стал объяснять Ежи. По всему было видно, что он досконально изучил все возможные вопросы касательно ледникового материка. — Созданная им в тысяча девятьсот тридцать пятом году и проработавшая десять лет организация «Аненербе» среди прочих исследований занималась активным поиском и изучением различных паранормальных явлений во всех уголках земли.
— И что в этом куске льда такого ненормального?
— Это Арктика — кусок льда. А Антарктида расположена на суше, это континент. Гитлер считал, что он является осколком некогда затонувшей Атлантиды, которая, по легенде, являлась колыбелью человечества. Так называемая Шангри-Ла.
— А еще ходили слухи, что в «Аненербе» были уверены, будто скованный льдом материк представляет собой портал в другие измерения, — подключился к обсуждению Савельев.
— Психи они были, вот что! — отхлебнул из кружки Батон, который на сей раз решил поприсутствовать в наполненной густым чадом самокруток кают-компании.
— Не скажи, — покачал головой Ежи. — Нельзя недооценивать вклад Рейха в европейскую культуру того времени. Как ни крути, а ими было сделано множество невероятных открытий. Нет… Это было необыкновенное государство. Бесчеловечное, конечно, но… Мы, поляки, шибко от них пострадали, и все же… А Гитлер? Он ведь сумел целый народ загипнотизировать, превратить в единую послушную машину. Там мистикой пахнет, точно говорю. И харизма Гитлера многого стоит!
— Эта, что ли? — поинтересовался Батон и сунул под нос два пальца, имитируя усики фюрера.
В каюте одобрительно гоготнули.
— Атлантида, Атлантический океан… Антарктида… Чудо-юдо, мосальская губа! — присвистнул думающий о чем-то своем Тарас. — Складно получается.
— С этим материком вообще связано много загадочного, — протянул Марк.
— Складно-то складно, да все равно байкой попахивает, — буркнул из своего угла Батон.
— Покажи им карту Пири Рейса, — обратился к напарнику Ежи.
— У нас конечно же не сама карта, а фотоснимок, — поправил его Марк, доставая из рюкзака пожелтевшую папку, перевязанную ленточкой. — Но тоже достаточно неплохой.
— Пири Рейс был известным адмиралом Турецкого флота в шестнадцатом веке, — стал комментировать Ежи, пока по рукам неторопливо передавался потускневший цветной снимок формата А4. — Картография была его страстью, и он всегда находился в поисках подобных документов.
— И вот что, — Марк загадочно оглядел присутствующих. — Антарктида оставалась неоткрытой до тысяча восемьсот восемнадцатого года, а ее северная береговая линия, причем — превосходно детализированная, была показана на этой карте, нарисованной аж в тысяча пятьсот тринадцатом. Намного позже исследования, сделанные морскими картографами США, указали на то, что карта нарисована так, будто ее видели из космоса.
— Но как это возможно? — тихо спросил сидящий в углу стола Лобачев.
Последнее время капитан стал чаще выбираться из своей каюты, но по-прежнему мало ел и выглядел болезненно бледным.
Ежи развел руками:
— Ясно одно: карта — подлинник, и была сделана в Константинополе в начале шестнадцатого века нашей эры. Пири Рейс не мог иметь информации об этом регионе от исследователей-современников. А свободный ото льда берег Земли Королевы Мод мог быть видим и нанесен на карту в безледных условиях только в четырехтысячном году до нашей эры.
— Бредятина какая-то! — подавившись табачным дымом, взревел потрясенный Тарас.
— Однако ее снимок в твоих руках.
— В середине пятидесятых годов прошлого века турецкий профессор расшифровал перевод надписей, сделанных Пири Рейсом на своей карте, — получив снимок обратно, Марк приблизил его к лицу. — Вот перевод двух последних, относящихся к Антарктиде:
«В этой стране существуют беловолосые монстры такой вот формы, а также шестирогий скот. Эта страна — пустыня».
— Ну, это уже мутанты какие-то! — неуверенно усмехнулся старпом, снова суя в рот самокрутку. — Хотя мы нечисть и пострашнее видали, правда, Мишаня?
— И как там надеялись выжить нацисты? — согласно кивнув, поинтересовался Батон.
— О, они очень хорошо подготовились к освоению Антарктики! В разные годы, параллельно строя базу и перебрасывая туда огромное количество техники и людей, Аненербе проводило бессчетное количество всевозможных опытов, в том числе и по созданию новых видов биологического оружия.
— И вы действительно уверены, что нацистам удалось с тогдашними технологиями разработать такой вирус, который, спустя почти сто лет, сможет потягаться с радиацией?
— На Антарктической базе Аненербе не только выводили вирусы, но и проводили опыты по поводу воздействия радиации на живые организмы. Согласно некоторым старым документам, нацистам удалось существенно повысить невосприимчивость организма к облучению, — лекторским тоном начал рассказывать Марк. — Я не говорю, что они точно придумали, как сделать людей резистентными к радиации. Вероятнее всего, были разработаны медикаментозные средства, которые позволяли жить в условиях небольшого фона. Таким образом, наша экспедиция преследует сразу две цели — вирусы против мутантов и возможные лекарства от радиации.