Легенда о Граале — страница 21 из 68

ляется конкретному человеку определенного возраста и с определенными атрибутами. Герои, которые были выведены в горы, как Барбаросс или король Артур, также являются жителями гор сокровищ. Типичные мотивы царства мертвых также могут быть обнаружены в легендах о горах сокровищ, они первоначально были обиталищем мертвых. Вера в сокровища, должно быть, уходит корнями в традицию захоронения с дарами, а самыми ранними легендами о сокровищах, возможно, были истории об ограбленных могилах. Мы также рассматриваем Грааль как сокровище такого рода. К примеру, он проявляется только в определенное время, и только один человек может его найти. Есть уверенность в том, что этой глубоко укоренившейся концепции скрытого сокровища способствовал тот факт, что призывы к освобождению Гроба Господня пробудили такой громкий отголосок. Не без оснований эти идеи являются заветными детьми воображения. Они глубоко укоренились и не должны быть отброшены, как простые инфантильные фантазии об исполнении желаний. Инстинкт искателя сокровищ не направлен исключительно на конкретные объекты, как известно, есть сокровища иного рода, поэтому любой может их себе представить в самом различном виде. Идея быть мертвым или в могиле, как психическое состояние, иногда отражается в философских взглядах. В диалоге «Горгий», например, Платон говорит Сократу: «Ну, жизнь, в той форме, в которой вы её описали, выглядит довольно странно. Я бы не удивился, знаете ли, если бы Еврипид оказался прав, сказав: „Кто знает, не является ли смерть жизнью, а жизнь смертью?“ И, возможно, мы на самом деле мертвы, ибо я слышал однажды, как один из наших мудрецов сказал, что сейчас мы мертвы, и что наше тело есть могила». То же имеется в виду в изречении Гераклита: «Мы проживаем смерть бессмертных, они проживают наши жизни». Очень похожа христианская доктрина, рассматривающая тело как тюрьму. Эта идея была проработана с необыкновенной тщательностью в тех системах гностической доктрины, в которых говорится о происхождении души в физическом мире, и о лишении там её свободы, и прежде всего в учении Мани с зороастрийским влиянием. Согласно Мани, считавшему, что противоположные царства света и тьмы рождены из вечности, весь материальный мир, вместе со всем, что в нем существует, является могилой для элемента света, который исчез либо был заключен внутри него. Суть искупления заключается в освобождении элемента света из тьмы материи и в его воссоединении с царством света. Часто уделялось внимание тому факту, что эти гностические идеи могут быть связаны с историями о Граале через катаров и альбигойцев. Идея спрятанного сокровища находит свое наиболее отдаленное и отдельное развитие в алхимии. Это развитие исходит из того, что нечто драгоценное, то есть Дух, скрыто или зажато в веществе, в prima materia или Mis, и что работа «Королевского Искусства» заключается в его освобождении или преобразовании. Следовательно, согласно алхимической точке зрения, быть мертвым и похороненным — то есть находиться в непостижимом состоянии существования — рассматривается как основное условие и отправная точка для делания (opus), в отличие от общего мнения, что смерть и погребение наступают в конце жизненного цикла. Из этого можно сделать вывод, что жизнь, функционирующая в делании, или через Грааль, отличается от видимого, физического существования, как пустая могила Христа обозначала наступление новой формы жизни в различных условиях. Однако, это различие, как видно, не относится к существованию после смерти, но к той форме жизни, которая могла бы существовать уже в этой жизни, хотя и на другом уровне.

Вполне естественно предположить, что все захороненные или скрытые вещи относятся к чему-то бессознательному, и их нужно только выкопать или обнаружить, как сокровища, поднятые на свет божий. Однако, концепция пустой могилы, похоже, указывает дальше. Возможно, речь идёт о чём-то настолько скрытом и невидимом, что оно словно никогда и не существовало, о том, что не просто должно быть обнаружено, но до некоторой степени в первую очередь начать существовать. И это будет другая жизнь, упомянутая выше, не природная, связанная с природой жизни тела, а внутренняя жизнь человека, преодолевшая природу и охватывающая личность, которую Юнг назвал Самость. Во снах и фантазиях современного человека это скрытое, нечто невидимое, иногда выглядит как значимая и нуминозная пустота, вакуум. Есть одна картина, где изображена яйцевидная пустота, из которой изливаются лучи, формируя центр мира или мандалу с пустым центром. Слова Мейстера Экхарта прекрасно говорят о том, что выражает эта картина: «Все должно быть потеряно, душа должна существовать в беспрепятственном ничто», или: «Всякий, кто придет к Богу, должен прийти как ничто». Или, выражаясь восточными образами: «В пурпурном зале нефритового города обитает Бог Полной Пустоты и Жизни». Конфуцианцы называют это «центром вакуума». Поэтому ничто, пустота является неизбежным условием для появления Самости. Самость не существует с самого начала в постижимой форме, но проявляет себя только через внешнее и внутреннее осознание жизни, прошедшей до конца. По этой причине Юнг сравнил его с кристаллической решеткой, потенциально присутствующей в растворе, но появляющейся лишь в процессе кристаллизации, хотя не обязательно, чтобы кристаллизация имела место быть. Поэтому Самость, не являясь полной, всё же присутствует в нас, как потенция, которая может проявиться только в ходе конкретного процесса. Конечно, Самость не всегда реализуется через раскрытие естественных биологических процессов жизни. Часто многие жизни проходят без её проявления.

Тогда каким образом и с помощью каких средств Самость может проявиться? Она воспринимается до той степени, в которой она жила в опыте повседневной жизни. Нельзя считать, однако, что Самость достигнута ни когда она появляется в символической форме во снах и внутренних образах, ни когда сознание обретает особую степень ясности, ни когда психологические функции достигли высокой степени дифференциации. Сознание, несомненно, важно, и при правильном использовании служит неоценимым средством для реализации Самости, но само по себе сознание не является определяющим фактором.

Оно не так уж сильно зависит от знаний и способностей или от определенной степени интеллекта, но в большей степени от того, как применяются эти качества, и, прежде всего, от психического отношения, которое проявляет человек, сталкиваясь с жизненными различными обстоятельствами и судьбой. Как нити ткани вплетены в узор, так и Самость, как живая одежда божественности, соткана из множества решений и кризисных ситуаций, которые сами по себе, возможно, незначительны, но под влиянием которых мы находимся в течении нашей жизни. Такие ситуации случаются на всех уровнях жизни и разума и в любой среде. Приведут ли они к проявлению Самости, зависит только от нас. Многие из нас наблюдали, что дети, даже очень маленькие дети, сталкиваясь с определёнными трудностями, относятся к ним так, что многие взрослые могут только позавидовать. То «нечто», отсутствие которого мы переживаем как бездушие — это «некто», кто занял позицию, кто является ответственным и кто предан идее. Там, где это высшее, ответственное эго отсутствует, не может быть Самости. Однако Этос (нравственный облик) и Самость взаимозависимы. По этой же причине позиция «вне добра и зла», та, что высоко ценится во многих кругах в наше время, и особенно после Ницше, является лучшим способом предотвращения появления Самости.

Из вышеизложенного мы можем увидеть, что притяжение может исходить из чего-то пустого. Оно стремится к завершению, как невидимая форма, которая требует принятия вещества; индивидуум отдает себе отчет в существовании этого призыва, и роста этого притяжения, но не зная, что же взывает к нему. Влияние, исходящее из скрытого Грааля, может быть приравнено к такому вызову.

Еще одной характеристикой Грааля является то, что он отличает хороших людей от грешников, это его воздействие воспринимается только ими самими. Сосуд, обладающий аналогичными дискриминационными функциями, появляется и в кельтской мифологии. Манавиддан (Manawyddan), сын Лира, божества моря, владел помимо других ценных вещей чашей, которая разбивалась каждый раз, когда кто-то лгал. Те же мотивы можно найти в старой ирландской сказке «Сосуд Бадурна» (из ирландских Ордалий): «Бадурн — это имя короля. Однажды его жена отправились к колодцу, и там увидела двух женщин, вышедших из волшебных холмов и несущих бронзовые цепи между собой. Когда они увидели женщину, идущую им навстречу, они исчезли в колодце. Она последовала за ними в колодец и, попав в их дом, увидела прекрасный метод испытания. Это был кристальный сосуд или чашка, которая обладала особенностью разделяться на три части в руке, когда кто-то говорил три ложных слова, и снова объединяться, когда произносились три слова правды. Жена Бадурна выпросила этот сосуд, который Бадурн затем сохранил, чтобы отличать истину от лжи».

Через распад сосуд указывал на то, что была сказана ложь, а через объединение он свидетельствовал о правде, как бы демонстрируя, каким образом на человеческую душу влияют слова. Тот, кто лжёт — обманывает себя и распадается, а тот, кто говорит правду, «лечит» свою душу и делает ее целостной. Здесь есть искушение думать, что сосуд, наполненный Novs (понимание и сознание), о коем упоминается в Corpus Hermeticum, как Гермес учил своего ученика Тота, был послан с небес на землю для того, что люди, погружаясь в него, могли бы понять цель, для которой они были созданы. Сосуд такого рода также сыграл свою роль в тайных Гностических празднествах поздней античности. В исследовании Ганса Лизеганга (Hans Leisegang) «Тайна Змея» приводится иллюстрация чаши, которая, как оказалось, возникла в орфическом сообществе. На ней шестнадцать обнажённых мужчин и женщин в поклонении и благоговении стоят вокруг свёрнутого в кольцо крылатого змея, символа Спасителя и Сына Божия в орфическом гнозисе. Змей ведёт их к развитию сознания. Текст Perates говорит: «Теперь никто не может быть спасён и вновь подняться без Сына, кто есть змей. Ибо он тот, кто привнес сверху вниз отцовские образы, и именно он снова поднимет тех, кто пробудился ото сна, и вновь обрели качества Отца». Через эту чашу путём инициаций поклонялись змее-логосу. По мнению гностических наассенов, другой сосуд, известный как чаша Анакреона, служил связующим звеном аналогичного гнозиса (знания) о Боге. Эта секта считала, что существовало изначально некое андрогинное существо, которое должно было освободиться из материи. Греки называли его «небесным рогом луны», а в состоянии экстаза говорили так: