Что с этим делать? С этими установками из прошлого? Они устарели вместе с прошлым, наступило новое будущее, где старые правила уже не работают.
Их надо выполоть изнутри, как сорняки. Если не выполоть, они прорастут снова. Не пустят в будущее.
Так и буду ехать вперед, глядя в зеркало заднего вида. Вроде физически уже в будущем, а ментально – в прошлом. Как же это неудобно!
Но заметить этот сценарий – уже много, а захотеть перепрожить его иначе – вообще большой шаг вперед.
Приступаю к прополке сорняков. Какой же это тяжелый труд. Без латте с малиновым сиропом никак не справиться!
Ангел
Я пишу тексты на заказ.
Дорогие, но красивые и эффективные.
«Эффективные» – правильный эпитет, точный, как дротик в дартсе – в десяточку прям.
Просто любой текст имеет цель. Автор что-то хочет им (текстом) и им (читателям) сказать: раскрыть, оправдать, обрисовать, влюбить, пояснить. Мое мастерство заключается в том, чтобы как можно точнее сформулировать мысль заказчика: чем ближе к сути, тем лучше.
Я кайфую от этой части моей работы. Она самая интересная, потому что мне заказывают очень разные тексты из очень разных сфер.
Ну, например, я писала и математические потешки для малышей, и текст про то, что надо сделать, если встретил тарантула (это такой паук), и рекламу такой косметологической процедуры, про которую даже думать страшно.
Но однажды мне пришел… самый удивительный в жизни заказ.
Сначала человек просто уточнил стоимость, я ответила. А потом он заказал… прощальный текст.
Оказалось, что мой потенциальный заказчик сейчас в терминальной стадии рака, он борется, конечно, прямо сейчас находится в клинике, например, но понимает, что болезнь побеждает.
«Чувствую, как жизнь уходит из меня, я похож на сдувающийся воздушный шарик», – сказал он.
Ему много лет. Он сформулировал это так: «Я прожил больше, чем рассчитывал, и благодарен Богу за эту возможность».
А еще он сказал, что хочет написать письмо людям, которые его любят. Таких людей много: он прожил отличную жизнь, у него большая семья, «только одних внуков уже восемь, и еще двойню ждем!»
Но он не умеет писать текстов. «Не дано мне», – сказал заказчик.
Он честно пробовал сам, но получается коряво, а он хочет, чтобы было красиво.
Письмо приложат к завещанию. Зачитают при всех.
Он знает, как это будет, в какой комнате, где и кто будет при этом сидеть, и он хочет, чтобы его последняя прямая речь была стройной и красивой, а «не бессвязной попыткой выстроить мысль от умирающего старика».
– Не говорите так. Вы не умирающий старик, – возражаю я.
– А кто же я?
– Человек, который прожил хорошую достойную жизнь.
– Это одно и то же.
– Совсем нет. Моя версия уважительная. А ваша – такая, немножко обесценивающая.
– Это потому, что моя версия – правда. Правда всегда безжалостна и прямолинейна. Она не обесценивает, а иронизирует.
– Над чем вы иронизируете, «умирающий старик»? – подколола я.
– Над страхом смерти.
– Бояться смерти – естественно, мне кажется.
– Бояться следует другого. Например, прожить никчемную жизнь. Это страшнее смерти.
– Вам это не грозит.
– Поэтому я и не боюсь…
Как интересно с ним.
Я сказала, что мне нужно подумать.
Я не уверена, что это этично – писать за человека его прощальную речь. А мой заказчик улыбнулся:
– Вы что, откажете в просьбе умирающему старику?
И я подумала, что… не откажу. Я уже знала, что возьмусь за этот текст. Мне было очень интересно его написать.
– По понятным причинам я оплачу вперед, – сказал заказчик.
Понятные причины – это что он может не успеть. Я испугалась: я точно не смогу взять денег с умирающего человека. Это как-то… ужасно несправедливо, как-то не по-человечески.
– Почему? – не понял заказчик. – Я оплачиваю вашу работу, что тут ужасного?
– То, что я жива, здорова, так еще и деньги беру с того, кто не здоров.
– И «не жив», вы хотели сказать?
– Не хотела.
– Хотели, но постеснялись. Оля, я умираю не из-за вас. А потому, что мое тело изношено яркой жизнью. И я хочу быть красавчиком даже в своем последнем письме, которое прочтут уже без меня. Это же мое желание, хотелка моя. Помогите ее реализовать и возьмите деньги за свою работу. Не обижайте меня. Я вполне себе обеспеченный человек.
– Взять деньги с умирающего старика? Вы за кого меня принимаете?
– Возьмите деньги с человека, который прожил хорошую, достойную жизнь… – повторил он мои слова.
Потом он наговорил мне длинное аудиосообщение. Там он сказал все, что хотел бы сказать родственникам после того, как уйдет.
Это было тесто, которое мне предстояло замесить и испечь текст.
Срок исполнения заказа у меня обычно неделя, но тут… Я не могла думать ни о чем больше, только об этом удивительном, страшном и прекрасном заказе.
Да и была ли она у него, эта неделя?
Я села за работу немедленно. И написала красивый текст.
Возможно, лучший в моей жизни текст на заказ. В нем было много силы духа, любви, благодарности и заботы. И даже юмор.
Это был очень сильный текст. По понятным причинам я не могу его опубликовать. По факту его услышит не так много людей, но точно больше десяти (у него только внуков уже десять) и, скорее всего, только один раз, но. Он и правда прекрасен.
И текст. И заказчик.
А через месяц на странице заказчика в соцсети появилось сухое сообщение, написанное его дочерью, что прощание состоится там-то и во столько.
Мне импульсивно захотелось прийти и попрощаться с ним, но кто я такая для него? Женщина-исполнитель, которая однажды написала ему текст?
Женщина, в телефоне которой до сих пор живет его голос?
Так удивительно. Его уже нет, а голос есть. Целое длинное аудиосообщение. Восемь минут двадцать три секунды.
Оно начинается с фразы: «Оля, добрый вечер, это я, ваш умирающий старик».
ВСПОМНИЛА, КАК ВО ВЗРОСЛОМ ХОСПИСЕ Я ПОЗНАКОМИЛАСЬ С ОДНИМ ПАЦИЕНТОМ, КОТОРЫЙ В ЧЕСТЬ КАЖДОГО ДНЯ ЖИЗНИ (ОН НАЗЫВАЛ ИХ «ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ», ПОТОМУ ЧТО ЖИЛ ВОПРЕКИ ВСЕМ ПРОГНОЗАМ ВРАЧЕЙ) НАДУВАЛ ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК. ГОВОРИЛ: «ВОТ Я УЙДУ, А У ЖЕНЫ ОСТАНЕТСЯ МОЕ ДЫХАНИЕ, ПОЙМАННОЕ В ШАРИК…»
Как-то прочла историю про медсестру, которая работает в операционной, ассистирует врачам-нейрохирургам. Перед операцией она разговаривает с пациентом, успокаивает, вселяет надежду, говорит, что после операции он будет в реанимации, просит сказать, кому позвонить и сообщить о его состоянии.
Обычно люди дают телефоны родителей, мужей, жен, взрослых детей, иногда друзей.
Но есть люди, которые говорят: «Ничего не надо».
Им некому звонить, никто не ждет исхода этой операции, никто не сидит, зажав голову руками, перед дверями операционной и не укачивает свой ужас от мысли, что там, за дверями, кто-то родной и любимый застрял между жизнью и смертью…
Так страшно это.
Так хочется прожить жизнь так, чтобы кто-то скучал по тебе, когда ты уйдешь. И чтобы было кому написать длинное прощальное красивое письмо.
Четверть часа
Мы с подругой Леной ехали на моей машине в лагерь за детьми.
Мой телефон исполнял роль навигатора, но, в принципе, мы ехали по трассе, и навигатор был не нужен. В этот момент мне позвонили. Я ответила по громкой связи, и голос заказчика разнесся по всему авто:
– Оля, мне срочно нужен текст! Антикризисный. У нас случился вот такой форс-мажор (подробности). Нужно сформулировать позицию компании по вот такой проблеме (подробности) в паре-тройке абзацев.
– Поняла, – ответила я и заехала на заправку. Попросила подругу взять нам кофейку, пока я сделаю пару уточняющих звонков.
Мы пробыли на той заправке минут 15–20 и поехали дальше.
– Все в порядке? – спросила подруга.
– Да.
– Нервничаешь?
– Нет, – честно ответила я. – А должна?
– Ну из-за текста. Хочешь остановимся? Я погуляю, ты напишешь. Детям позвоним, предупредим, что опоздаем.
– Какого текста? Заказчика? Так я написала.
– Когда?
– Ну как, на заправке же.
– На заправке? За 15 минут?!
– Да. Слушай, у меня набита рука и накачана писательская мышца. При грамотном техзадании, понимании ситуации и целевой аудитории я пишу быстро.
– Но не за 15 минут же.
– Так там два абзаца. Я понимала, что мы хотим донести и кому, какие акценты расставить. Компанию знаю много лет. Тут вообще не вызвал затруднений текст.
– Блин, Оль, но 15 минут!
– Да. Слушай, ну я пишу всю жизнь. Я 40 лет писала, чтобы делать это теперь вот так: круто, толково и быстро. Сейчас я уже на той стадии, когда основная моя проблема – найти место, где меня не отвлекают, – смеюсь я.
– Ну даешь! – воскликнула она.
Прошло пару недель. Лена написала мне в WhatsApp, что у ее начальника день рождения, ей дадут слово, надо поздравить как-то оригинально и не могу ли я накидать ей пару идей.
– Ну конечно, могу, – ответила я и накидала ей текст.
– Восторг! – воскликнула Лена. – Спасибо.
Еще через неделю у ее свекрови был день рождения, и она робко спросила, не выручу ли я ее с пожеланием в стихах.
Выручу, Лен. Вот.
Потом ее старший сын поступал в институт, там надо было эссе, а он «матерый негуманитарий», и не помогу ли я ему сформулировать… Помогу.
Потом еще что-то, потом еще.
В какой-то момент я стала ощущать напряжение. Я будто подчиненный у начальницы Лены, штатный писатель, которого можно бесплатно использовать в своих целях только потому, что мы давно знакомы и дружим. Но разве дружба – это индульгенция для вот такого потребительства?
ДЛЯ МЕНЯ ДРУЖБА – ПРО «ОТДАВАТЬ», А НЕ «ОТКУСИТЬ».
Вот Лена, например, помимо того, что работает чиновником, еще и отличный косметолог, но мне в голову не придет к ней на процедуры явиться бесплатно. Почему? Потому что я ценю чужой труд и рассчитываю, что мой тоже будут ценить.