—Отведите его в отель,— попросил Андрей.
—Хорошо. Пойдем, Никита? Я расскажу тебе новую сказку. Или, хочешь, сочиним вместе другую? В картинках. У меня в комнате есть тетрадь и ручка.
Мальчик безропотно вложил свою ладошку в ее. И Полина, сжимая руку ребенка, подумала, какая она все же теплая… Живая.
Глава VIII
Полина с Никитой изрисовали уже половину тетради картинками, когда в дверь наконец-то постучали, и вошли Андрей с Настей. Девушка вопросительно подняла брови, и мужчина неожиданно улыбнулся.
—Вам сейчас Настя все расскажет. Геннадий вроде успокоился, отправился к себе отдыхать после стресса и перед вечерней дорогой. Советую отдохнуть и вам.
Он забрал сына и ушел. Полина отодвинула раскрытую тетрадь и выжидающе посмотрела на подругу.
—Похоже, чья-то ужасная шутка,— ответила Настя.— Геннадий, как безумный, бросился разрывать свою «могилу». Мы пытались вдвоем с Андреем оттащить его и урезонить, но у него будто сил прибавилось: прямо голыми руками раскидал землю. Впрочем, холмик был свежий, рыхлый, раскопать его не представляло особого труда. А дальше Геннадий наткнулся на твердую почву. И тут уже мы с Андреем бросились ему помогать. Мы разрыли все холмики и убедились в том, что могилы — ненастоящие. Кто-то имитировал захоронения: насыпал свежей земли, вбил кресты с нашими именами и данными, которые мы сами оставили при заселении.
—Хочешь сказать, что под холмиками оказалась твердая земля, которую давно не трогали?
Настя кивнула.
—Отвратительная шутка,— скривилась Полина.— А какой шок мы пережили! Геннадий вон вообще чуть с катушек не съехал.
—Обратно мы его вели под руки, потому что парня шатало из стороны в сторону, как пьяного. Похоже, от потрясения у него упало давление.
—Он еще и не обедал к тому же…— вспомнила Полина.— Бедный. Надо его навестить.
—Лучше позже. Пусть отдохнет. А еще нам открылась другая интересная вещь. Мы с Андреем еще там, перед дорогой, усадили Геннадия отдохнуть в тенечке, а сами прошлись по кладбищу. Оно заброшенное, полуразрушенное временем и природными явлениями, надписи на надгробиях читаются плохо. Мы искали даты последних захоронений. И знаешь, в каком году они были?
Настя сделала торжественную паузу, которую нарушила догадкой Полина:
—В восемьдесят третьем?
—Именно.
Полина встала с места и заходила по комнате. Настя не нарушала молчания, давая время подруге все обдумать и высказать свое мнение. В ожидании она пролистала тетрадь, с любопытством рассматривая каждый рисунок.
—Надо найти записи о том годе,— сказала Полина, останавливаясь у окна и складывая на груди руки.— Мы с Андреем искали жителей, а надо было — все упоминания о событиях того года.
—Ты так говоришь, словно сомневаешься в том, что мы сможем уйти отсюда ночью,— недовольно проговорила Настя. Полина отошла от окна и обняла ее.
—Конечно, выйдем,— мягко произнесла она, гладя Настю по рыжим волосам.— Это у меня писательский интерес — найти материалы! Кстати, время до вечера еще есть, я могу заняться поисками записей.
—Вот неугомонная!— усмехнулась, отстраняясь, Настя.— Лучше отдохни. Вдруг нам придется всю ночь идти? И вспомни, что мы решили держаться все вместе! Андрей был против наших прогулок по поселку.
—Но мы уже исследовали его и не обнаружили ничего опасного.
—Ага, при этом кто-то наблюдал за вами из-за шторки,— хмыкнула Настя.— А в лесу на заброшенном кладбище мы обнаружили наши могилы. Ничего опасного. Невинные шутки, способные до инфаркта довести.
—Настя, если бы нас хотели убить, нас бы просто отравили едой.
—Слушай, это пусть твои героини, теряя голову от любопытства и совершенно забывая об опасности, бросаются в сомнительные авантюры: исследуют в одиночестве заброшенные фабрики, разгуливают по ночам на кладбищах, купаются в «проклятых» озерах. А ты не вздумай! Это лишь в романах героиню в нужный момент спасает прекрасный принц, а в нашей ситуации кто отправится за тобой? Вон один «принц» чуть с ума от страха не сошел, лишь увидев крест со своим именем. А на Андрее ответственность за ребенка. Нет в этом романе принца для тебя. Так что думай, нужны тебе приключения или нет.
Полина слабо улыбнулась и, заметив, что Настя рассматривает заштрихованную размашистыми линиями страницу, пояснила:
—Никита сказал, что это — Мака.
—Мака?— приподняла брови Настя, не отрывая взгляда от рисунка, скрытого штриховкой.
—Да. Мы придумывали на ходу сказку и делали к ней иллюстрации. Я нарисовала волка и сказала, что зайчонок его боится, но обязательно победит. А Никита ответил, что волк его не напугает, только Мака. Я спросила, кто это и почему он его… или ее, боится. Тогда Никита нарисовал рожу с огромными глазами и длинным ртом и сказал, что это — Мака, у которого по ночам светятся глаза.
—Жуть какая. У детей свои страхи…
—Точно,— вздохнула Полина и, закрыв тетрадь, опять сменила тему:
—Ты уверена, что с Геннадием все будет в порядке? Сходить бы, проверить.
—Не знаю, стоит ли его тревожить.
—Я пройдусь, постучу тихонько. Если не ответит, уйду,— сказала Полина, направляясь к двери.
—Только туда и обратно!— строго сказала Настя. Но подруга уже вышла.
Настя подождала немного и выглянула в коридор. Так и есть! Полина прошла мимо их номера и уже подошла к лестнице, ведущей вниз.
—Вижу-вижу!— крикнула Настя.— Нехорошо обманывать!
—Я не обманула. Геннадий спит, я не стала его тревожить,— ответила, оглянувшись на ее оклик, Полина.
—Скажи еще, что задумалась и прошла мимо нашего номера. Я тебя знаю: пошла ведь материал собирать.
—Насть, я только туда и обратно! Возьму пару гроссбухов и вернусь. Жалко время терять, когда можно поискать ответы на наши вопросы. Вдруг что полезное найду!
—Что с тобой поделать,— проворчала Настя, торопливо хватая со стола ключи.— Одну я тебя не отпущу! Помогу дотащить эти твои гроссбухи или что ты там собираешься взять.
А как быть иначе: одну подругу она не отпустит. Никого родней Полины у нее нет.
Родители в воспитании Насти соблюдали нейтралитет: присылали к праздникам обязательные подарки, но навестили дочь за все годы до ее выпуска из школы раза три. И только когда встал вопрос, в какой ей поступать университет, вмешались. Оказывается, родителями заранее был выбран для дочери достойный, по их мнению, вуз, диплом которого плюс отцовские связи и положение обеспечили бы Насте блестящее будущее на поприще международных связей. Только у самой девушки никто не спросил, согласна ли она с таким выбором. А она уже давно решила для себя, чем собирается заниматься: старый Джованни указал ей путь. Но, видя, что родителей не переубедить, Настя спорить не стала, поступила в тот вуз, в который ей приготовили дорогу, а когда страсти улеглись, тихонько забрала документы и перевелась в тот университет, в который желала поступить. В среде творческой молодежи она чувствовала себя куда уютней, чем в среде «золотой молодежи». Хватит, один раз за нее уже решили.
Скандал, конечно, разразился грандиозный: родители даже прилетели, чтобы наставить на путь истинный неразумную дочь и восстановить ее в престижном вузе. Война вышла кровопролитной и проложила неимоверную пропасть между родителями и ставшими на одну сторону Насти с бабушкой. Но, однако, победа — тяжелая, выцарапанная — осталась за девушкой. Не то чтобы ей позволили учиться в выбранном месте, от нее попросту отреклись как от дочери. «Они отказались от меня еще до рождения,— горько сказала Настя потом бабушке.—Так что, ба, мы ничего не потеряли».
На втором курсе она впервые влюбилась. Чувство было взаимным, и Настя, опьяненная им, пропустила начало и стремительное развитие болезни бабушки. А старушка, угадав в начале скорый конец, скрывала от влюбленной внучки свою боль и плохое самочувствие. И только когда бабушку отвезли на «Скорой» в больницу, Настя очнулась. Счастливый сон развеялся, и наступил затяжной кошмар, от которого нельзя было очнуться. Погруженная в его затягивающую трясину, девушка забыла и об учебе, и о молодом человеке. Пожилой врач, внешне похожий на Джованни, откровенно сказал Насте, что шансов на выздоровление у бабушки очень мало. «Она уже не молодой человек. И стадия такая, что не оставляет надежд».
В ту ночь после разговора с врачом Настя впервые за долгое время позвонила родителям. «Я положу ее в швейцарскую клинику!— ответила мать.—Ее там вылечат, а тут и не…» — «Она не поедет»,— возразила Настя. «Ну как это не поедет! Еще как и поедет! Здесь — уход и лечение, а там, у вас…» — «Здесь тоже уход и лечение!» — выкрикнула, закипая, Настя. «Ну кто там за ней ухаживает? Сиделок нет, медсестер…» — «Я за ней ухаживаю!»
Они поспорили — жестко, с оскорблениями и упреками с обеих сторон. «Что ты от меня хочешь?!» — в сердцах выкрикнула мать под конец разговора. «Чтобы ты приехала,— ответила Настя.—Только это. Она твоя мать».— «Мы сейчас не можем! Именно сейчас не можем! Если бы родители были тебе хоть немного дороги, ты бы знала, что сейчас у твоего отца неприятности. Ему нельзя улетать! А бросить его в такой момент я тоже не могу!» — «А мать? Бросить свою мать в такой момент?! Ладно меня, но ее?..» В трубке раздались гудки. Настя надеялась, что мама одумается, прилетит. Но на счете лишь появился очередной перевод — крупный, способный оплатить бабушке лечение в хорошей клинике на год вперед. Настя не сняла с него ни копейки: жили небогато, но сбережения имелись, их и хватило на все необходимое. Но, несмотря на уход и терапию, через месяц бабушки не стало.
Настя возвращалась из больницы в тот страшный день, погруженная не в мысли, а кромешную тьму. Ушел единственный человек, который искренне ее любил, ушел с бабушкой свет, ушло тепло. Что дальше? Холод одиночества. Давление стен враз ставшей неуютной, как пустой подвал, квартиры. Яд воспоминаний, которым она отравляется, как опиумом, во вред себе. Погруженная в отчаяние, Настя не сразу среагировала на оклик за спиной.