Вдруг Жаров чуть не закричал от неожиданности. Кто-то тяжело положил ему руку на плечо. Он поднял голову. Перед ним стоял смеющийся Пилипенко.
– Все проще гораздо, – сказал он. – Там, за кипарисом, есть удобная тропинка наверх. Гм… – он оглянулся. – Это действительно может значить, что убийца пробрался в грот через окно. И его не было бы видно с поляны.
Он не стал утруждаться, чтобы присесть, а просто провел по краю окна носком ботинка.
– Хоть это и не имеет отношения к нашим делам, – заключил он, – но эту штуковину действительно сложили умышленно. Когда был поострен грот?
– Да лет сто двадцать назад.
– Возможно, это было не просто увеселительное местечко в парке помещика.
Они спустились по тропинке и двинулись краем поляны, медленно, словно выгуливая собаку. Жаров спросил:
– Кинолог работал?
– Конечно, – ответил следователь. – Ярцев с Ральфой. Ральфа взяла след и честно довела до того места, где мы оставили машину.
– Значит, тот человек тоже приехал на машине.
– Какой человек?
– Тот небритый, которого видел таксист. Там крутой поворот, за холм. Машина убийцы могла стоять там, и таксист ее не видел.
– Ты упрямо гнешь свое. Был какой-то прохожий – ну и что? Убийца – сам Калинин, и для другой версии я не вижу никаких доказательств.
– Я докажу, – сказал Жаров. – Пусть убийца – сам муж, но это еще не значит, что он действовал именно потому, что прочитал статью в моей газете. Он действовал так по другим причинам.
– Проклятье Фарфорового грота, – задумчиво сказал Пилипенко.
– Да, – сказал Жаров. – Проклятье Фарфорового грота.
– Знаешь, а ведь оно действительно может существовать.
Жаров вскинул на друга удивленные глаза. Но Пилипенко был далек от того, чтобы шутить. Он вдруг щелкнул пальцами.
– Вот что. Надо немедленно поехать к твоей внештатнице. Мы ничего не знаем об убийстве тридцать девятого года, поскольку довоенные архивы сгорели. Но она ведь от кого-то об этом узнала. Думаю, что узел именно в том источнике информации.
– Ты что же, и сам веришь в проклятье?
– Ни секунды. Но я верю в то, что преступление может быть протяженным во времени.
Спустившись со склона, Пилипенко не торопился к своему бело-синему «жигуленку». Он оставил Жарова у закрытой машины, а сам обогнул поворот и присел на обочине. Жаров вышел на середину улицы. Действительно, здесь был крутой поворот, огибающий холм, где высились кусты метельника, и вторую машину ни Калинин, ни таксист могли бы и не заметить.
– Так и есть, – сказал следователь. – Тут недавно стояла какая-то техника, и у нее подтекает масло. Это может ровным счетом ничего не значить, как и тот человек на выходе из парка. Но, на всякий случай…
Он вытащил брелок и нажал на кнопку, покачивая брелком на вытянутой руке, будто неким оружием. «Жигуленок» заморгал огоньками. Жаров понял, что от него требуется. Не говоря ни слова, он открыл дверь милицейской машины, достал из бардачка маленькую пластмассовую коробочку и бросил ее другу в руки. Пилипенко вытащил из коробочки пробирку и набрал немного промасленной земли.
Они промчались мимо винзавода и вылетели на трассу, где двигался довольно плотный поток дальнобойщиков. Пилипенко включил мигалку, и машина быстро долетела до поворота на Поляну сказок.
У резных ворот музея было неожиданно людно: по периметру автостоянки растянулись лоточники с сувенирами, толпа туристов вывалила из экскурсионного автобуса. Этот странный музей не имел никакого отношения к Крыму и мог находиться в любой другой области мира, как, скажем, Диснейленд. Экспонатами служили скульптуры сказочных героев, а также их причудливые жилища, вроде избушки на курьих ножках.
Жаров хорошо помнил свое первое впечатление, когда их водили сюда в культпоход от школы – живая, волшебная страна, солнечные зайчики перепрыгивают с фигурки на фигурку, одни кажутся смешными, другие – страшными, загадочно поблескивают на коричневых лицах глаза…
После той экскурсии Витька каждое воскресенье теребил родителей: он снова хотел на эту поляну, и вот они вняли его мольбам, и всей семьей поехали, а дорога туда казалась дальней – автобус ходит редко, а потом еще идти в гору пешком. Второй культпоход просто потряс мальчика: ничего такого не было, ничьи глаза ему не подмигивали, дерево было деревом, камень – камнем, а медь – медью. И позже, когда он как-то привел сюда одну из своих несбывшихся невест, все это снова было мертвым, будто бы кто-то огромный высосал из статуй их души, бросив их тут стоять, словно памятники – казалось, что незримая дверь в волшебную страну захлопнулась навсегда. Но сегодня почему-то опять вернулось детское впечатление – вновь подмигивает ему Кот ученый, и катится навстречу Колобок… Может быть, все дело в его собственной влюбленности?
Тамару они нашли подле статуи Василисы Прекрасной, которая в детстве внушала Витьке Жарову ужас: каменная девушка в колокольном платье цвета милиционера раскинула руки, будто собираясь схватить тебя и засунуть в свой широкий рукав. Тамара с искренним увлечением рассказывала что-то группе детей, образно рисуя ладонями симметричные фигуры. Она была высокой, стройной и гибкой, ее длинные руки плавно извивались, словно у балерины. Она заметила и узнала Жарова, он увидел, как блеснули в его сторону ее светлые глаза, а ладонь замерла в предупреждающем жесте: дескать, подождите, дайте закончить экскурсию.
В ожидании друзья прошлись по музею, осматривая лица сказочных изваяний, солнечные лучи высвечивали щеки, стеклянные глаза бросали зайчики: наверное, солнце, в разных своих положениях, служило замыслу художников как необходимый изобразительный элемент.
Жаров вспомнил лучи в Фарфоровом гроте, и какая-то мысль вспыхнула в его сознании, какая-то догадка, но он не успел ухватить ее, потому что Тамара дернула его за рукав.
Она проводила их в административное здание, усадила в комнате экскурсоводов и включила чайник. Пилипенко расчистил себе плацдарм для чаепития, бесцеремонно отложив какие-то компьютерные распечатки. Он смотрел на женщину с тем же выражением, как недавно, в редакции, на самого Жарова. Столь же ласково и тихо следователь начал разговор:
– Я прочитал вашу статью. Как криминалисту она показалась мне весьма любопытной.
– Вы надо мной издеваетесь, наверно, – ответила Тамара, разливая чай. – Это же мистика, и она не имеет отношения к реальности.
– Конечно, ничуть не имеет, – елейным голосом подтвердил Пилипенко, и Жаров стал опасаться, что сейчас он также взорвется, как час назад в редакции, и швырнет в невинную голубоглазую Тамару фарфоровой чашкой.
Женщина меж тем и вправду ни о чем не догадывалась, поглядывая на гостей своими огромными глазами.
– Мистика, фантастика, сказка… – мечтательно произнесла она. – Кто-то верит в этот мир, кто-то нет.
– Охотно с вами соглашусь. Есть такие, которые очень даже верят.
Жаров заметил, что у его друга уже пульсирует жилка на виске… Медлить было нельзя, и он поспешил вмешаться:
– Мне тоже нравится ваш материал, я с нетерпением жду от вас новых работ.
– Конечно! – воскликнул Пилипенко с притворным восхищением. – Все мы так и ждем мистики, непознанного… А скажите мне, пожалуйста, как вам удалось найти этот материал? Я имею в виду, события тридцать девятого года. В библиотеке за этот период пробел.
– О, это совсем просто! – сказала Тамара. – В городе полно старожилов. Одна пожилая женщина, она раньше работала здесь экскурсоводом, и рассказала мне эту историю.
– Старушка, небось, много таких историй знает, – зловещим шепотом произнес Пилипенко.
Жаров подумал, что теперь его гнев переключится на ни в чем не повинную пенсионерку.
– Да, славная женщина… – рассеянно заметила Тамара, похоже, недоумевая, почему ее собеседник взял такой тон.
– Наверное, она работала здесь, когда мы с классом ходили на Поляну сказок в культпоход, – встрял Жаров.
– Наверное. Такая маленькая, седая. Алена Ивановна.
– У вас есть ее телефон? – спросил Пилипенко.
– Разумеется.
Пилипенко снял трубку с аппарата, стоящего на столе, и набрал продиктованный номер.
– Это из газеты «Крымский криминальный курьер», знаете такую?
Жаров удивленно глянул на следователя, тот невозмутимо продолжал:
– Алена Ивановна, нам надо с вами поговорить. На историческую тему. Как ваше здоровье? Сможете принять нашего сотрудника? Он к вам зайдет сегодня…
Пилипенко посмотрел на Жарова. Тот кивнул. Пилипенко вдруг передумал, потер лоб.
– Или нет, Алена Ивановна, лучше завтра с утра, – он положил трубку и глянул на Жарова. – Сегодня ты пойдешь со мной, а это дело надолго.
Когда они прощались на пороге кабинета, Жаров тщетно попытался поймать взгляд Тамары… Ему стало грустно. Если бы он нравился этой женщине, то она бы чаще смотрела на него.
Пилипенко не ошибся: позвонив в управление, он узнал, что санкция на обыск уже получена, и бригада ждет выезда на объект. Семья Калининых проживала в Массандре. По Симферопольской трассе туда было километров восемь, Пилипенко снова включил мигалку, и вскоре они были на месте. Бригада оперативников подъехала к высотке на пять минут позже: внизу, в городе, была пробка.
Одним понятым был назначен Жаров, другим – сосед, которого поймали за перекуром на лестничной клетке. Это был крупный пятидесятилетний мужик с татуировками моряка, источающий аромат свежего пива. Войдя в квартиру Калининых, он удивленно крякнул. Увиденное в квартире сильно поколебало уверенность Жарова в том, что ему удастся сохранить газету.
– Совсем повернулся парень, – вздохнул громила-сосед.
Жилище Калининых напоминало лавку колдуна. Всюду были расставлены оплывшие свечи, несколько старинных книг на столе были посвящены магии, мистике и прочему. На стене висел астрологический календарь. Это был настоящий антиквариат, напечатанный где-то в начале прошлого века и вставленный в рамку со стеклом. Композицию завершал хрустальный шар на подоконнике, хранивший в своей глубине острый солнечный блик.