[345]. Здесь утверждается, что Мерлин — таинственный инициатор поисков Персеваля; он заряжен задачей героя, именно потому, что он представляет Самость, внутреннюю целостность, которой Персеваль достигнет через поиск Грааля. Таким образом, Мерлин и есть тайна Грааля. Серп, который он несет на своей шее, более или менее сравнивает его с Сатурном, роль которого мы уже обсуждали.
В других версиях он появляется как старый отшельник[346], иногда одетый в белое[347], цвет духов у кельтов[348], иногда — как дровосек в лесу, или, в облике ombre (тени) он встречает героя на его пути. Здесь стоит еще раз рассмотреть роль Мерлина у продолжателей Кретьена[349]. У них появляется не сам Мерлин, но женщина верхом на муле, которая помогает Персевалю с помощью совета и волшебного кольца. Позднее оказывается, что она — дочь Мерлина, и когда Персеваль привязывает своего коня к колонне у горы Дулуру, она говорит, что эту колонну воздвиг ее отец. Здесь невидимый Мерлин косвенно помогает Персевалю через образ анимы. В этой версии дело обстоит так, словно символ Самости не персонифицирован независимо позади анимы, но лишь влияет на свою цель из места своего укрытия «за кулисами». С другой стороны, у де Борона, как и у его продолжателя, который намного серьезнее обсуждает христианскую проблему противоположностей, образ существа, которое излечивает противоположности, неожиданно появляется в картине и даже становится в его работе доминирующим образом. Однако кажется, что возможно найти еще один след Мерлина у продолжателей Кретьена, а именно, это женщина в красном, которая появляется из воды и посылает Персеваля вернуть голову оленя. Эта Женщина Красной Звезды, чье платье символически приписывает ей силу просветления, оказывается наследницей феи Морганы, от которой она получила шахматную доску, на которой Персеваль терпит поражение от невидимого противника. Не может ли этот невидимый противник оказаться «скрытым Мерлином», с которым живет эта женщина (как это сделала Моргана)? В любом случае это архетипический мотив волшебных сказок, состоящий в том, что до того, как герой сможет добиться ее любви, он должен сначала отделить образ анимы, которую он должен победить, от невидимого языческого духа, который он должен победить прежде. В норвежской сказке «Der Kamerad»[350] принцесса по ночам вступает в половую связь с троллем и вместе они убивают всех ее поклонников, вплоть до появления героя, который способен победить тролля. В параллельной северогерманской сказке[351] тролль — это старик, который живет в горе и совершает службу перед алтарем, на котором лежит колючая рыба. Этого старика нужно победить, прежде чем герой сможет жениться на принцессе.
Здесь «старец горы» — конечно же Вотан, ждущий момента своего возвращения и тем временем (поскольку он не признан или его не принимают всерьез) овладевающий бессознательной душой человека, анимой, в злом образе. Игра в шахматы, однако, указывает скорее на Керуннуса, которого часто изображают с игральной доской[352]. Как и руны Вотана, все эти игры служат цели прорицательного познания воли богов. В Мерлине, возможно, возрождается более древний образ Бога, образ, в котором аспекты Вотана смешиваются с чертами связанного с архетипами Керуннуса, образ внутренней целостности, который отпечатывает в человеке свои еще не выполненные требования. Подобно упомянутым сказкам, Мерлин — если всегда считать, что именно он стоит за водной феей — также составляет в каком-то смысле опасную судьбу для героя. Задачу найти голову оленя, которую дает Персевалю Женщина Красной Звезды, возможно, стоит понимать в том смысле, что олень представляет Мерлина-Меркурия, который часто посещает аниму как невидимый любовник и которого Персеваль должен победить, прежде чем он сможет завоевать ее. Но в этом случае, почему Носительница Грааля вдруг вмешивается и замедляет нахождение Персевалем оленя? Предполагая, как предложили мы, что Мерлин — это божественное содержимое сосуда Грааля, мы столкнемся с дупликацией этого мотива. Тайная цель обеих фигур — в том, чтобы привести Персеваля к символу Самости, но Носительница Грааля более склонна поставить его на путь дальнейшего развития христианского символа, в то время как водная фея поведет его к возвращению к языческому духу природы — последний не обязательно стоит интерпретировать как нечто, обладающее низшей ценностью. При окончательном анализе обе женщины движутся в одном и том же направлении.
В этой связи Гарсаль, Белый Рыцарь, может быть интерпретирован на христианское этическое отношение, противопоставленное намерениям второй анимы. Поскольку у Мерлина есть черты, как Христа, так и Антихриста, поставленная задача была практически неразрешима для человека средневековья, который был не способен мыслить парадоксами.
В этой истории олень появляется в дублированной форме, для которой можно рассмотреть следующую диаграмму:
В той мере, в какой он несет в себе животные компоненты символа Христа, и, как образ superbia, запечатлен дьявольскими чертами[353], первый олень, прибитый к дереву — это центральная фигура между полярными противоположностями Христа и Антихриста. Это регрессивное внешнее проявление Избавителя, в котором светлые и темные стороны все еще кажутся объединенными. Второй олень, преследуемый Гарсалем, будет прогрессивной формой проявления, равной Мерлину, спасителю, в котором противоположности кажутся более близкими друг к другу на более сознательном уровне. Ось напряжения (Христос-Антихрист) иллюстрирует моральную проблему добра и зла, в то время, как вторая ось (Олень I — Олень II) изображает проблему регресса или прогресса жизненного процесса и опасность вновь утонуть в первоначальном языческом единстве вместо того, чтобы двигаться к обновленному состоянию единства. Это не только олень, но и образ анимы, который появляется в дуплицированной форме. Это указывает на эмоциональную неопределенность рассмотрения, которую, очевидно, сначала почти невозможно преодолеть. Само собой, требуется большая широта сознания и зрелость чувств, чтобы полностью понять такой образ, как алхимический Меркурий или Мерлин из легенды о Граале. Пока современная психология не открыла, что исходная природа человека дуальна — тот факт, что он состоит из сознательной и бессознательной личности, каждая из которых компенсирует другую — такое понимание было практически невозможно; лишь с трудом сознательный ум был способен освободиться от определенных одноколейных формулировок. Более того, человек средневековья должен был выполнить еще и другую задачу, ту, что согласовывалась со стремлением вверх, так ясно представленном в архитектуре того времени. Он поднялся снизу, из тьмы бессознательного и варварства, и его задачей было преодоление чисто природных условий, в которых первобытный человек еще находится в плену[354] и принять духовное отношение. Для выполнения этой задачи христианская доктрина давала не только наиболее полное выражение, но также предлагала помощь и руководство. Даже сейчас многие все еще трудятся над этой проблемой; более того, она индивидуально представлена в каждой человеческой жизни. Тем не менее, для современного человека проблема в целом иная, в той мере, в какой с течением веков он отождествлял себя исключительно с добром, или с духовным, и, следовательно, он больше не «внизу», но лишь «наверху» — или, по крайней мере, представляет себе, что он наверху. И поэтому для него стало необходимо еще раз проследить свои шаги на темную сторону инстинктов.
Если объединение противоположностей путем синтеза было невозможно в средние века, тем не менее, казалось, что все указывает на тот факт, что наш век обременен долгом, если не выполнения этой задачи, то, по меньшей мере, взятия ее в свои руки.
Неопределенности современной жизни будут все более и более заставлять людей интересоваться своей «другой стороной», и, конечно, не случайно, что открытия психологического искусства выковали инструмент, который может одновременно и показать нам путь, и помочь нам выполнить эту задачу. Открывание бессознательного побуждает к расширению и углублению сознания, что делает возможным новую и лучшую ориентацию, таким образом оказывая неоценимую помощь. Более того, через возрождение или включение архетипов — которые явно не только образы, но и idees forces т. е. силы — именно эти силы становятся доступными. В добавление к знанию и пониманию, вливание этих сил в сознание также делает возможным вызвать требуемое отношение, которое необходимо, как уже подробно объяснялось, для завершения целостности.
Глава 23Решение Мерлином проблемы Грааля
В «Персевале», третьей части работы Робера де Борона (или его продолжателя) мы рассмотрим лишь роль Мерлина, поскольку остальное действие почти полностью совпадает с таковым у Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха[355]. Но в отличие от этих версий, «Персеваль» де Борона начинается не с юности героя, а с коронации Артура — с того места, на котором заканчивается часть «Мерлин». Мерлин появляется во время праздника коронации, и его рекомендуют королю как советника. Он рассказывает Артуру о трех столах, и предсказывает, что король, как два принца Британии до него, станет королем Франции и императором Рима. Но прежде его усилиями должен достигнуть славы Круглый стол.
После этого вновь рассказывается история о Иосифе и Граале. Вдобавок упоминается, что Брон, Король-Рыбак, находится теперь в одном из самых красивых мест мира —