Точнее, мой единственный вариант.
Сейчас в Нью-Йорке почти восемь часов. Возможно, он еще не вернулся домой с работы, поскольку ньюйоркцы имеют привычку пить кофе круглосуточно, но я могу оставить ему голосовое сообщение. Если он не перезвонит, значит, он не хочет со мной разговаривать, и это нормально, но я все равно попробую.
Мой большой палец нажимает на его имя. Раздаются два гудка. Он отвечает.
– Харрис, – говорю я, чувствуя, что у меня перехватило дыхание. – Если честно, я не ожидала, что ты ответишь.
– Что случилось? – спрашивает он. По его тону не скажешь, что я ему противна.
– У тебя есть секунда, чтобы поговорить?
– Если речь идет о Грир, то нет, – отвечает он.
– Дело не в Грир.
Он молчит.
– Мне нужен совет, – говорю я.
Звяканье кастрюль на фоне джазовой музыки подсказывает мне, что он, похоже, дома и готовит себе ужин.
– Ты один? – спрашиваю я, что на самом деле означает: «Она у тебя?»
– Да, один. – Несколько секунд мне слышна текущая из крана вода.
– У меня столько всего накопилось внутри, и мне нужно срочно излить душу, но мне не с кем поговорить, – говорю я.
– Могу на секунду быть с тобой откровенным? – спрашивает он, щелкая на заднем плане газовой горелкой. – Ты плохо разбираешься в людях, Мередит. Ваши отношения всегда были поверхностными, в лучшем случае. В них нет глубины, и поэтому они такие недолговечные. Сколько друзей ты завела в Глейшер-Парке?
– Одного человека.
– Именно это я и хотел сказать. И почему ты сейчас звонишь мне, а не этому своему другу?
– Мне неудобно говорить с ней об этом.
– Все понятно. – Его снисходительный тон почти невозможно игнорировать, но я стараюсь. – В любом случае, чем я могу тебе помочь? Какую суровую реальность я имею честь возложить сегодня на твои хрупкие плечи?
Вздохнув, я выкладываю ему все, каких бы усилий и унижения мне это ни стоило бы.
– У меня проблемы с мужем.
Харрис молчит. Затем:
– Продолжай.
– Он изменился, – говорю я. – Это не тот человек, за которого я вышла замуж.
– Это обычное дело, Мередит. Вероятно, он думает то же самое и о тебе.
– Сначала это были перепады страсти и отстраненности, которые я не могла объяснить, – говорю я. – Но сегодня утром я нашла письмо от адвоката, адресованное мне. Так вот, он его вскрыл и спрятал.
– Что ты сказала?
Я набираю полную грудь воздуха и задерживаю дыхание, решая, стоит ли делиться с ним этой информацией. Насколько я знаю, Грир никогда не говорила Харрису о моем трастовом фонде. Много лет назад я взяла с нее клятву молчания и уверена, что она ее не нарушила.
Но сегодня я должна ему об этом сказать.
– Он узнал, что в следующем году у меня появятся свои деньги, – говорю я. – Приличная сумма. Я не говорила ему о ней до того, как мы поженились, не хотела, чтобы он смотрел на меня другим взглядом. К тому же у него уже есть деньги. Ему не нужны мои. Я не думала, что это так важно.
– Вступая в брак с секретами, особенно если речь идет о деньгах, человек обрекает себя на провал, – говорит он. – Если вы оба не будете честны и откровенны друг с другом во всем, зачем вам вообще быть вместе? Вы можете пойти каждый своим путем прямо сейчас. Раз доверия больше нет, считай, что нет вообще ничего.
– Я зла на него, Харрис, – говорю я. – Но пока еще не решила, хочу ли я порвать с ним. С моей стороны не совсем честно злиться на него.
– А почему нет? – усмехается он. – Вскрытие чужой почты считается преступлением. Сокрытие этого факта поднимает сам поступок на совершенно иной уровень.
– Я сама была далеко не идеальной женой.
– Поясни. – В трубке слышится металлический звон венчика по стальной кастрюле.
– Несколько месяцев назад у меня была… интрижка.
– Измена, Мередит. Ты ему изменила. Давай не будем преуменьшать. Ты вряд ли себе поможешь, открещиваясь от собственных поступков.
– Хорошо. Измена. Я ему изменила. – Я говорю еле слышно, хотя в моем распоряжении целый дом. Я еще ни разу не произносила этого слова… измена. Я жду секунду, чтобы оно проникло мне под кожу. – Я сожалею об этом. Так получилось. Я совершила ошибку. Но я никогда не говорила ему.
– А зря.
– Это был бы конец, ведь так? После такого пути назад нет, – говорю я. – Он никогда бы не посмотрел на меня так, как раньше. Он никогда бы не поверил мне снова.
– Ты видишь себя замужем за ним всю оставшуюся жизнь? – спрашивает Харрис. – Сколько вы с ним женаты, года полтора? И у вас уже возникли все эти проблемы? Проснись, Мередит! Ты вышла замуж не за того человека. Возможно, тобой двигали ложные причины. Кроме того, у тебя серьезные проблемы с отцом, и теперь тебе приходится иметь дело с последствиями своих действий.
Харрис говорит со мной так, как со мной говорил бы отец. Или мое представление о нем. Я видела его только на фотографиях, но он, похоже, из тех, кто достиг вершин отнюдь не благодаря слепому везению. Он умный. Люди с ним не спорят. Они его уважают. О его успехе пишут в газетах. Он опытный наставник людей. Он многого достиг, по крайней мере, это понятно из того, что я о нем читала. В Израиле он чертовски уважаемый человек.
Мне всегда было интересно, как он относится к моим сводным братьям и сестрам. Кто он для них – отец года или же просто кормилец?
Его никто не заставлял заботиться обо мне в финансовом плане, однако он это сделал. Возможно, он не хотел встречаться со мной, признавать мое существование, но само учреждение трастового фонда на мое имя свидетельствует о том, что на каком-то уровне я была ему небезразлична. Странным образом всякий раз, когда я думаю об этом, мое сердце разбивается.
– И давай посмотрим правде в глаза. Ты молода. Некоторые могут даже назвать тебя типичным миллениалом. Ты отказываешься признать, что ровным счетом ничего не знаешь, и каждое твое решение вращается вокруг твоего хрупкого крошечного эго, – продолжает Харрис. – Так что давай начнем с этого. Признай, что ты совершила ошибку. И прими ее последствия.
– То есть я должна признаться во всем? – спрашиваю я.
– Да. Он твой муж. У него есть право знать, получала ли ты недавно удовольствие от чужого члена внутри тебя.
– Тебе нет необходимости быть вульгарным.
– Как, по-твоему, он отреагирует? Он превратит твою жизнь в ад и изведет тебя своими попреками? – спрашивает он. – Я уже видел такое раньше. Человек кажется совершенно нормальным, а потом… щелк. Те, у кого самое большое эго, срываются сильнее всех.
Я смотрю на свое запястье. Оно красное, завтра здесь наверняка появится синяк. Но боль в целом утихла.
– Понятия не имею, – говорю я. – Я не знаю его так хорошо, как мне казалось. Я видела, как он расстраивается из-за мелочей, но это… это не мелочь.
– Просто будь осторожна, – говорит он. – В любом случае я собираюсь ужинать. Это все, что ты хотела?
Я натягиваю одеяло до подбородка и откидываюсь на подушку.
– Да.
– Пока.
– Спасибо, что поговорил со мной, – добавляю я.
– Не за что.
– Харрис? – спрашиваю я, прежде чем он положит трубку. – Пожалуйста, не говори Грир про наш разговор. Она тотчас поймет, что что-то не так.
– Можешь не беспокоиться.
Глава 28Грир
По дороге из города я заглядываю в полицейское управление, чтобы встретиться с Биксби, детективом, который заменил Ронана в качестве главного следователя по этому делу. К моему великому удивлению, он стоит в вестибюле и болтает с дежурной, у которой, видимо, сейчас перерыв.
– Биксби, – говорю я, глядя на его нашивку с именем, и жду, когда он повернет ко мне свою самодовольную физиономию с двумя подбородками.
– Да? Что вы хотели? – спрашивает он.
– Я сестра Мередит Прайс, – говорю я и протягиваю руку, дабы произвести хорошее первое впечатление. Я хочу, чтобы он доверял мне, как доверял мне Ронан. – Грир Эмброуз.
Выражение его лица тотчас меняется. Дежурная быстро прощается и исчезает в коридоре. Он пожимает мне руку.
– Гарольд Биксби.
Его живот слегка переваливается через ремень, ткань форменной рубашки туго натянута и с трудом держится на маленьких блестящих пуговицах.
– Эндрю сказал, что сегодня вы берете с собой собаку для розыска трупов? – спрашиваю я.
Он пристально смотрит на меня.
– Мы исчерпали все варианты. Это стандартная операция. Это вовсе не означает, что…
– Понятно, – я перебиваю его, не давая закончить. – Просто я не знала, вдруг есть нечто такое, что известно вам, но чем вы еще не спешите поделиться?
– Мы поделились с мистером Прайсом всем, чем могли, – говорит он.
– Есть ли что-то, чем вы не делитесь? – Чтобы смягчить свой вопрос, я цепляю на лицо доброжелательную улыбку.
– Если и есть, мэм, я не имею права вам это говорить. Мы сообщаем обо всем, чем, на наш взгляд, необходимо поделиться.
– Так да или нет, детектив? – говорю я, улыбаясь так широко, что у меня болят щеки. Наверное, я похожа на сумасшедшую.
– Как я уже сказал, мы делимся тем, чем можем, – говорит он. – Все, что может поставить под угрозу расследование, не может стать достоянием гласности.
– Но ведь Эндрю – не человек с улицы. Он ее муж.
– Это не играет роли. У нас есть работа, и мы должны делать ее таким образом, чтобы это не поставило под угрозу расследование. – Он проводит большим и средним пальцами по уголкам рта и наклоняет голову. – Тем не менее это вовсе не значит, что у нас есть некая новая информация.
– Просто последний детектив был готов держать нас в курсе всего, – говорю я.
– И этот детектив в настоящее время отстранен от работы за неэтичное поведение при расследовании порученного ему дела.
Что ж, справедливо.
– Мы ищем ее так же упорно, как и вы. Если есть что-то, что может нам помочь, мы бы хотели знать.
– Нисколько не сомневаюсь. – Не обращая внимания на его вздохи и сложенные на груди руки, я добавляю: – В любом случае я на несколько дней уезжаю, возвращаюсь домой в Нью-Йорк. Если в мое отсутствие вы узнаете что-то новое, могу я попросить вас поставить меня в известность? Я дам вам мой номер. Мой телефон всегда включен. Я вернусь первым же рейсом.