– Жулик ваш, а не наш, он же Раутапяя, а не Иванов, – со смехом перебил парня статский советник и благоразумно сменил тему разговора.
Наутро шеф с помощником появились в губернской тюрьме. Она была окружена со всех сторон жилыми домами в пять и шесть этажей. Внутренняя жизнь узилища оказалась таким образом на виду у обывателей. В России Лыков такого давно не встречал. До девяностых годов прошлого века петербургская пересыльная тюрьма в Демидовом переулке тоже торчала посреди доходных домов, но ее давно перенесли за лавру, на берег реки Монастырки…
Смотритель уже получил письменное распоряжение от полицмейстера и был готов к встрече рюсся. Похоже, деньги, обещанные обворованным фабрикантом, открывали все двери. Без лишних проволочек сыщики быстро оказались в допросной. С той стороны стола сидел прыщавый малый лет сорока, с плутовской физиономией; он был одет в легкомысленный лиловый костюм.
– Почему не в арестантском бушлате? – спросил Лыков у кандидата на должность.
– В губернских тюрьмах сидельцам разрешают носить свою одежду, если они способны содержать ее в исправности и это не мешает охране. Экономия расходов!
– А почему тут так воняет?
– Потому, что нет канализации. И много еще чего нет, например своей больницы.
Пюльсю вдруг сказал с сильным акцентом:
– Я понимаю ваш язык.
– Да? Тем лучше. Я чиновник Департамента полиции Лыков. Приехал сюда, чтобы поймать твоего приятеля Хейкки Раутапяя. Интересно?
– Не очень. Что он натворил? Мы русских ищеек просто так к себе не пускаем.
Статскому советнику захотелось взять финляндца за ворот и хорошенько потрясти. Но нельзя…
– Твой приятель ограбил в Петербурге банк на большую сумму. Триста тысяч рублей слямзил! То бишь украл.
– Я догадался, – перебил сыщика арестант. – Но для чего вы мне это рассказываете? Я сижу за решеткой. И никак не мог участвовать в афере.
– Ага, проболтался, Кустас! – подхватил питерец. – Откуда знаешь, что была именно афера? А не взлом, к примеру.
– Не ловите за язык, не на дурака напали, – дерзко парировал Пюльсю. – Хейкки слабак, чтобы громить рахасто[30]. Ему такое не по… не по зубам. Афера – другое дело. Я просто догадался.
– Ну, если я напал не на дурака, тогда слушай. Триста тысяч рублей равны восьмистам тысячам ваших марок. И купец, которого ограбили, готов заплатить часть из похищенного тому, кто вернет ему деньги. Смекаешь?
В глазах арестанта словно молния блеснула:
– Смекаю, я же умный. Восемьсот тысяч? Самперин васикка![31] А сколько купец готов выложить?
– Не гони, там уже целая очередь стоит за этими деньгами, – спустил жулика на землю сыщик. – Начиная с полицмейстера. Умерь аппетиты, если умный. Но, если раскинешь мозгами, то действительно можешь неплохо заработать.
– Сколько? Выложите уже карты, господин из Департамента полиции. Иначе мы не договоримся.
– Купец первой гильдии Смирнов обещает десять процентов от возвращенной суммы пустить на наградные. Это составит восемьдесят тысяч марок…
– Восемьдесят тысяч?! Давайте подробнее. Что требуется за эти деньги?
– Кустас, – примирительно ответил Лыков, – я говорю как есть. Большую часть, конечно, заберут начальники…
– Это я понимаю. Но на какую сумму можно рассчитывать?
– Если укажешь, где нам поймать Раутапяя и при нем будут украденные деньги, то какая-то часть перепадет и тебе. Тысяч десять как минимум. Возможно, мне удастся убедить местную полицию быть с тобой щедрее. Но не уверен.
– А ваша доля какая? – настаивал мазурик.
– Никакая. Мне надо поскорее изловить кассира и вернуться домой. Там куча дел.
– Честно?
– Честно, – вдруг подтвердил Вихтори. – Господин Лыков – порядочный человек.
– А вы сами кто такой? – взъелся арестант. – Я живу на свете сорок три года и еще не встретил ни одного порядочного человека. А здесь их сразу два? И вы хотите, чтобы я вам верил? Снесите вашу порядочность в тарвэхуоне!
– Куда нести? – уточнил Лыков у кандидата.
– В отхожее место, – пояснил тот.
Алексей Николаевич вмешался:
– Кустас, на мою порядочность наплюй, ее гораздо меньше, чем кажется господину Коскинену. Он, кстати, чиновник вашей сыскной полиции, приданный мне в помощь. Возвращаясь к моей порядочности, ее очень трудно сохранить, общаясь с таким дерьмом, как ты. Не обидел?
– Что поделать, я и правда дерьмо, – легко согласился допрашиваемый.
– И ты готов продать нам своего друга за деньги, так?
– Так. Десять тысяч, конечно, мало, учитывая, что Хейкки очень хитер. А без меня вам его не найти.
– А почему? Он сменил фамилию и ты ее знаешь?
Пюльсю откинулся на спинку стула, словно его ударили:
– Ай да господин Лыков! Вы еще умнее меня.
– Угадал?
– Точно так.
Помощник сыщика смотрел во все глаза и не верил своим ушам. Пусть учится, подумал Алексей Николаевич и продолжил:
– Давай договоримся так. Если мы изловим беглеца и все деньги будут при нем, я гарантирую тебе двадцать тысяч марок. Если денег окажется меньше, ты получишь свое в этой пропорции.
– Двадцать тысяч из восьмидесяти? Я согласен!
После этого разговор принял другой оборот: деловой и вполне доверительный.
– Какие гарантии тебя устроят? – спросил статский советник.
– Ваша расписка. Вы ведь лично станете делить наградные?
– Меня послал сюда сам министр внутренних дел – кража такого масштаба взбудоражила власти. Найти преступника и вернуть похищенное поручено мне, я и буду делить по заслугам.
– Тогда пишите расписку, как только что сказали.
Лыков первым делом предъявил новому осведомителю свой заграничный паспорт с фотографией и полицейский билет – удостоверил свою личность. И только после этого написал вечным пером требуемую расписку, про двадцать тысяч марок и пропорцию. Поставил внизу дату и подпись.
– Держи.
Вихтори был поражен, как легко и быстро питерец завербовал прожженного жулика.
– Нынешняя фамилия моего лучшего друга – Серлахиус. Гуннар Серлахиус. Он выдает себя за шведского промышленника.
– Где проживает? – начал записывать в блокнот сыщик.
– Снимает квартиру в Бергхельме[32], в доме два по улице Стурэ. Там огромный доходный дом в пять этажей.
– Номер квартиры? – влез бывший ленсман.
– Не знаю. Так есть справочный стол!
– Молодец, Кустас, продолжай, – поддержал предателя русский сыщик. – Как ты все это узнал? Хейкки приходил к тебе в тюрьму?
– Точно так. Ему кое-что было нужно из того, что я умею.
– Он хотел обменять рубли на финляндские марки, минуя банк?
Пюльсю разинул рот:
– Да…
– Через твоих знакомых контрабандистов?
– Тысяча чертей! Вы как будто присутствовали при разговоре!
– Не бойся, на твоих наградных это не скажется. Нам пора. Я прикажу… вернее, попрошу смотрителя, чтобы он перевел тебя в одиночную камеру. Так будет лучше. Расписку оставь при себе. Я постараюсь сделать так, чтобы уже сегодня она понадобилась. Сколько тебе осталось сидеть?
– Год с месяцем, ваше высокородие, – перешел на почтительный тон мошенник. – С деньгами свободы ждать приятнее, чем без денег. Эх, господин Лыков! С вами приятно иметь дело. Что-то мне подсказывает, что вы действительно не обманете бедного арестанта. Даже если он дерьмо.
Двое полицейских помчались на Александровскую. Коскинена била нервная дрожь, какая бывает у охотника, идущего по следу знатной добычи. Он пробормотал в экипаже:
– Ну вы даете! Правду мне говорил господин Кетола…
– А что он такого говорил?
– Что вы сыщик от Бога. Я сомневался, а теперь вижу – так и есть.
Они ворвались в кабинет начальника сыскного отделения, и кандидат с порога закричал:
– Дом два по улице Стурэ! Паспорт на имя Гуннара Серлахиуса! Едемте быстрее!
Комиссар вынул из письменного стола револьвер, сунул в карман и ринулся к дверям. Питерец остановил его:
– Надо прежде известить полицмейстера.
– Вот еще. Он захочет нас возглавить и сорвать побольше наградных! Без него обойдемся. Начальник я или нет?
Все в Гельсингфорсе словно помешались на этих деньгах… Лыков, бранясь под нос, уселся в экипаж. Его браунинг остался в гостинице, но сыщик не предполагал со стороны кассира вооруженного сопротивления. На худой конец, Вихтори выглядел вполне боеспособным, да и Кетола – Алексей это знал не понаслышке – был отважным человеком.
По Длинному мосту полицейские попали в Бергхельм и углубились в его жилые кварталы. Ехали довольно долго, избегая главных улиц и прячась под поднятым верхом. На углу Иозафатской и Кристининской комиссар остановил экипаж и дальше велел идти пешком.
Огромный жилой дом располагался на самом краю города. Сразу за ним начинались поросшие лесом горы. Если вор сумеет ускользнуть туда, втроем его не поймать. Но Кетола действовал уверенно. Полицейские отыскали управляющего и выяснили у него, в какой квартире проживает господин Серлахиус. Оказалось, что окнами на лес! И черный ход выводит на крайнюю Ваттенборгскую улицу.
Комиссар велел управляющему отвести их в квартиру Серлахиуса и сказать тому через дверь, что плату за проживание подняли. Пусть откроет дверь, чтобы взять извещение – дальше дело полиции. Так и поступили. Вчетвером поднялись на второй этаж и подступили к нужной двери. Управляющий нажал кнопку звонка, но никто не открыл. Он стал бить сначала кулаком, а потом и ногой – безрезультатно.
В конце концов Юнас вынул служебную отмычку, поковырялся в замке и распахнул дверь. И сам же ринулся первым в комнаты. На пороге гостиной комиссар замер как вкопанный. Лыков выглянул из-за его спины.
Посреди комнаты в луже застывшей крови лежал мужчина в пижаме. В груди его чернела резаная рана. Он был мертв уже давно – не меньше двух дней, судя по запаху начавшегося разложения.