о-ё-ёй сколько топать!
Он растащил собак по местам и скомандовал:
- Кса! Вперед, звери!
Но собаки не пошли. Поджав хвосты, они оглядывались на Кирилла, скулили, а некоторые легли. Один Ытхан, которому команда, видимо, напомнила о его ответственности, рванулся вперед.
- Дела! - сказал Кирилл. - Похоже, барбосы не на шутку перетрусили.
Он поглядел на небо. Призраки по-прежнему находились там и не думали убираться.
И тут Кириллу пришла в голову дикая мысль.
- Минуточку, - пробормотал он, подбегая к нартам и доставая из-под мешков винтовку. - Посмотрим, как они на это прореагируют.
Он передернул затвор и, прицелившись в тех, на небе, выстрелил. Трескучий звук, отдаваясь звонким эхом от скал, сотрясая воздух, покатился над островом. Эффект превзошел все ожидания: Кирилл ясно увидел, как фантомы, словно живые, дернулись и стали медленно терять очертания.
- Ага, - сказал Кирилл, - не понравилось!..
Уже не целясь, он раз за разом стал нажимать на спусковой крючок, и пули, как когда-то стрелы Тынгея, находили свои жертвы, одного за другим сбрасывая Псов в гудевший под ними Провал. Когда кончилась обойма и грохот смолк, там, где только что был мираж, остались лишь медленно колыхавшиеся, иссеченные пулями облака.
Кирилл опустил винтовку. Возбуждение улеглось, и он вдруг почувствовал усталость и что-то похожее на раскаяние. Это было смешно, но ему казалось, что он расстрелял живых псов. Он спрятал винтовку подальше от глаз и молча погнал собак на вершину тягуна.
9
Третий день ждали самолета. Третий день Женька с утра подгонял нарты, Побережный и Кирилл садились в них, и они ехали к посадочной площадке. Она находилась наверху, в сопках, и представляла собой узкую, приглаженную бульдозерами полоску земли, один конец которой нависал над морем, а другой, как ручей в песках, терялся в болотистой низине, начинавшейся сразу за будкой. Самолетам, прилетавшим на остров, приходилось очень точно рассчитывать пробег, иначе можно было и «посыпаться», как выражались летчики.
Здесь они подолгу сидели в тесной будке с громким названием «аэровокзал», от нечего делать курили, прислушивались, не идет ли самолет, и смотрели, как Гена-радист, он же механик, кассир и начальник «аэропорта», терзает радиостанцию.
Но самолет не прилетал. То не было погоды в Петропавловске, то Гена отказывал в приеме.
Побережный сердился и ругал Гену.
Утром, когда ехали, Побережный сказал:
- Сегодня уж точно прилетит. Погодка как по заказу.
Погода и в самом деле была что надо: ни ветра, ни облаков, чистое голубое небо, на которое непривычно было смотреть.
- Летит! - встретил их Гена. - Полчаса уже в воздухе!
Время еще было, и они без суеты покурили и только после этого вышли на улицу.
«Аэровокзал» располагался в конце полосы, у низины, самолеты обычно подруливали сюда. Потом им оставалось только развернуться - и разгоняйся, пока не начнут действовать всякие там подъемные силы. Здесь же стоял бульдозер, на котором все тот же Гена расчищал свои владения от заносов, и валялись бочки с горючим.
Самолет показался минут через двадцать, зеленый грузовой Ли-2. Как и положено, он сделал над посадочной площадкой круг и стал снижаться. Он так долго шел над полосой, что Кирилл подумал: промажет. Но все прошло как по писаному: взвихрив снег, самолет коснулся полосы, подпрыгнул и скрылся в облаке снежной пыли. Когда оно рассеялось, Ли-2 уже был на земле и, медленно вращая винтами, рулил к «аэровокзалу».
Винты крутнулись в последний раз, и самолет остановился. Из дверцы высунулась стремянка, по которой неторопливо слез пожилой летчик в унтах и кожаной куртке.
- Привет папанинцам! - крикнул он.
- Ба, никак Малахов прилетел! - сказал Побережный. - А говорили, что он грохнулся!
Побережный, как танк, двинулся навстречу летчику.
- Саня, друг бриллиантовый! Жив?
- Живой, Гриша! Что нам сделается!
- А мне в Питере бухнули, что ты…
- Слухи, Гриша, слухи, - весело блестя глазами, сказал Малахов. - Невежественные люди распускают. Ну было дело, было… Обошлось. На брюхо сел. А ты-то как? Сто лет не виделись.
- Да мне что, по земле хожу… Чем торгуешь нынче?
- Витаминами! Полста ящиков приволок, апельсины-мандарины всякие. Возьмешь ящичек? Пока рыбкооп там чухается.
- Сейчас подъедут, - сказал Побережный, будто не слыша, что ему говорят. - Семен тоже тут, как сыч, три дня сидел. Почты много?
- Второй знает, я не был, когда загружались. Петров! Сколько у нас почты? Гриша вот интересуется.
- Триста кг, - сказал второй пилот. Он стоял на верхней ступеньке стремянки и со скучающим видом обозревал лежащий перед ним ландшафт. - Триста кг, - повторил он. - И как только люди успевают? Тут пульку расписать некогда, а они три центнера настрочили. С ума сойти!
- А ты не сходи, - сказал Побережный, - ты лучше мешки нам давай. Полезай, Кирилл.
Они уже разгрузились, когда снизу донесся лай и на гребне показались вторые нарты.
- А вот и Сеня, - сказал Побережный, - тут как тут.
- Плакал твой ящик, - сказал летчик в куртке. - Говорил, бери сразу.
- Никуда не денется, - успокоил его Побережный. - Сеня мне сам его привезет, с доставкой на дом.
- Ну гляди, тебе виднее. Сам так сам. Значит, поехал?
- Покатил. Пока погода. В нашем деле, как и в вашем, погода - все.
- Неужто сразу допрете?
- А то как? Под горку оно ничего, потихоньку-полегоньку. Подсобим, где надо. Трое лбов, хлеб не задарма едим.
- Ну-ну, - уважительно сказал летчик.
- Сегодня - на Почтарево, - сказал Побережный, когда они рассортировали мешки. - Пока погода. А то начнется рыданье. Где Женька?
- К собакам ушел.
- Ладно, полчасика отдохните и трогайтесь. А я пока бумаги оформлю.
У Кирилла тоже было дело, нужно было приготовить кое-что на дорогу. Он принес из коридора пустой ящик из-под масла, разломал его и быстренько наладил печь. Сухие, промасленные доски горели, как порох, и через пять минут плита накалилась. Вскипятив воду, Кирилл остудил ее, добавил клюквенного экстракта и сахара. Получился отличный морс, который в поездках был просто необходим. Он лучше всякого пива утолял жажду и восстанавливал силы, как живая вода. «Неплохо бы, конечно, прихватить парочку апельсинов, - подумал Кирилл, - да разве с шефом сваришь кашу? Предлагали ящик - так нет, отказался. Сеня сам привезет! Держи карман шире, разбежится твой Сеня!»
Вошел озабоченный Женька.
- Ты чего? - спросил Побережный.
- Ытхан совсем расхромался, шеф. Все лапы посек до крови. Наст-то не держит как следует, а Ытхан все время впереди.
- А я сколько раз говорил. - сшей бахилы. Возьми брезент и сшей. Тебе ж хоть кол на голове теши.
Женька презрительно скривился.
- Ытхан не какой-нибудь карликовый пинчер, шеф. Знаете, по Москве старушки водят, в лапотках? Думаете, я не пробовал? А Ытхан те бахилы - зубами. Это только у Джека Лондона собаки сами просили обуть их.
- Тогда замени - и дело с концом. У тебя что, собак мало?
- Нечувствительный вы человек, шеф. Я вам про попа, а вы мне про попову дочку. Конечно, заменю!
- Возьми вот квитанцию. Да заставь Парамонова расписаться как следует. А то поставит закорючку, разбирайся потом. Ну, готовы?
- Айн момент, шеф, - сказал Женька. Он уселся у печки и стал переобуваться.
Побережный смотрел на него с нетерпением.
- Шеф, - сказал Женька, - надо бы нам устроить большой выходной. А, шеф? Страна давно перешла на пятидневку, а мы все по старинке вкалываем. А у меня собаки. Они морально износились, шеф.
- У тебя язык не износился?
- Я серьезно. Собаки окончательно озверели. Подтверди, старик.
Побережный досадливо отмахнулся.
- Нужны мне его подтверждения, как рыбе зонтик! Ты мне уже всю плешь проел с этим износом, парень! Целое лето баклуши бьешь со своими собаками, и все износ, износ!
- Конечно, - сказал Женька - за меня дядя работает. Вам не стыдно, шеф? - Он встал, притопнул унтами. - Подарили бы лучше портянки, чем обижать. Сотрудников иногда нужно премировать.
- У меня не склад, - сказал Побережный. - Я тебе уже давал одни. Куда ты их дел?
- Вспомнили! Это было давно и неправда, шеф. А потом, они были б/у, ваши портянки, и я стал мыть ими полы.
- Вот и мой. Мой на здоровье.
- Значит, не дадите?
- Тьфу! - плюнул Побережный. - Ну что ты пристал, как банный лист! Нету у меня портянок! Хошь, вон носки бери. Вигоневые.
Женька засмеялся.
- Я знал, шеф, что у вас добрая душа. Так и быть: вернемся - подарю вам одну маленькую штучку. - Женька сделал таинственное лицо.
- Какую еще штучку? - насторожился Побережный. - Не надо мне никаких штучек. Мне твои штучки надоели.
- Шеф никак не может забыть галифе, - сказал Женька.
- Никакие не галифе, - стал оправдываться Побережный горячее, чем следовало. - А что галифе? Если хочешь, такие же брюки.
- Не бойтесь, шеф, на этот раз это будет нечто другое. Ты скоро, старик?
- А я и не боюсь, чего мне бояться, - пробормотал Побережный. Когда речь заходила о галифе, он чувствовал себя не очень уверенно.
Кирилл закинул за плечи рюкзак с припасами.
- Пошли, - сказал он.
Как всегда, увидев хозяев во всеоружии, собаки заволновались, запрыгали, затявкали от нетерпенья.
- Придется Куцего вместо Ытхана поставить, старик. Он у него дублер.
- Сумасшедший этот Куцый. Ему орешь, орешь, а он глаза вылупит и знай себе прет.
- Заполошный, это точно. Зато вожак. Любого на место поставит. Кроме Ытхана, конечно.
- Да о чем говорить! Куцего так Куцего, какая разница?
- Не скажи! Ты поставь попробуй хотя бы Варнака. Он из тебя душу вынет. И собак взбаламутит. Им нужно, чтобы впереди был вожак, а Варнак в этом смысле ни рыба ни мясо. Он в середине - на месте.
Женька, наверное, долго бы еще разглагольствовал на любимую тему, но тут из дома вышел Побережный.