убить ее, признал бы, что она сейчас выглядит потрясающе.
Должно быть, по выражению моего лица Девчонка догадалась, что я ее узнал.
— Наверное, наша очередная встреча тоже вызывает в вас дрожь. Я попросила перебинтовать вам ногу, считайте это актом величайшей доброты, — бросает она. Гнев в ее взгляде может сравниться лишь с моим. — Я хочу увидеть вашу казнь и не позволю вам умереть от инфекции.
— Спасибо. Ты очень добра.
Девчонка игнорирует мой сарказм.
— Итак. Значит, вы Дэй.
Я молчу.
Девчонка складывает руки на груди и смотрит на меня пронизывающим взглядом.
— Или я должна звать вас Дэниелом. Дэниел Элтан Уинг. Я выбила это имя из вашего брата Джона.
При упоминании имени Джона я подаюсь вперед и тут же жалею об этом: боль пронзает колено.
— Скажи, где мои братья. Ты должна мне сказать.
Выражение лица Девчонки не изменилось. Она даже глазом не моргнула.
— Это вас не касается. — Она делает несколько шагов.
Я отмечаю, что теперь Девчонка передвигается совсем не так, как в секторе Лейк. Здесь она шагает размеренно, с уверенностью, что выдает в ней принадлежность к республиканской элите. На улицах она скрывала это на удивление хорошо. Я злюсь еще больше.
— Вот как мы поступим, мистер Уинг. Я буду задавать вам вопросы, а вы на них отвечать. Начнем с легкого. Сколько вам лет?
Я скалю зубы.
— Зря я спас тебя в уличной драке. Нужно было позволить тебе сдохнуть.
Девчонка стоит с опущенной головой, потом достает с пояса пистолет и с размаху бьет им меня по лицу. На секунду я вижу лишь ослепительно-белый свет… рот заполняется вкусом крови. Я слышу щелчок и чувствую, как к голове приставили металл. Девчонка направляет в меня дуло пистолета.
— Ответ неправильный. Позвольте пояснить. Еще один неверный ответ — и вы услышите крики своего брата Джона даже отсюда. Второй неверный ответ — и вашего младшего брата Идена ожидает та же участь.
Джон и Иден. По крайней мере, они оба живы. А потом по глухому щелчку пистолета я понимаю, что он не заряжен. Странно. Очевидно, Девчонка собирается лишь бить им.
Она все еще целится мне в голову.
— А теперь отвечайте, сколько вам лет?
— Пятнадцать.
— Так-то лучше. — Девчонка немного опускает пистолет. — Время признаться кое в чем. Это вы пробрались в банк «Аркадия»?
— Да, — отвечаю я.
— Значит, это вы украли оттуда двадцать шесть тысяч пятьсот республиканских долларов?
— Все верно.
— Это вы два года назад разрушили здание Департамента Интра-Обороны и вынудили правительство отложить казнь четырех воров из сектора Уинтер?
— Да.
— Вы подожгли серию из десяти реактивных истребителей модели F-472 на авиационной базе в Бербанке, которые готовились вылететь к линии фронта?
— Я даже горжусь этим.
— Вы напали на кадета, что стоял на страже на границе зоны карантина в секторе Эльта?
— Я связал его и отнес еду нескольким семьям из зоны карантина. Убей меня за это.
Девчонка называет еще несколько преступлений, некоторые из которых я едва помню. Потом переходит к последнему:
— Это вы во время налета на Центральную больницу Лос-Анджелеса убили капитана? Вы ворвались на четвертый этаж и украли лекарства?
Я поднимаю голову:
— Капитан по имени Метиас?
Девчонка смотрит на меня холодно.
— Именно. Мой брат.
«Вот оно что. Поэтому она меня преследовала».
Я глубоко вздыхаю.
— Твой брат… Я не убивал его… не смог бы. В отличие от твоих ненормальных дружков с автоматами я не убиваю людей.
Девчонка не отвечает. Какое-то время мы смотрим друг на друга. Я начинаю испытывать легкое чувство вины и тут же закрываюсь от него. Странно. Я не должен сочувствовать республиканскому агенту.
Потом Девчонка снова возвращается к действиям и делает знак солдату у двери.
— Заключенный в камере номер шесть тысяч восемьсот двадцать два. Отрезать ему пальцы.
Я бросаюсь вперед, но наручники, прикованные к стулу, меня останавливают. Колено взрывается болью. Я не привык, что кто-то имеет надо мной так много власти.
— Да, это я ворвался в больницу! — кричу во весь голос. — Но я правда не убивал твоего брата. Признаю, я ранил его — да, — мне ведь нужно было сбежать, а он пытался остановить меня. Но я всего лишь ранил его ножом в плечо, и ничего больше. Пожалуйста… я отвечу на твои вопросы. Я ведь все тебе рассказал.
Девчонка снова переводит взгляд на меня:
— Всего лишь ранил в плечо? А ты ничего не напутал?
Ярость в глазах Девчонки настолько глубока, что застает меня врасплох. Я пытаюсь вспомнить ночь встречи с Метиасом… момент, когда он целился в меня из пистолета, а я метил в него ножом. Я сделал бросок… нож попал ему в плечо. Я уверен.
Уверен ли?
Спустя мгновение Девчонка отменяет свой приказ солдату.
— Согласно республиканской базе данных, — продолжает она, — ты погиб от оспы пять лет назад в одном из трудовых лагерей.
Я усмехаюсь. Трудовых лагерей. Либо девчонка верит в эту чушь, либо смеется надо мной. Всплывает старое воспоминание… игла, введенная мне в глаз, холод металлической каталки и огни операционной… но исчезает так же быстро, как появилось.
— Дэниел мертв, — отвечаю я. — Об этом маленьком мальчике я забыл уже давно.
— Когда стал уличным преступником, полагаю. Пять лет. Похоже, ты привык действовать безнаказанно. Стал менее осторожным, да? Ты когда-нибудь работал на кого-то? Кто-то работал на тебя? Ты как-то связан с Патриотами?
Я мотаю головой. На языке вертится страшный вопрос, вопрос который я очень боюсь задавать. Что она сделала с Тесс?
— Нет. Я работаю один.
— Как ты сбежал из лагерей? Как случилось, что ты терроризируешь Лос-Анджелес, когда должен трудиться на благо Республики?
Значит, так Республика думает о детях, проваливших Испытание.
— Какая разница? Сейчас я здесь. А остальное спорный вопрос.
На этот раз я, кажется, задеваю Девчонку за живое. Она пинает мой стул, пока он не упирается в стену и ударяет меня о нее головой. У меня искры летят из глаз.
— Я скажу, почему это важно, — бросает она. — Это важно потому, что, не сбеги ты из лагеря, не пришел бы, чтобы убить моего брата. Это важно потому, что сейчас он был бы жив. И я не хочу, чтобы еще какой-нибудь ублюдок из гетто сбежал из лагеря… Я не дам этому повториться никогда!
Я смеюсь Девчонке в лицо. Боль в колене освобождает гнев.
— О, так вот что тебя тревожит? Кучка не прошедших Испытание детей, которые сбежали от своей судьбы? Своей смерти? Это десятилетние дети — опасные ублюдки, да? Я повторю еще раз: ты ошибаешься. Я не убивал твоего брата. А ты убила мою мать. Ты тоже могла направлять в нее пистолет!
Лицо Девчонки застывает. Но под этой маской я вижу какую-то боль, словно задел ее за живое. На мгновение она выглядит как та девушка, которую я встретил на улице. Она наклоняется ко мне, так близко, что ее губы задевают мое ухо и дыхание щекочет кожу. По моей спине бегут мурашки. Девчонка понижает голос до шепота, чтобы лишь я мог ее слышать.
— Мне жаль, что твоя мама умерла. Мой командир дала обещание не трогать гражданских и нарушила его. Я… — Ее голос дрожит. Я даже слышу в нем извинения, как будто это кому-то поможет. — Если бы я только могла остановить Томаса. Мы с тобой враги, будь уверен… но я не хотела, чтобы твоя мама погибла. — Девчонка выпрямляется и отворачивается. — Для первого раза хватит. Я допрошу тебя еще раз позже.
— Погоди.
С огромным усилием я проглатываю свой гнев и прочищаю горло. Вопрос, который я так боялся задать, слетает с языка раньше, чем я успеваю подумать:
— Тесс. Она жива? Что вы с ней сделали?
Девчонка оборачивается. В ее взгляде что-то промелькнуло, но только на мгновение. Сочувствие. Она помнит о доброте Тесс.
— Преследование твоей подружки в мои планы не входит.
Девчонка кивает одному из солдат. Он отдает ей честь.
— Сегодня воды не давать. Поместите его в камеру в конце коридора. Возможно, к завтрашнему утру его пыл поубавится.
А потом она уходит, оставляя меня в камере с солдатами. Они подходят ко мне, поднимают со стула и вытаскивают в коридор. Мои ноги волочатся по кафельному полу. Я не могу сдержать застилающие глаза слезы. От боли кружится голова, словно я тону в бездонном озере. Перед глазами все расплывается, но я замечаю, что солдаты тащат меня по широкому коридору, который кажется длиной в целую милю. Повсюду военные и доктора в защитных очках и белых перчатках. Должно быть, мы находимся в медицинском крыле. Наверное, из-за моей ноги.
Моя голова склоняется вперед. Больше не могу держать ее прямо. Перед собой вижу лежащую на земле мать, лицо которой повернуто ко мне. «Это не я!» — хочется закричать, но я не могу выдавить ни звука. В сознание меня возвращает боль в разбитом колене.
По крайней мере, Тесс в безопасности. Я пытаюсь мысленно предупредить ее, сказать, чтобы она уезжала из Калифорнии как можно дальше. Но теперь я не смогу защищать ее на улицах. Как она сумеет избежать всех опасностей в одиночку?
А потом на полпути по коридору кое-что привлекает мое внимание. Красный символ биологической опасности… точно такой же, как под крыльцом нашего дома и на берегу озера сектора Лейк. Он здесь. Мы проходим мимо двустворчатых дверей, на которых он изображен, и я поворачиваю голову, чтобы рассмотреть символ лучше. Как и везде в этом коридоре, двери не имеют окон. Но прежде чем солдаты оттаскивают меня дальше, я вижу, как в двери заходит человек, одетый во все белое, в противогазе. И мне удается ненадолго заглянуть внутрь. В глазах все расплывается… однако кое-что мне удается ухватить. Мешок на каталке. Тело. На мешке изображен маленький красный крест.
Потом двери захлопываются, и мы продолжаем идти.
В голове ворочаются мысли. Здесь что-то происходит, что-то, соединяющее кусочки пазла. Символ биологической опасности… странный крест на маминой двери, перечеркнутый посередине… случаи чумы… медицинские грузовики, которы