– Мы отвечаем, что ты можешь делать все, что хочешь. Ви, но мы в это дело не вмешиваемся. Если же мы вмешаемся, то, когда тебя убьют, – а я не сомневаюсь в том, что тебя убьют, ибо Хенга сильнее, чем ты, да, сильнее, ибо он буйвол лесной, ибо он рычащий медведь, – тогда он убьет нас также. Поступай как знаешь и делай что хочешь, но делай все, что ты хочешь, один. Мы поворачиваемся к тебе спинами, мы затыкаем большими пальцами себе уши, мы закрываем глаза и не видим ничего.
Паг плюнул на землю и сказал низким голосом, который, казалось, выходил у него не изо рта, а из чрева:
– А мне кажется, что ты еще увидишь кое‑что однажды ночью, когда звезды будут ярко сиять. Я думаю, Винни‑Трясучка, ты скоро увидишь нечто такое, отчего так затрясешься, что развалишься на куски.
– Это Человек‑Волк, – завизжал Винни, – защитите меня. Почему Человек‑Волк угрожает мне, когда мы сошлись на Место сборищ и обсуждаем слова Великого Охотника Ви?
Никто не отвечал, потому что многие боялись Пага, и все, вплоть до последней рабыни, презирали труса Винни‑Трясучку.
– Не обращай внимания на слова этого жалкого труса, брат, – сказал круглолицый Моананга, – я пойду с тобой до входа в пещеру, когда ты будешь вызывать Хенгу, и я думаю, что многие пойдут с тобой, дабы быть свидетелями вызова, ибо таков обычай и таков закон. Пускай те, кто не хочет идти, остаются на месте. Ты сам рассудишь, как поступить с ними, когда станешь вождем и будешь править нами и жить в пещере.
– Благодарю тебя за смелые речи, брат, – ответил Ви, – пойдем.
Глава III. СЕКИРА, КОТОРУЮ СДЕЛАЛ ПАГ
Когда вопрос был таким образом улажен, стали судить и рядить о том, как послать вождю Хенге вызов, сделанный Ви. Престарелого Урка заставили рассказать, как поступали в таких случаях прежде, и старик стал говорить длинно и путано, то и дело противореча только что сказанному. Наконец, вскочил Хой‑Непостоянный и заявил, что он‑то ничего не боится и готов предводительствовать. Впрочем, он немедленно отказался от своих слов и заявил, что вспомнил: эта обязанность по праву лежит на Винни‑Трубаче, который обязан трижды протрубить возле входа в пещеру и таким образом вызвать вождя. На это все согласились с криком и шумом, возможно, потому, что даже у этих дикарей было чувство юмора.
Винни, как он ни протестовал, заставили идти впереди и трубить. Итак, процессия двинулась вперед. Первым шел Винни, вплотную за ним Паг, по‑прежнему в окровавленной волчьей шкуре, чтобы Винни не сбился с пути. Паг время от времени покалывал его в спину острым кремневым ножом. Затем шли сам Ви и его брат Моананга, а уже позади них старейшины и все племя. Так, по крайней мере, тронулись они в путь, чтобы пройти триста шагов, отделявших их от скалы, но прежде чем дошли они до пещеры, большинство стало отставать и процессия растянулась длинным хвостом от Места сборищ до обиталища Хенги.
Шли дальше только Винни, которому никак не удавалось улизнуть от Пага, Ви, Моананга и в некотором отдалении Уока‑Злой Вещун, грозивший всем бедами. Рядом с ними отважно шагала Аака, с ненавистью глядя на его перекошенное лицо. Самые храбрые, гонимые любопытством, держались на расстоянии, достаточном, чтобы видеть все, что происходит, но большинство предпочло держаться в отдалении или спрятаться.
– Труби! – проворчал Паг Винни. Тот заколебался, и Паг снова уколол его в спину ножом.
Тогда Винни затрубил робко и нерешительно.
– Труби громче! – повторил Паг.
Винни приложил рог к губам, но не успел он перевести дыхание, как огромный камень выкатился из пещеры и ударил его в живот; Винни свалился, скуля и пыхтя.
– Теперь, по крайней мере, у тебя есть законная причина дрожать, – сказал Паг и заковылял в сторону, чтобы не попасть под следующий камень.
Но больше камней не бросали. Из пещеры с ревом выскочил дюжий волосатый темнолицый мужчина, размахивая огромной деревянной дубиной, – сам Хенга. Это был рослый, сильный, широкоплечий мужчина лет сорока, с грудью как у быка, огромной головой, с которой на плечи падали длинные черные волосы, и широким толстогубым ртом, в котором виднелись желтые клыкообразные зубы. На плечах у Хенги висела шкура пещерного тигра – одеяние, подобающее его званию, – и на шее было надето ожерелье из тигровых когтей и зубов.
– Кто послал этого пса тревожить мой покой? – скорее прорычал, чем прокричал он, указывая дубиной на корчившегося на земле Винни.
– Я, – ответил Ви. – Я и все племя. Я, Ви, чье дитя ты убил, – смело продолжал он, – в присутствии всего народа явился вызвать тебя, вождя, на бой, на который ты должен выйти, согласно закону. И победитель будет вождем племени.
Хенга сразу притих и взглянул на него в упор.
– Вот, значит, как? – спросил он шипящим от ненависти голосом. – Знай, что я надеялся довести тебя до этого, и, чтобы подбодрить тебя, убил твое отродье, убью и второго твоего детеныша.
Он взглядом указал на стоявшего в отдалении Фо.
– Ты уже давно надоедаешь мне, Ви, болтовней и угрозами, и я все собираюсь положить им конец. А теперь скажи мне, когда народ хочет полюбоваться на то, как я переломаю тебе кости?
– За час до захода солнца мы встретимся. Мне хочется уже в эту ночь спать в пещере, как приличествует вождю племени, – спокойно ответил Ви.
Хенга сверкнул на него глазами, покусывая губу, и затем сказал:
– Да будет так, пес. Я явлюсь на место сборищ за час до захода солнца. Но только эту ночь проведешь в пещере не ты. Аака будет спать в пещере в эту ночь, а ты будешь спать в брюхе волков. А теперь прочь, ибо мне прислали лосося, первого пойманного в этом году лосося, и я хочу съесть его поскорее.
Тогда заговорила Аака:
– Ешь досыта, злой дух, убийца детей! Ешь досыта, ибо я, мать, говорю тебе, что это твоя последняя трапеза.
Хенга, хрипло смеясь, вернулся в пещеру, а Ви со спутниками ушел.
– Кто бы это мог послать Хенге лосося? – лениво спросил Моананга.
– Я, – ответил шедший рядом с ним Паг вполголоса так, чтобы Ви не услыхал. – Я этой ночью поймал его и послал Хенге. То есть, вернее, сделал так, что лосося положили на камень возле устья пещеры.
– Зачем? – спросил Моананга.
– Потому что Хенга любит лососей и уж непременно съест первого лосося, который пойман в этом году. Он съест рыбу всю, без остатка, и отяжелеет перед началом боя.
– Это умно. Мне бы это никогда в голову не пришло, – сказал Моананга. – Но откуда ты узнал, что Ви вызовет Хенгу?
– Это не знали ни я, ни Ви. Но я догадался об этом: ведь Аака послала его просить совета у богов. Когда женщина посылает мужчину просить совета у богов, совет этот всегда будет именно тот, какого она хочет. По крайней мере, она в этом убедит мужчину, и мужчина ей поверит.
– А это еще умнее, – произнес Моананга, внимательно и удивленно глядя на карлика. – Но почему это Аака хочет, чтобы Ви сразился с Хенгой?
– По двум причинам. Во‑первых, она хочет отомстить за убитую девочку, и, во‑вторых, она считает, что Ви сильнее Хенги и что она таким образом станет женою вождя племени. Впрочем, в последнем она еще не вполне уверена; я полагаю потому, что она условилась с Ви, что в том случае, если Ви будет убит, я должен убить ее и Фо. Затем мне предстоит покончить с собой. А может быть, я с собой покончу не сразу, а только после того, как убью или, по крайней мере, попытаюсь убить Хенгу.
– Значит, что же? Ты потом будешь вождем племени? – удивленно спросил Моананга.
– Может быть, некоторое время буду. Хорошо, если оплеванный и униженный будет унижать тех, кто раньше издевался над ним. Но ты – брат Ви и любишь его, и тебе я могу сказать, что, если Ви будет убит, я ненамного переживу его, потому что нет на свете человека, кроме Фо, кого я любил бы так же, как люблю Ви. Я вождем не буду; вождем будешь ты, Моананга. А я исчезну, хотя, быть может, впоследствии ты будешь слышать, как зимними ночами я буду выть вокруг хижин, выть вместе с волками, моими родителями, как говорят дураки.
Моананга снова удивленно уставился на мрачного карлика, чьи речи пугали его. Затем, чтобы переменить разговор, он спросил:
– А кто, по‑твоему, победит?
Паг остановился и указал на море.
На некотором расстоянии от берега шла яростная борьба между акулой и китом. Грозная акула загнала кита на мель, где кит беспомощно бился, тщетно пытаясь ускользнуть. Морской волк, – так племя называло акулу, – высоко подпрыгивал и, падая снова в воду, бил кита по голове своим ужасным мечеобразным хвостом; удары гулко разносились по побережью. Кит корчился в агонии и пенил воду громадными плавниками, но ничего не мог сделать, хотя был и сильнее и больше акулы. Вот уже он стал задыхаться и разинул огромную пасть, и тогда хищник влетел ему туда, ухватил кита за язык и вырвал его. Тогда кит перевернулся на спину и стал истекать кровью.
– Взгляни, – сказал Паг. – Вот Хенга, огромный и могучий, и вот Ви, проворный и ловкий. И вот Ви одержал победу и до отвалу наестся китовым мясом и накормит им всех своих друзей. Вот тебе мой ответ. А теперь я иду готовить Ви к битве.
* * *
Паг вошел в хижину и услал Ааку и Фо, чтобы остаться наедине с Ви. Затем снял плащ с Ви, уложил его и натер ему все тело тюленьим жиром. Затем острым кремнем и тонко наточенной раковиной медленно и с трудом обрезал ему волосы, покуда их не осталось так мало, что Хенге не за что было бы ухватиться, а остатки волос он натер тюленьим жиром. Затем посоветовал Ви соснуть и ушел, унося с собой каменный топор Ви, копье, которым Ви убил волка, и кремневый нож с рукоятью, сделанный из обломков зуба дельфина.
На пороге хижины он встретил Ааку, которая сердито бродила у входа. Она попыталась войти в хижину.
– Нет, – сказал Паг, – нельзя.
– Почему?
– Потому что Ви отдыхает и ему не нужно мешать.
– Значит, безобразное чудище, всем ненавистный Человек‑Волк, живущий только из милости, может входить в хижину к моему супругу, а я, его жена, не могу! – яростно воскликнула она.