— А вот этого не надо, доцент! — тихо, но довольно грозно произнесла Еникеева. — Я этого не люблю!
При этом она так посмотрела на Пучкова, что ему сразу захотелось спрятать руки так, чтобы, казалось, будто у него их и нету вовсе.
Арина резко повернулась и зашагала по направлению к лагерю. Доцент, нахмурившись, шел за ней, украдкой поглядывая на ее привлекательные округлости, обтянутые переливающимися на солнце атласными спортивными брючками.
11
Спустя час в лагерь прибыли остальные участники экспедиции. Взмокшие, грязные, усталые, но довольные, они повалились на землю, не в силах даже говорить.
— Ну что, разобрали? — поинтересовался Пучков, расставляя миски на клеенке.
— Почти, — с выдохом ответил Бородин. — Еще немного, и золотой ключик у нас в кармане.
— Какой такой ключик? — насторожился Пучков.
— Отдыхай, доцент! Это я так… — он задумался, как бы помягче сформулировать то выражение, которое крутилось на кончике языка.
— Образно, — подсказал Бершинский.
— Во-во! — обрадовался Игнат. — Образно!
— Стало быть, вы почти добрались до ковчега? — спросил Пучков.
— Ну да, добрались, — сказал профессор. — Осталось еще немного разгрести, чтобы ноги ненароком не переломать.
— А ковчег? Он целый? — с тревогой спросила Арина.
— Целехонек! — отозвался Бородин. — Такое ощущение — его хоть взрывай, один черт ничего не будет.
— Да, крепкий сундучок, — вставил Прохор и, вдруг ойкнув, резко подскочил.
— Ты чего? — испугался Марат, видя, как закружился на месте его товарищ, обеими руками пытаясь извлечь что-то из-под рубахи между лопаток.
Лицо Прохора при этом стало наливаться кровью, щеки надулись, и он опрометью кинулся к своей палатке.
— Что случилось? — встревоженно спросил Бершинский, вслед за остальными поднявшись и переглядываясь.
— Непонятно, — развел руками Марат.
Они подошли к палатке Купоросова и осторожно откинули полог. Прохор лежал на спине и тяжело дышал.
— Какая такая муха тебя укусила? — спросил Марат.
Прохор не удержался от улыбки, хотя было видно, что ему сейчас плохо.
— Не муха, — ответил он, — оса. — Купоросов разжал правую руку, и из нее выпал какой-то пузырек. — У меня аллергия на пчелиный яд. Сильная, — пояснил он в ответ на недоумевающие взгляды товарищей.
— А-а, — протянул Пучков. — Тогда понятно. У одного нашего студента тоже так было. Забрался случайно в пчельник и… До лагеря добежать не успел. В общем, пока его несли, он помер.
— Типун тебе на язык! — вырвалось у Арины.
— Да нет, ну тут же совсем другое дело, — попытался оправдаться Артем. — Там целый рой был, а тут…
— Все равно, помолчи! — процедила сквозь зубы Еникеева, опускаясь на колени возле ставшего совсем бледным Прохора. — Тебе чем-нибудь помочь? — спросила она заботливо.
— Все в порядке, Аришка, не волнуйся. Минут десять, и я буду в норме.
— Точно?
— Точно. Только дайте мне спокойно полежать.
— Хорошо, — улыбнулась Арина.
Она подобрала валявшуюся поблизости открытую бутылку с водой, часть которой вылилась на спальник. Потом собрала просыпавшиеся таблетки в пузырек.
— Интересно, а что это? — воскликнул Пучков, подхватив пузырек. — Тавегил. А, против аллергии?
— Дай сюда! — рыкнула Еникеева.
Доцент поспешно поставил пузырек на место и покинул палатку. Арина последовала за ним.
Через некоторое время из палатки выбрался Купоросов, бодрый и свежий, будто ничего и не случилось.
— Ну, слава Богу! — воскликнул Бершинский. — А то я уж думал, лишились мы нашего богатыря.
— Извините, — пробормотал Прохор, смущенно потупившись. — Я не думал, что так выйдет.
— А что же вы, голубчик, не предупредили нас, что страдаете аллергией? — спросил профессор.
— Боялся, что не возьмете с собой.
— Правильно боялись. Я бы конечно несколько раз подумал, прежде чем взять вас в экспедицию. Это же не шутки! А если бы это случилось не в лагере и вы бы не успели принять лекарство, стали бы задыхаться? Если бы у вас наступил анафилактический шок? У нас ведь нет ни одной ампулы адреналина!
— Альберт Родионович, он будет очень осторожным, — вступилась за Прохора Арина.
— Надеюсь, больше ни у кого нет никаких скрытых недугов? — Профессор обвел суровым взглядом окружающих, все молча покачали головами. — Ладно, давайте обедать.
Арина сняла с огня уже слегка почерневший котелок, из которого валил густой пар, распространяя вокруг запах подгоревшей гречки с тушенкой, на этот раз, говяжьей.
— Профессор, может, по маленькой? — предложил Игнат, выходя из палатки с пол-литровой бутылкой «Пшеничной» водки.
— Ни в коем случае! — замахал на него руками Пучков. — Вы с ума сошли!
— Так у нас что теперь, сухой закон? — развел руками Бородин, оглядывая окружающих в поисках поддержки.
— Ну, почему? Нет, конечно, — сказал профессор. — Только Артем совершенно прав: днем — это исключено, учитывая, что нам предстоит еще много работы в непростых, подчеркиваю, условиях. А точнее, даже в весьма опасных условиях. Вы помните про те огромные лезвия? А про камнепад? Хорошо еще, если кроме них в пещере не осталось ловушек. Вы отдаете себе отчет, как может сказаться на вашей судьбе даже одна выпитая рюмка? Не вовремя выпитая… Вечером, за ужином, я сам предложу вам, и это будет весьма кстати.
— Понятно, — вздохнул Игнат, возвращаясь в палатку.
— Интересно, что же все-таки в том сундуке? — сказал Гилязов, когда все участники экспедиции, наконец, расселись вокруг стола, а Арина принялась раскладывать кашу по мискам.
— Не в сундуке, а в этом, как его… в ковчеге, — поправил Купоросов.
— Ну, один черт: в сундуке, в ковчеге! — махнул рукой Бородин.
— Будем надеяться, что его содержимое нас не разочарует, — сказал Бершинский.
— Представляете, а вдруг там драгоценностей на много-много миллионов? — мечтательно высказалась Арина. — Я, конечно, понимаю, что наш профессор большую часть потребует передать в музей, но, Альберт Родионович, хоть немножечко мы же сможем оставить себе?
— Вы уже знаете мое отношение к подобным вещам, — вздохнул Бершинский. — Да, я всегда все передаю в музей. Но, в виде исключения, я готов позволить своим компаньонам оставить себе немного из того, что удастся найти в этой экспедиции, которая обещает быть особенно успешной, во всяком случае, я в это верю. Кроме того, каждый из вас, безусловно, заслуживает определенного вознаграждения. Поэтому, я думаю, процентов десять от найденного можно будет поделить между вами.
— Десять процентов? — поморщился Пучков.
— Тёма, не будь жадиной! — толкнул его в бок профессор.
— А это сколько в деньгах? — полюбопытствовал Бородин, переводя разговор в практическую плоскость.
— Затрудняюсь вам ответить, Игнат, — сказал Бершинский, — до того, как мы, наконец, сможем заглянуть в ковчег.
— Ну, хотя бы приблизительно?
— Полагаю, что не меньше миллиона.
— Рублей? — спросила Еникеева.
— Долларов, — ответил Бершинский. — Или даже евро.
— А как максимум? — не унимался Игнат.
— В десятки раз больше. Но предупреждаю вас, дабы не возникало никаких конфликтов, распределять эту, так сказать, премию буду я сам. При этом большая часть достанется Арине, как собственнику карты, благодаря которой мы и нашли ковчег. Затем Игнату — как нашему спонсору. Ну, а потом уж остальным. Себя я из этого списка исключаю. И вообще, давайте-ка, перестанем муссировать эту тему, нечего делить шкуру неубитого медведя!
— Правильно! — согласился Бородин. — Давайте лучше обсудим, кто куда потратит такие деньжищи.
— Опять — двадцать пять! — взмахнул руками Бершинский. — Но это ведь всё из той же серии!
— А если ковчег окажется пуст? — осторожно спросила Арина.
— Да ерунда! — ответил Пучков, вставая и отходя к очагу, на котором уже закипал чайник. — Что мы, зря что ли сюда приехали? Поверьте нам с Альбертом Родионовичем, нас чутье еще ни разу не подводило. Чаю кому-нибудь налить?
— Мне, пожалуйста, — подняла руку Еникеева.
— Момент, — отозвался Артем.
— Да всем уже наливай, — сказал Игнат.
— И все же интересно, — продолжила разговор Арина, — вот вы, Игнат, вроде бы небедный человек. У вас, наверное, все есть. Ну, или почти все. На что вы готовы потратить вашу долю?
— Куплю себе маленький отель где-нибудь в горах и буду там жить.
— Так просто? — удивилась Еникеева.
— А зачем мне сложности? У меня их и так выше крыши было. Да и сейчас еще остаются.
— Но как же ваш бизнес? — спросил профессор.
— Продам к чертовой матери! Надоело! Хочется покоя.
— Любопытно, — покачал головой Бершинский.
— Ну, а вы? — посмотрел на Арину Игнат.
— Я… — Еникеева мечтательно закатила глаза. — Отправлюсь путешествовать. Хочу побывать в самых отдаленных уголках мира.
— Здорово! — согласился Бершинский. — Если у вас это получится, можно только позавидовать.
— А вы не завидуйте, Альберт Родионович. Хотите, я и вас с собой возьму, раз уж вы от своей доли категорически отказываетесь?
— Заманчиво, — улыбнулся профессор. — Я подумаю.
— Ну, а вы, ребята, что скажете? — повернулся Игнат к Прохору с Маратом.
— Я дом в деревне куплю, хозяйство устрою, — пробасил Купоросов. — Буду гусей разводить, скотину всякую.
— Зачем тебе для этого деньги? — рассмеялся Игнат. — По-моему этим и так заниматься можно.
— Деньги нужны, чтобы хозяйство доброе построить: ферму, элеватор. Опять же земли надо много.
— Эка куда тебя понесло! Да ты никак в помещики метишь.
— Хотя бы и в помещики.
— А я открою свой аэроклуб, — заявил Гилязов. — Построю ангары, куплю новые самолеты, приглашу самых лучших инструкторов, и будем мы учить летать всех, кто захочет.
— Любопытно! — усмехнулся Игнат. — А ты уверен, что тебе на это денег хватит? Самолеты — это ведь удовольствие дорогое.
— Пускай не хватит, — отмахнулся Марат. — Хоть помечтаю.