Глава 17Вопрос о Троице
Символическое значение Грааля как сосуда, в котором содержалась кровь Христова, уже обсуждалось, но нам нужно рассмотреть более близко троичный божественный образ, который так подчеркнуто возникает в версии де Борона. Христос не только вручает Иосифу Грааль во имя Троицы, но он также особо подчеркивает, что этот сосуд содержит кровь Трех Ипостасей одного Божества. По этой причине должны быть также и три последовательных хранителя Грааля, и каждый из них будет соответствовать одной из Трех Ипостасей Троицы. У Оригена уже были некоторые предчувствия о внутреннем содержании (olkovofiia) Троицы, и он распределил три мира между тремя ее ипостасями. Бог-Отец, как самый великий, включает в себя существование всего сущего, ибо все содержится в нем. Действия Сына, в свою очередь, распространяются на духовного (разумного) человека, а Святой Дух воздействует лишь на святых[199]. Следовательно, власть Отца наивысшая, но с другой стороны, ценность Святого Духа наивысшая. Хотя в этом представлении области воздействия Троицы различаются, в истории Грааля различается, или открывается, воздействие во времени: поскольку в историческом времени три хранителя Грааля поставлены в соответствие Трем Ипостасям Троицы, то Троица, описанная как индивидуум, т. е. нераздельная, разделена на представителей, который следуют друг за другом в хронологическом порядке. Это прямо ведет к ранее упомянутым идеям Иоахима Флорского, в то время уже широко распространенным, согласно которым будут существовать три царства: царство Ветхого Завета соответствует Отцу, царство Христианства — Сыну, а затем будет следовать царство Святого Духа. То, что Иоахим не был чужд духовно заинтересованным кругам своего времени, является подтвержденным фактом; так же, как эти круги были сведущи в идеях катаров[200], мысль Иоахима возникает из концепции — уже существовавшей в иудаизме, возможно, даже восходящей к парсеизму — о царстве, которое установит на земле Мессия в конце времен. Согласно концепции от Иоанна, это время, в течение которого Сатана будет связан, будет продолжаться тысячу лет. После его истечения последует освобождение Сатаны, последняя великая битва народов, окончательная победа и Страшный Суд (Откровение, глава 20). Опираясь на Матфея 16:28: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем», — первые христиане уже ожидали второе пришествие Мессии. Когда этого не произошло, то стали верить, что это событие, или, иначе, конец света, произойдет в 1000 году. Неясно, было ли более ожидаемо пришествие Христа или пришествие Антихриста. Во всех событиях это время было в основном озабочено последним, как показывают многие литературные свидетельства. Так, уже в середине X века, аббат Адсон из Мутье-ан-Дер написал Epistolaad Gerbergamreginam, de ortu et tempore Antichristi (Письмо к королеве Герберге о происхождении и времени Антихриста)[201]. В начале XI века Гонорий из Отэна писал на ту же тему[202], а во времена Робера де Борона было множество французских поэм, в которых говорилось о том же[203].
В нашей истории, ожидания Антихриста связаны со вторым пришествием Христа[204] таким образом, что герой Грааля, как tierzhom является представителем Святого Духа, в то время, как Мерлин, как мы увидим далее, представляет, по крайней мере до некоторой степени, Антихриста.
Такое впечатление, что де Борон в самом деле ловил все идеи, носившиеся в воздухе в то время, не имея глубины мысли, чтобы объединить их. Как тяжело это было в то время, также очевидно из введения в Историю Ланселота и Грааля, где говорится следующее[205]:
В канун Страстной пятницы 717 года, после Службы о Страстях Христовых, писатель лежал в своей хижине в одном из самых диких районов Британии (Белой Британии), терзаемый сомнениями о Троице. Затем ему явился Христос и дал ему маленькую книжечку, не больше его ладони, которая должна была разрешить все его сомнения. Он, Христос, написал ее сам, и лишь тот, кто очистился исповедью и постом, может читать ее. На следующее утро писатель открыл книжечку, главы который были надписаны так:
1. Это книга твоего падения.
2. Здесь начало книги о Святом Граале.
3. Здесь начало ужасов.
4. Здесь начало чудес.
В то время как он читал, гремел гром и сверкала молния. Когда он был на мессе Страстной пятницы, ангел вознес его в духе на третье небо, и все сомнения о Святой Троице отпали. Но когда в день Пасхи он захотел прочитать еще из этой маленькой книжечки, она исчезла. Голос сказал, что он должен страдать, и чтобы получить книгу назад, он должен пойти на равнину Уэльс-ког, затем последовать за волшебным животным в Норвегию, и там он найдет то, что ищет. Он повиновался. Животное привело его к отшельнику, затем мимо сосны приключений к рыцарскому замку, и потом, на третий день, к Озеру Королевы и женскому монастырю. После того, как он изгнал дьявола из одержимого отшельника, он нашел книжечку, и, вновь явившись, Христос приказал ему сделать список с нее, что он и сделал. За этим следует Легенда о Святом Граале.
Эта история очень хорошо иллюстрирует огромные психологические трудности, с которыми встречались люди тех дней, пытаясь понять доктрину о Троице. Она в основном передавалась им теоретически, т. е. в книжной форме, и по этой причине вновь терялась ими. Ее нужно было найти еще раз заново, в связи с животным, т. е. миром бессознательного или инстинктов, и возле Озера Королевы и женского монастыря, т. е. в области анимы, личных переживаний и бессознательного. Только лишь интеллекта недостаточно для осознания религиозного понятия, которое имеет центральное значение. Только лишь появившись субъективно из бессознательного, оно может стать для человека переживаемой реальностью, и таким образом может быть понято в более глубоком смысле. Более того, экзорцизм отшельника затрагивает нерешенную проблему зла, к которой мы вернемся позже. Отшельник явно стал одержимым по той же самой причине, а именно, из-за проблемы понимания идеи Троицы. Поскольку смысл последней вновь тонет в бессознательном, было выработана ее греховная персонификация, которая завладела отшельником и от которой он должен был прежде всего быть освобожден.
Хотя в те времена — как и сегодня — доктрина Троицы прежде всего постигается в чисто теологическом аспекте, она также обладает, в той мере, в которой соответствует архетипу, психологическим аспектом, который Юнг показал в «Психологическом подходе к Догмату о Троице»[206], аспектом, которым люди того времени уже были озабочены, хотя и бессознательно. Образ Отца, представленный в Ветхом Завете — это образ творца и создателя всех вещей, который поворачивается к людям, как в доброжелательном, так и в разрушительном аспекте. Человек находится к нему в отношении, подобном сыновнему, которое не размышляет о природе этого неделимого, темного и светлого Бога-Отца и не в состоянии выразить по отношению к нему какую-либо критику. «Здесь человек, мир и Бог формируют целое, единство, не омраченное критицизмом. Это мир Отца и человека в его состоянии детства». «Чувство единства, далеко отстоящее от критических суждений и моральных конфликтов, делает авторитет Отца неослабевающим»[207]. Это также и условие полного единства со всей природой. Однако в эпоху, в которую появляется образ Сына Божьего, условие человеческого сознания также изменяется: от изначального единства отщепляется часть, которая становится его противоположностью или другим, и вот почему в большинстве религий архетипическая фигура Сына Божьего — это образ страдания. Например, он становится жертвой сил тьмы и должен быть освобожден вновь ради спасения мира[208]. Образ Сына всегда встроен в драму искупления, рассказываемую и исполняемую как часть культа. «Жизнь Богочеловека открыла вещи, которые, возможно, не могли быть известны в то время, когда Отец правил как Единый. Поскольку Отец, как исходное единство, не был определенным или определяемым объектом; строго говоря, Он не мог быть ни назван Отцом, ни быть единым. Он стал „Отцом“ лишь воплотившись в Сыне, и сделав так, стал определенным и определяемым. Став отцом и человеком, он раскрыл человеку тайну своей божественности»[209]. В то время как с человеческой точки зрения образ отца соответствует состоянию сознания, подобному детскому, когда безоговорочно принимается готовый образ жизни, в котором есть характеристики закона[210], на следующем этапе, в эру Сына, начинается сознательное рассмотрение ранее принятых вещей и вместе с этим — критицизм, суждения и моральное различение[211]. Состояние Сына — это, соответственно, состояние конфликта[212]. «Выбору возможных путей угрожает столько же возможностей ошибки. „Свобода от закона“ привносит обострение противоположностей, особенно моральных противоположностей. Христос, распятый между двумя разбойниками — это красноречивый символ этого факта. Образцовая жизнь Христа — сама по себе „переход“ и потому вносит вклад в мост, ведущий к третьему этапу, в то время как начальный этап Отца возрождается таким, как был»[213]. Этот третий этап, Царство Святого Духа, соответствует на человеческом уровне отношению, которое, через признание ведущей и просвещающей роли бессознательного, стремится выйти за пределы состояния вовлеченности в конфликт