Легенда о командарме. О командарме 2-го ранга М. К. Левандовском — страница 2 из 23

После некоторых колебаний Левандовский решил поехать в Петербург и поступить во Владимирское военное училище, одно из двух существовавших в России подобных учебных заведений, куда принимали детей неимущих. Способного юношу рекомендовал сам тогдашний военный министр...

Быстро пролетели годы в шумной и нарядной столице. В 1912 году бравого юнкера произвели в подпоручики и направили в 202-й Горийский пехотный полк, стоявший в Кутаиси. Молодой офицер нес службу исправно. С солдатами был строг, но заботлив и справедлив, свое свободное время по пустякам не тратил. Закрывшись по вечерам в холостяцкой квартире, усиленно готовился к поступлению в Академию Генерального штаба.

В городе Михаил появлялся редко. Любил в одиночку побродить по горам, любуясь живописными окрестностями, посидеть с книгой на берегу звонкого ручья.) Однажды во время прогулки он повстречался с юной черноокой грузинкой Лидией, дочерью крестьянина Иеремия Кубайнешвили. Молодые люди полюбили друг друга и вскоре поженились.

V После скромной свадьбы молодой офицер с удвоенной энергией налег на учебу, но все планы нарушила мировая война. В один из осенних дней поднятый по тревоге полк погрузили в теплушки и отправили на фронт.

Младший офицер пулеметной команды Михаил Левандовский отличался в боях завидной храбростью, самообладанием, умением не теряться в самой сложной боевой обстановке. Он блестяще проявил себя в сражениях в Восточной Пруссии, под Варшавой и в Галиции, за что был награжден пятью боевыми орденами и медалями, произведен в чин штабс-капитана.

После второй тяжелой контузии Левандовский почти полгода лечился в госпитале. Приговор врачей был единодушным — к военной службе непригоден, но штабс-капитан упросил начальство направить его в Тифлисскую школу прапорщиков курсовым командиром и преподавателем военного дела.

Спокойно протекала жизнь в тыловом городе. Здоровье постепенно восстанавливалось, и все чаще молодой офицер подумывал о возвращении на фронт. Было стыдно и тягостно находиться в тылу, поскольку он всегда считал, что в тяжелый для России час его место там, где идет сражение. В конце концов Михаил Карлович добился своего — его направили в действующую армию, назначив командиром 1-го броневого автомобильного дивизиона. И вот теперь он не у дел...

— Все! Конец военной карьере, — думал Левандовский, глядя из окна вагона, уносившего его в пыльный, пропахший нефтью Грозный.

За семь лет его отсутствия город почти не изменился, если не считать того, что с тротуаров полностью исчезла нарядно одетая публика, пропали богатые конные экипажи и входившие в моду авто. Приближались рождественские праздники, но по пути попадались лишь редкие, спешившие куда-то прохожие. Левандовский понял, что в родных местах творится что-то неладное. Но что? Почему?

Уже несколько месяцев горожане жили в постоянном страхе. Не только ночью, но и средь белого дня происходили грабежи и убийства, неожиданно в разных концах города вспыхивали ожесточенные перестрелки. Не работал телеграф. Не ходили поезда. На ржавевших станционных путях застыли остовы сожженных вагонов.

Михаил ходил по пустынным, словно вымершим, улицам такого знакомого и близкого ему города, а мысли его невольно вращались вокруг причин, породивших такую ситуацию.

На Тереке уже давно причудливо и хитроумно переплелись между собой национальные, религиозные, классовые и социальные противоречия. Особенно они обострились после Февральской революции. Иногородние крестьяне настаивали на передаче им земли и требовали уравнять себя в правах с казаками. Ингуши и чеченцы хотели вернуть отобранные еще царским правительством и отданные терским казакам земли.

Составляя всего 20 процентов населения области, казаки владели 60 процентами наиболее плодородной земли. Многие из них занимали такие большие наделы, что не могли обрабатывать их своими силами и сдавали горцам в аренду, взимая за это кабальную плату. Только ингуши платили за землю, принадлежавшую им прежде веками, свыше 300 тысяч рублей золотом. Споры из-за земли постоянно приводили к кровавым столкновениям. Активнее других горских народов действовали чеченцы, они нападали на казачьи станицы, обстреливали поезда, совершали молниеносные набеги на предместья Грозного, оставляя после себя горящие нефтяные промыслы. Горская беднота поднималась на борьбу с местной знатью и российской буржуазией.

С каждым днем все резче обозначалась классовая рознь, обострялись противоречия и в казачьей среде. Неимущие казаки все больше сближались с иногородними, выступали за упразднение прежних сословий. Офицеры и богатые станичники всячески цеплялись за старые порядки. Они вели в станицах контрреволюционную пропаганду, призывая казаков к вооруженному выступлению против Советской власти.

Вот такую сложную обстановку застал Михаил Левандовский в своих родных краях. Лишь большевики сохраняли в этой ситуации выдержку и благоразумие, делали все возможное для того, чтобы потушить пожар разгоравшейся междоусобной войны и создать на Тереке единый революционно-демократический фронт. Ими руководили С. М. Киров и приехавший из эмиграции большевик с 1902 года Самуил Григорьевич Буачидзе (партийная кличка Ной), близкий друг Серго Орджоникидзе, его политический наставник. Буачидзе вел революционную работу в Грузии, Ростове-на-Дону, в Москве. Много раз подвергался репрессиям со стороны царских властей. В 1911 году он совершил дерзкий побег из якутской ссылки и эмигрировал в Швейцарию, где неоднократно встречался с В. И. Лениным. И вот в апреле 1917 года по заданию ЦК РСДРП (б) он приехал на Терек.

По инициативе большевиков в городах и станицах начали создаваться военно-революционные комитеты и формироваться рабочие дружины. Михаил Левандовский вместе с отчимом записался рядовым бойцом в пятую роту самообороны, возникшую на нефтеперегонном заводе. Она произвела на бывшего штабс-капитана удручающее впечатление. Бойцы были одеты кое-как, вооружены винтовками самых разных систем, не имели ни малейшего понятия о воинской дисциплине. Командовал ими хотя и бойкий, но явно незнакомый с военной, а уж тем более со строевой службой парень. Михаил, привыкший к строгому воинскому порядку, вместе со всеми молча выполнял приказы — ползал по грязному снегу, с остервенением колол соломенное чучело, лязгал затвором винтовки, имитируя стрельбу. Делал все точно и аккуратно, легко и умело. Это заметили бойцы и все чаще, минуя командира, стали обращаться к нему за советом. Михаил Карлович никому не отказывал, терпеливо разъяснял все премудрости ратного дела.

Вскоре на общем собрании бойцы избрали его ротным командиром. Доверие рабочих окрылило Левандовского. Все дни проводил он с красногвардейцами, занимался с ними строевой и боевой подготовкой. Лишь поздно вечером появлялся в одноэтажном флигеле, где ждали его родители и жена.

В марте 1918 года в Пятигорске состоялся II съезд народов Терека, признавший власть Советов. Произошли изменения и в Грозном. Члены ВРК и президиума городского Совета встретились с представителями окрестных станиц и после горячих дебатов, длившихся всю ночь, 27 марта 1918 года избрали Центральный Совет рабочих и военных депутатов, провозгласивший себя высшим органом власти в пределах города и его окрестностей. Его председателем стал большевик Николай Гикало.

Ранним утром, когда за окнами еще лежала предрассветная синева, в ставни крохотного флигелька кто-то робко постучал. Михаил был уже одет, поэтому тут же вышел на крыльцо. Перед ним стоял худенький, небольшого роста парнишка. Приклад висевшей на его плече винтовки едва не касался земли.

— Мне нужен Михаил Левандовский, — сказал он, всматриваясь в вышедшего из дома не по-детски серьезным взглядом.

— Я Левандовский, — ответил Михаил Карлович. — В чем дело?

Паренек не ответил, протянул сжатую в маленьком кулачке бумажку и молча пошел прочь.

Записка содержала лишь одну строку: «Прошу срочно прибыть в исполком Совета. Председатель Совдепа Гикало».

Двухэтажное здание, в котором размещался Совет, было погружено в темноту. Светились лишь крайние окна на верхнем этаже. Левандовский поднялся по лестнице и постучал в дверь. В небольшой комнате сидели двое. Худощавый молодой человек лет двадцати, с черными волосами и тонкой полоской усов над пухлыми губами, другой, чуть постарше, в кожаной куртке, перетянутой широким солдатским ремнем, стоял у окна.

— Мы пригласили вас по очень важному делу, — начал разговор Гикало. — Вы, вероятно, знаете, что по всему Северному Кавказу установилась Советская власть. Но контра не дремлет. Казачьи части, возглавляемые офицерами, отказались подчиняться Советам, заняли по отношению к пролетарскому Грозному враждебную позицию. В этих условиях Центральный Совет вынужден приступить к организации Красной Армии. На заседании Совета решено образовать коллегию по ее формированию. Я утвержден председателем. Нам нужен опытный военный специалист. Рабочие нефтеперегонного завода ручаются за вас, уверяют, что вы — надежный человек. По их рекомендации коллегия назначает вас ответственным организатором Красной Армии в Грозном. А это ваш помощник — Александр Носов, — Гикало указал на стоявшего у окна человека. — Он большевик, хорошо владеет чеченским языком, знает обычаи горцев, поможет вам привлечь в Красную Армию бедноту.

Гикало открыл ящик стола:

— Возьмите шестьсот рублей на первое время. Занимайте под штаб дом заводчика Нахимова, что возле городского сада, и начинайте действовать.

В жизни Михаила было немало крутых поворотов, но такого еще не было. «Мне, бывшему царскому офицеру, доверяют формировать революционную армию? Выходит, что большевики знают обо мне больше, чем я сам?» — пронеслось в голове Левандовского.

— Что ж, спасибо за такую честь, товарищ Гикало.

Я не подведу, — ответил он, сдерживая волнение. — Разрешите действовать?

— Давай! — Николай Федорович протянул ему руку: — Желаю удачи.

Левандовский сразу же отправился к особняку Нахимова, стоявшему за литой чугунной оградой в окружении зеленеющих деревьев. Здание ему понравилось. Оно было прочным и вместительным, особенно приглянулся просторный и сухой подвал, который Михаил сразу же решил приспособить под арсенал.