Обаяние и живучесть мифов и сказок заключается в том, что они изображают основные формы человеческого опыта. Именно по этой причине такие мотивы можно найти во всем мире, не только в результате их распространения, но также и потому, что человеческая психика, которая создаёт их, повсюду одинакова.
В основе своей легенда о Граале той же природы. Однако она отличается от обычных сказок тем, что не анонимна — по крайней мере, не в той форме, в какой она дошла до нас, — но оформлялась отдельными поэтами. Следовательно, эта легенда обладает архетипическими особенностями в вышеупомянутом смысле слова, но она также является продуктом отдельной эпохи и склада ума. Благодаря этому она позволяет нам проникнуть в специфическую ментальность средневековья и прикоснуться к проблемам христианского эона, которые психологически важны для нашего времени.
Глава 2Ранняя история Парсифаля (по Кретьен Де Труа)
История молодого Парсифаля — одна из множества аналогичных историй в мировой сказочной литературе, рассказывающих о дураке. Дурак — обычно младший в семье, глупый брат, при этом именно он неизменно выполняет самое сложное задание либо получает труднодостижимое сокровище. Парсифаль растёт в лесу, как большинство сказочных героев. Лес иллюстрирует сознание ребёнка — растительная и животная жизнь, сумерки, ограниченный горизонт. Ребёнок близок к природе. Это примитивное положение усиливается тем фактом, что Парсифаль растёт без отца и знает только свою мать, которая воспитывает его одна вдали от всего мира. Лес и природа также представляют качества матери как защитницы и кормилицы. Таким образом, первоначальные условия любой жизни, начинающейся в орбите матери, здесь описываются двойным способом. Роль образа матери очень важна. Выбор ею такого отдалённого места для жизни указывает на желание защитить сына от опасностей мира и цивилизации, жертвами которой стали его отец и братья. Но это рациональное объяснение не раскрывает проблемы полностью. То, как акцентирована ситуация, указывает на глобальность проблемы, которую она символизирует. Это наследство, передаваемое каждому рождённому от начала жизни; этот вопрос настолько весом и важен, что каждый человек, независимо от возраста и места, чувствует необходимость найти на него ответ. Следы этих поисков мы находим в мифах и сказках. Важность проблемы в полной мере осознана современной психологией. Психология изучает влияние этой проблемы на человека, этому во многом посвятили свою работу Фрейд, Юнг, их последователи. В своём труде «Символы трансформации» гениальный Юнг даёт глубокий анализ проблемы не только в личностном, но и в трансперсональном аспекте. Многочисленные параллели с мифологией и историей религии, указанные в книге, ясно показывают связь вопроса не просто с персональными ограничениями, но со вселенскими архетипическими структурами и моделями их развития.
Однако мы начнём с личностного аспекта, через призму которого этот вопрос освещается лучше всего. Поведение матери Парсифаля соответствует животному инстинкту охраны гнезда и потомства — она держит сына под своим крылом, охраняя его от опасностей и трудностей, подальше от влияния мира. Ребёнок в раннем возрасте беспомощен и нуждается в защите, это понятно. Но часто бывает, что мать сохраняет эту же модель поведения тогда, когда ребёнок уже не нуждается в охране, и тогда это ему вредит, ибо препятствует его развитию либо искажает его. Особенно в том случае, когда ребёнок и по природе своей робок и боязлив. Тогда для него естественно не рисковать, пытаясь быть самостоятельным, а оставаться в «безопасном» материнском кругу. С этого начинается развитие невротических патологий. Фрейд в таком случае прямо указывает на подавленное стремление к инцесту, центральный формирующий механизм Эдипова комплекса. Это подтверждается появлением образов инцеста в сновидениях. Юнг идёт дальше, и указывает на то, что наряду с наличием нервно-регрессивного влечения к матери имеет место изобилие символического материала, раскрывающего стремление личности к возрождению и трансформации. Тут нам открывается трансперсональное значение образа Матери. Это не столько особая личность, сколько универсальный источник и хранитель жизни. В этом качестве Мать прямо соотносится с Бессознательным как источником психической жизни.
И персональный, и трансперсональный аспекты Матери имеют негативную часть — стремление удерживать ребёнка. В сказках и мифах это выглядит как убийство либо пожирание ребёнка. Вот почему Юнг говорит об Ужасной Пожирающей Матери. В мифологии мы найдём образы разрушающих богинь, например Кали. В сказках — жестокие мачехи, ведьмы. Это выражение аспекта смерти — свойственного материнской природе стремления вернуть обратно в себя своих отпрысков, принимающего в итоге форму их убийства. Это та ситуация, когда бессознательное формирует определённую оппозицию к сознательному, к его развитию. Она может развиться в запугивание сознательного, в его затемнение, и даже привести к его исчезновению. Но архетипические образы присутствуют в психике как структурная формула инстинкта до пробуждения индивидуального сознания. Мир ребёнка главным образом состоит из архетипических форм и образов. Он живёт в сказочном мире. Это становится понятно, когда мы определяем архетип как врождённую модель или форму восприятия и поведения.
Таким образом, можно утверждать, что в психике существуют энтелехии, выполняющие роль моделей для правильного понимания и поведения во внешнем мире. Они служат механизмом оценки и развития любой ситуации. Врождённый внутренний образ через них априори ассоциируется и ассимилируется с реальностью, и проявляется вовне.
Следующий шаг в становлении сознательного — это изучение разницы между внешним, так называемым реальным миром реальных людей и материальных вещей, и миром архетипов, в котором человек был рождён. Мир архетипов излучает сверхъестественное очарование, имеет огромное влияние. Это мир чудес, и он не только скрывает ужасных матерей и других монстров, но, также как кельтская «земля жизни» или рай, является обиталищем блаженства. Необходимость расстаться с этим чудесным миром вызывает яростное сопротивление, поскольку то, что будет получено взамен, далеко не так привлекательно. Волшебство этого мира и есть та причина, по которой состояния детства так глубоко любимы и яростно обороняемы, и почему выход в «жизнь и реальность» так труден. По этой же причине во многих мифах рассказывается о том, что человек был рождён в раю, либо о золотом веке, потерянном и заменённом гораздо худшим миром. Тоску по матери также можно уподобить закону притяжения — нечто бессознательно привлекающее и вечное, обладающее постоянным действием. Поэтому сохранение и развитие сознательного эго соотносится с жизнью мифического героя, ибо это достижение требует сверхчеловеческих сил, подобных тем, что необходимы для победы над ужаснейшим монстром.
Появление сознания — также достижение, требующее определённой энергии. Оно может сохраняться в течении ограниченных периодов, после чего требуется период бессознательного сна, как источник энергии. Появление сознания является сверхъестественным явлением, чем-то вроде чуда, и погружение обратно в естественные условия происходит легко. Бессознательное является изначальным состоянием, его преодоление требует больших усилий. Оно соотносится с природой и с матерью, тянущей своих детей к первоначальному состоянию. Соблазн поддаться этому влечению хорошо известен человечеству, это отражено в фольклоре и сказках о нимфах или эльфах, которые своими волшебными песнями заманивают героя. Эти истории описывают притяжение глубин подсознания. Вот на этих моделях, унаследованных от природы, и в конечном счёте на инерции материи и базируется желание удерживать при себе и обладать ребёнком, будучи проявленной силой на личностном уровне. Примитивность и фундаментальность базы сообщают ему соответствующую силу непреложной необходимости. Это естественное архетипичное поведение, преодолеть которое значит преодолеть природу, а это возможно только через высшее состояние сознания.
Преодолев свою индивидуальность, женщина способна идентифицировать себя с Матерью, при этом её влияние многократно возрастает. Это очень редкая ситуация, как правило приводящая к катастрофе. Можно сказать, что в личности любой матери скрывается архетип Великой Матери, понятый максимально широко. Всё вышесказанное описывает только одну сторону проблемы матери и ребёнка.
Природе свойственна инерция. Сон и смерть, рождение, рост и плодородие — всё это различные проявления единой инерции. Этому же закону подчиняются отношения матери и ребёнка. Сознательной целью матери не является уничтожение своего ребёнка, но его рост и процветание, счастье и успех. И в этом также скрываются опасности. Материнские амбиции могут исказить развитие и жизненный путь ребёнка. Верные отношения рождаются в балансировании между противоположными стремлениями — между удерживанием ребёнка и его стимуляцией. Тогда ребёнок избежит «материнской орбиты» и «детского рая». Его чувства также противоречивы: наряду с влечением к матери ребёнок испытывает желание контакта с миром, обладающим привлекательностью и сулящим возможности. Нет ни одной причины, по которой архетипические образы внутреннего мира не проявились бы во внешнем мире. Проецируясь во внешнем мире, они наполняются силой притяжения.
Итак, обратной стороной архетипа Любящей Матери является Мать Пожирающая, ярко представленная в мифах и сказках, в образах ужасных богинь, например Астарта и Сибель в Малой Азии, Иштар в эпосе о Гильгамеше, ирландская Скатах (богиня войны), по сей день почитаемая в Индии богиня Кали. Такие образы существуют в большинстве мифологических систем, эта повсеместность указывает на универсальность концепции. Главное действие героя всегда одно — победа над монстром, в котором персонифицирован негативный аспект матери. Мардук должен победить водного дракона по имени Тиамат. В сказке про Гензель и Гретель опасность исходит от ведьмы, пожирающей детей, и её сжигают в печи. Становится ясно, что «преодоление матери» является необходимым шагом на пути становления сознательного, при этом мать олицетворяет негативное подавляющее бессознательное.