Овладение Азовом еще не означало установления господства России на Азовском море, поскольку от крепости остались в целости лишь стены. Предстояло восстановить укрепления города, то есть устранить результаты осадных работ русских войск, а также соорудить жилые здания для гарнизона. Уже на следующий день после взятия Азова Петр предложил цесарскому инженеру составить план возведения новых крепостных сооружений. Через три дня план был готов. В нем предусматривалось возведение пяти каменных бастионов и ретрашементов с наружной стороны крепости.
Царь намеревался превратить Азовское море во внутреннее море России, в плацдарм для продвижения через Керченский пролив в Черное море, а из него — в Средиземное. Для этого надлежало обзавестись портом на Азовском море. Надобность в нем определялась тем, что Азов был расположен не на берегу моря, а в устье Дона.
Двадцать шестого июля царь в сопровождении генералов на галерах отправился в море для поисков удобной бухты. На противоположном берегу он причалил к необитаемому мысу, издавна известному казакам под названием Таганрога. Место было признано удобным для основания гавани для военно-морского флота.
О роли Лефорта в событиях, решивших судьбу Азова, нам ничего не известно. Морское сражение произошло 20 мая, когда Лефорт еще находился в Черкасске. 24-го числа он писал оттуда Петру, поздравляя его с одержанной победой: «Мы пили ваше здоровье, также из пушек палили за победу, дарованную нам Богом… Я весьма несчастлив, что меня там нет. Болезнь моя верно проходит. Надеюсь с Божьей помощью принять участие в другой победе».
Начиная с конца мая Лефорт находился под Азовом, но болезнь по-прежнему не давала ему возможности в полной мере проявить себя в качестве военачальника или тем более флотоводца. Его первое письмо в Москву датировано 20 июня; в нем он извещал: «Я нахожусь с его величеством на реке; флот состоит из 29 галер; помощь (азовскому гарнизону) пришла; она остановилась в трех лье от Азова на море, в виду наших кораблей; но ей невозможно пробиться, потому что его величество приказал построить два форта при устье реки». Неприятельские корабли не могли войти в устье Дона еще и потому, что путь им преграждали те самые цепи, которые в прошлогодней кампании были сняты с каланчей. Исход войны за Азов был ясен Лефорту. Он отправил в Москву пророческие слова: «Крепость продержится недолго и принуждена будет сдаться»{84}.
Азов сдался 19 июля 1696 года, а 25 июля Лефорт со свитой погрузился на бот, чтобы отправиться в обратный путь водой, — езда в коляске приносила ему сильные страдания. Только 10 сентября он добрался до Немецкой слободы. 25 сентября Лефорт писал отсюда матери: «Я много вытерпел в походе, но радость, что все удалось так хорошо, заставляет меня забыть о настоящих страданиях. Врачи и хирурги делают все возможное. Объем раны очень велик и глубок. Они надеются, впрочем, восстановить мое здоровье».
В тот же день он написал письмо и сестрам, в котором описал свое возвращение из похода: «Водным путем я прибыл на расстояние восьми дней от Москвы, откуда должен был дальше ехать в санях. Для моего багажа в моем распоряжении было 200 перекладных лошадей. От Азова водным путем до первого города России я был в дороге пять с половиной недель. Хвала Господу, что я здесь и что вышло согласно желаниям его царского величества… За мной ухаживают четыре врача и около тридцати хирургов, пекущихся о моем выздоровлении. Дай Бог им успеха. Что касается меня, то я до невозможности страдаю».
Сохранилось несколько писем, отправленных Лефортом царю на пути в Москву. Как и его предыдущие письма Петру, они бедны содержанием; едва ли не главная их цель — проинформировать царя о состоянии здоровья адмирала. 9 августа Лефорт сообщал из Паншина, что добирался досюда две недели из-за встречного ветра и непрерывных сильных дождей: «Я на дорога ден три больной был, а теперь, слава Бог, горазда луче и думаю, что рана моя скоро хочет себе запираит». 15 сентября он писал уже из Немецкой слободы: «Слава Бог, что я гораздо луче стал… А лекарств давольно примаю». 17 сентября он пишет новое письмо царю и, в частности, советует беречь изменника Якушку, «докамест время яво будет». И опять о своем здоровье: «А я примаю беспрестан медикамент. Бог знать, надолго эта будет. Слава Бог, есть лучше».
Представляют интерес подписи Лефорта под письмами Петру. Они свидетельствуют о его исключительном положении в окружении царя, точнее, в его «компании». Близкий в то время к царю А.А. Виниус подписывался, например, так: «Челом бьет холоп твой Андрюша Виниюс»; будущий фельдмаршал Б.П. Шереметев: «раб твой Бориська Шереметев»; будущий канцлер Гавриил Иванович Головкин: «Ганков». Даже дядя царя, Лев Кириллович Нарышкин, подписывался уменьшительным именем: «Левка, пад пред ногами, милости бью челом». Исключение составляли подписи Бориса Алексеевича Голицына и Федора Юрьевича Ромодановского. Оба ставили свои подписи латинскими буквами, без употребления слова «холоп». Б.А. Голицын: «Lieutenant Borisco Galitin», а князь-кесарь Ф.Ю. Ромодановский: «Pirawi knis Fedor Romodanofiski».
Письма Лефорта подписаны так, как будто корреспонденты находились на одинаковой ступени социальной лестницы. В них отсутствуют уменьшительные производные от имени автора или слова «раб» или «холоп». Лефорт подписывался либо: «Остаюсь твой верный слуга Лефорт, генерал адмирал», либо еще проще: «Лефорт, генерал и адмирал». Заметим, что в годы, когда Лефорт еще не был знаком с царем, он подписывался точно так же, как и русские подданные. Так, в челобитной, поданной в 1686 году в Посольский приказ с просьбой о сыске грабителей, напавших на его двор, он писал: «Бьет челом холоп ваш, иноземец полуполковник Францко Лефорт».
В то время как Петр подыскивал место для гавани, в Азове кипела работа по ремонту крепостных сооружений, строительству домов для остававшегося гарнизона, а также велся окончательный подсчет трофеев. О их общем количестве Петр известил Виниуса 5 августа: «В Азове и Лютике пушек взято больших и малых и баштыкин 132,1076 пищалей и стволов целых и ломаных, 1 пансырь да 57 бахтерцов, 64 сабли целых да 16 ломаных, пороху пуд с 1000 или болыпи, также и иных всяких припасов немало взяты. Господа инженеры Леваль и Брюкель непрестанно труждаются в строении города, того для и войск отпуск еще удержаны»{85}.
Успех в овладении Азовом обстоятельно объяснил участник обоих Азовских походов генерал П. Гордон в «Отчете об осадах Азова в 1695 и 1696 годах». Он назвал несколько причин: 1) христиане вдобавок к коннице имели вдвое больше пехоты, чем раньше; 2) гарнизон крепости был едва ли не вдвое слабее, чем в первый раз, и состоял в основном из новых и необученных людей; 3) в городе сильно не хватало припасов, особенно свинца, и не было никакой надежды получить провизию; 4) не было, как в прошлом году, тройного начальствования над русской армией, а следовательно — разногласия и соперничества; командование сосредоточилось в одних руках, а кроме того, начальники следовали советам лучших специалистов; 5) русские подошли на шесть недель раньше и не дали туркам переправить в город провизию, амуницию и подкрепления; 6) разгром флота турок обескуражил осажденных, отнял у них решимость и надежду на успех: они видели, что устье Дона прочно охраняется русским флотом и сильными, хорошо укомплектованными людьми фортами; 7) велась огромная работа по продвижению насыпи к стенам, так что насыпь грозила нависнуть и похоронить турок под собой живыми. Помешать этому они не могли — ни делая вылазки, ибо вязли в рыхлой земле, ни утаскивая землю внутрь города, что было невозможно из-за их малочисленности.
Но главную причину успеха Гордон видел в «предводителе», то есть его царском величестве, исключительными заботами, стараниями и неустанными трудами которого была добыта победа{86}.
В августе же Петр отдал распоряжение об организации в Москве торжественной встречи победоносного войска. Организацию встречи царь поручил Виниусу. Выбор этот был не случаен: царь считал, что Виниус, как человек опытный, побывавший за границей, знаком с проведением подобных церемоний. «Понеже писано есть: достоин есть делатель мзды своея, того для мню, яко удобно к восприятию господина генералиссимуса и протчих господ, чрез два времени в толиких потах трудившихся, триумфальными воротами почтити, — писал царь Виниусу, — месту же мню к сему удобному на мосту чрез Москву реку устроенном, или где лутче. Сие же пишу, не яко уча, но яко помня вашей милости о сем николи там бываемом»{87}.
Обдумав порядок встречи в деталях, царь счел, что победителям непристойно участвовать в торжествах в поношенной экипировке, и велел изготовить две тысячи шляп и «к стрельбе все пушки с доволным порохом». Заключил свое послание царь словами: «И в протчем изволь вспомогать, что надобно будет к оным воротам».
Подготовка к встрече потребовала немало времени. Так, Виниус известил царя, что, по признанию мастеров, триумфальная арка может быть в полной готовности не ранее 18 сентября. Из этого следовало, что ни войскам, ни царю не надлежало спешить в Москву. Петр, не привыкший коротать время в безделье, нашел себе полезное занятие — не менее месяца он провел на железоделательных заводах близ Тулы, принадлежавших его дяде Л.К. Нарышкину Царь выковал на них несколько полос железа, причем потребовал себе обычную плату за труд. Кроме того, он распорядился заготавливать припасы для будущего флота — пушки, ядра, якоря и т. д.
К 28 сентября триумфальная арка была готова, но не все полки прибыли к месту сбора в Коломенском. Наконец 30 сентября состоялся торжественный въезд войск в столицу. Это было зрелище, небывалое доселе.
Москвичи впервые увидели триумфальную арку высотой в пять и шириною в шесть или семь сажен с колоннами, фронтонами, украшенную статуями Геркулеса и Марса. Имелись здесь и вирши, высмеивавшие незадачливых турок, оборонявших Азов, и прославлявшие победителей. Над изображением паши была помещена такая неуклюжая надпись: